– Ничего не ешь, – велела я подруге, – это все морок, откусишь – вполне может оказаться, что палку сухую глодаешь или что похуже. Хозяева наши те еще затейники. То есть хозяин. Пан Легион, может… это, поменьше вас пусть станет? А то в глазах рябит, право слово.
Я усадила панну Ясну в одно из креслиц, проверила устойчивость наколдованной мебели и тоже устроилась, сложив на столешнице руки. Дух, принявший облик прекрасного светловолосого юноши, опустился напротив, десяток красноглазых рож прижимались к ажурной решетке снаружи.
– Так не рябит? – спросил Легион любезно. – Начнем веселье?
– Ван Диормод, – проговорила Ясна, и я поняла, что с ней прямо сейчас ведется совсем другая беседа, – очень приятно познакомиться.
– Начнем, – вздохнула я и погладила кончиками пальцев рожицу Болтуна на чеканной пластине.
Вспышка. Черноволосая девушка рыдает на коленях перед пустой застеленной кроватью. Это я. Мутти сегодня похоронили. Больно, как больно. Одна, совсем одна. Вспышка. Кладбище, толпа в траурных одеждах, в землю опускается деревянный гроб, вдова прижимает к груди осиротевших детишек. Твоя вина, Моравянка. Стригои осушили почтенного горожанина, а ты не уберегла. Вспышка. Опять трупы, боль, горе, слезы, вина.
– Зачем жить, Мармадель? Ты абсолютно бесполезна. Без тебя всем лучше будет. Знаешь, как раньше тех Берегинь, что с работой своей не справлялись, наказывали?
– Знаю.
Изможденные грязные люди потрошат на жертвенном алтаре бьющуюся в агонии женщину. Кровь стекает в каменный желоб, под ним, широко открыв рот, стоит на четвереньках рыхлый старичок в парчовой распашонке. Жрец? Князь? Какая разница?
– Как-то сегодня без огонька? – хмыкнула я с кривой улыбкой. – Повторяетесь, пан Легион.
Картинка меняется.
– Адичка, – говорит тетка Рузя, заламывая ручки, – развоплоти меня, сил никаких нет терпеть… Обеих пореши. Мы ведь те самые страшные сестры, которые тебе в кошмарах являются, от нас тебе опасность грозит.
– Отпусти, – вторит Гражина. – Только и нужно, кристалл этот треклятый в ручки взять…
– Чего? – тряхнула я головой, сбрасывая морок. – Пан Легион, какой еще кристалл?
– А я откуда знаю? – удивился дух Медоточия. – Все у тебя в голове.
Я зажмурилась, попыталась опять поймать то самое видение. Тетечки, ау!
Мармадюк. Нет, Марек пришлый в вытертой до ветхости сорочке и с черными как ночь глазами:
– Ты как смерть, Мармадель, моя личная смерть. – Рот его растягивает глумливая улыбочка. – Никто не может тебя полюбить, даже под действием чар. Ты думаешь, что мы с тобой друг другу судьбой предназначены? Знаешь, где я эту судьбу видел?
Кровь стекает в каменный желоб, под ним, широко открыв рот, стоит на четвереньках…
– А сам говорил, в цветок превращусь, – бьюсь я на жертвенном алтаре. – А еще, что мяса не ешь. И вот, кстати, любопытно, за каким фаханом тебе мои панталоны понадобились?
Вспышка.
Прекрасный как мечта пан Легион посмотрел на меня, приоткрыв безупречных очертаний рот:
– Какие еще панталоны?
– Кружевные, – удовлетворила я его любопытство.
Но, видимо, удовлетворила не до конца, пришлось рассказывать все в подробностях, с момента, когда в «Золотой сковородке» появился потерявший память великий чародей Мармадюк.
– Мармадюк? – переспросил дух. – Ученик Этельбора? Ты молчи!
Мужской палец с безупречно отполированным ногтем ткнул в золотую пластину Болтуна, и увещевания артефакта не откровенничать с нижними существами прервались на полуслове.
– И темнейшее высочество Караколь собирается нас уничтожить? Зачем?
– Ну, ему за это в вышней канцелярии каких-нибудь плюшек отсыплют. Ради них и старается. Но, как бы там дело дальше ни обернулось, пан Легион, знайте, горожане на вашей стороне.
– Слабое утешение. – Дух посмотрел на страшные рожи, прижатые к решетке, перевел взгляд на меня. – Говоришь, браслет подчиняется лорду Мармадюку?
– Да.
– Значит, между ними связь должна быть. Ну-ка, дай сюда.
Ясна покачивалась на соседнем кресле из стороны в сторону, смотрела прямо перед собой невидящими глазами, бормотала невнятицу. Понятно, пан Легион и подруге какие-то ужасы показывает. Тоже на самоубийство небось подбивает?
– И не подумаю! – спрятала я за спиной руки. – Что пан делать собрался? И, пока пан не ответил, давайте соратницу мою по короне хороводной отпустите. Ну право слово, что о нас, тарифцах, заграничные трепетные девы подумают? Дикари, скажут, необразованные, то бубенцами чуть не в лицо тычут, то ужасами стращают…
– Так для равновесия, Моравянка. Неужели за столько лет себе этого не уяснила? Да ничего с твоей подружкой не случится. Ей полезно даже слегка побояться, да. А то совсем себя запустила, дурочка верная. Ну же, не капризничай, протяни руку.
Я все еще сомневалась, пан Легион нехорошо оскалился:
– Все это время, Берегиня, мы с тобой серьезно даже не занимались, так, по верхушкам твоих страхов скакали. Не подчинишься, можем и поглубже копнуть.
Вот чего терпеть не могу, так это пустых угроз.
– Я лорда Мармадюка люблю безумно, – сообщила я скучно. – Потому позволить пану ему вред причинить никак не могу.
– Безумно? А чего ж ты тогда здесь с нами беседуешь, а не валяешься в ногах у предмета страсти, чтобы хоть капельку внимания на тебя обратил?
– Успеется, – пожала я плечами. – Рассвет скоро, медоточивые камни врата свои приоткрытые закроют, так я сразу валяться отправлюсь.
– Не отправишься. – Дух Медоточия посмотрел на меня даже с каким-то сочувствием. – То есть, может, и побежишь, даже скорее всего, но любимого твоего не отыщешь.
– Врете? – предположила я.
– Никогда, Мармадель, тебя не обманывал, ни разу.
– Тогда скажите, что с помощью Болтуна делать собираетесь?
– Да, – сплюнул артефакт. – Что? Думал, твое нижнее колдовство со мною, величайшим, надолго совладает? Не верь ему, Аделька!
Дух пожал плечами, обтянутыми безупречным старинным камзолом:
– Посмотреть, послушать, разузнать, при возможности договориться, чтоб грозная вышняя канцелярия нас в покое оставила. Хочешь, покажу тебе, что с лордом чародеем именно в этот момент происходит?
– Хочу! – Я доверчиво протянула руку и поморщилась от хватки духа Медоточия.
Возмущенные вопли Болтуна растворились в недоброй тишине.
Полутьма, круглая комната, как будто находящаяся внутри башни. В центре из каменного грубо обтесанного стола бьет в потолок сноп света. В нем проглядываются фигуры мужчин в островерхих колпаках. Мармадюк сидит на стуле, Караколь чуть поодаль стоит, сложив за спиной крылья. Фей нигде не видно, хотя нет, вот они, прекрасные и безмятежные, выглядывают из картины, которая украшает глухую стену.
– Лорд Мармадюк, ученик Этельбора, – доносится до меня гулкий как колокол голос, – ты признаешь свою вину?
– Разумеется. – Маг сидит расслабленно, забросив ногу на ногу. – И готов понести заслуженное наказание.
– Ты похитил волшебные растения из королевского сада? Ты пытался обмануть судьбу? Ты надел на человеческую женщину браслет подчинения, заставив ее тебя полюбить?
– Три раза да.
– Ты готов хотя бы частично исправить причиненный вред?
Черные как ночь глаза, холодная улыбка:
– Увы, Мармадель по прозвищу Моравянка будет носить верховный артефакт подчинения до конца своей жизни.
– Ты понимаешь, что это увеличивает твою вину?
– Вполне.
Всхлип Болтуна донесся как будто издалека:
– Ты поняла? Он не хочет, чтоб феи снова попытались тебе вред причинить. Им-то, идиоткам сластолюбивым, никакого наказания не грозит.
– Цыц, – сказал дух, – связь держи, мне пару слов до лордов-чиновников донести надо.
Чего он там доносил, я не услышала, смотрела в любимые черные глаза, грустные, потерянные. В них я видела смерть. По щекам потекли горячие слезы, я моргнула, а когда стала вытирать влагу, Мармадюка в комнате уже не было, только на стуле белело маленькое птичье перышко.
– Ну что, – сказал Легион со вздохом, отпуская мою руку, – неужели именно сейчас нам удалось Берегиню вольного Лимбурга заставить свою цветочную кровь открыть?
– Не дождетесь, – шмыгнула я носом. – А то я раньше не знала, что для вышней братии справедливость – пустой звук.
– И что теперь?
– Теперь? – Болтун вибрировал на запястье. – Мне срочно нужно помыться! Слышишь. Моравянка? Меня лапали! Как какую-то легкомысленную пейзанку!
– Боишься, что женщиной себя ощущаешь? – предположил Легион.
Вот умеет че… то есть существо по самому больному ударить. Восхищаюсь.
– Действительно, – сказала я. – Что теперь? Мармадюк…
– Отправлен отбывать наказание, потому что испытание он провалил. А вот, может, вылизаться? Как кошка? Нет, тоже противно. Прости, отвлекся. О чем это я? Ах да. Мармадюк наказан, Караколь останется дальше испытание свое проходить, приглядывая за Лимбургом. Феи… Им ничего не будет. Вышние, знаешь ли, глупость не наказывают. Если бы действительно вред какой людям причинен был, а так всю вину за твою порушенную судьбу, погибших родителей и цветочные твои особенности Мармадюк на себя взял.
– Ну да, они всего лишь похитили человеческого ребенка и наделили его волшебной силой, чтобы мага за нелюбовь наказать. Такая мелочь, – сказал дух Медоточия. – Я спрашивал, что собираешься делать ты, Мармадель? Нас вышние сферы пообещали в покое оставить, поэтому ждем нашу Берегиню в гости в любой момент.
– Благодарю вельможного пана. Все? Рассвет? Можем уходить? Яську мне до безумия не довели?
– Леди ван Диормод очень разумная девушка, – похвалил крыску Легион. – Ей только и нужно было свои страхи отработать.
– Отработать страхи, – ахнул браслет, – чтоб они больше власти над ней не имели. Послушайте, любезный, а можно, когда Аделька к вам в следующий раз явится, вы мне отдельную аудиенцию организуете? Ваши мысли об управлении душевными порывами крайне любопытны.
– Ты ничего не понял, вышний артефакт, – дух Медоточия на глазах старел, его прекрасное лицо бороздили морщины, а золотые волосы покрывала седина, – Мармадель больше сюда не придет. У нее другая жизнь и другая судьба. Сейчас вы с юной панной отправитесь в трактир, чтоб отпустить на волю неупокоенных родственниц, а потом… Кто знает, судьба – штука прихотливая.