– Девушка? Но вы ведь согласны, что женщина не способна к наукам, письму и риторике? Или она привлекла вас по каким-то иным, более земным причинам? – И он хитро подмигнул Алкуину.
Тот нахмурился:
– Уверяю вас, нет, ваше преосвященство. Мне нужен секретарь, и ее появление здесь – настоящий подарок судьбы.
– Ну что ж, если это ваш каприз, поступайте как знаете. Только пусть не бродит по ночам и не смущает служителей церкви.
Алкуин был доволен. Он выпил немного вина и взял еще кусочек пирога. Вдруг он вспомнил о преступнике и спросил Лотария, за что его должны казнить.
– Мне кажется, вам эта казнь не по душе, – осмелился предположить епископ, набивая рот очередным огромным куском. – Когда я вас пригласил, вы не выказали особого интереса, и должен признать, брат Алкуин, меня это обеспокоило.
– Смиренно прошу простить меня за то, что не разделяю вашего пыла… – Алкуин положил себе немного сыра… – Но мне всегда претило отношение к смерти как к развлечению. Возможно, если я узнаю подробности произошедшего, то лучше пойму вашу позицию, однако в любом случае не тревожьтесь понапрасну: я пойду с вами на казнь и буду молиться о душе преступника.
Лотарий с досадой оттолкнул от себя кусок пирога.
– Actio personalis moritur cum persona43. У нас в Фульде духовенство уважает закон, как, надеюсь, и у вас в Британии. Наше скромное присутствие не только приободрит преступника в его последний земной час, но и внушит должное уважение толпе, которая, насколько вам известно, склонна следовать примерам, несовместимым с учением Спасителя.
– Восхищен столь похвальными намерениями, – сказал Алкуин, – однако считаю, что подобные представления лишь развлекают народ и потакают его низменным инстинктам. Разве вы не видели, с какими гримасами на лицах они рукоплещут агонии осужденного, не слышали грязных ругательств в адрес того, кто корчится на виселице, не обращали внимания на сладострастные взгляды, затуманенные вином?
Епископ перестал жевать и с укором посмотрел на Алкуина:
– Послушайте, что я вам скажу. Этот ублюдок убил девушку, находившуюся в самом расцвете юности. Он надругался над ее девственностью и перерезал ей горло серпом.
Алкуин поперхнулся и еле проглотил взятый кусок. Он даже не предполагал, что преступление было настолько тяжкое.
– Это действительно ужасно, – наконец произнес он, – но я ничего не знал. Если всё так, то наказание…
– Любезный брат, не мы, скромные служители Господа, диктуем законы, а члены капитула при Карле Великом. Кроме того, я не понимаю, что вы можете предложить взамен вынесенного заслуженного приговора.
– Нет, нет, пожалуйста, не надо превратно истолковывать мои слова. Я, как и вы, считаю, что преступление требует справедливого наказания, соответствующего тяжести совершенного деяния. Просто сегодня утром, после мессы, я разговаривал с капелланами, и их замечания привели меня в замешательство.
– О чем же они говорили?
– Они говорили, что лучше бы этому дурачку, то есть, как я понял, осужденному, вообще на свет не родиться. Вы понимаете, что они имели в виду?
– Вы же сами сказали, что речь шла об этом идиоте. Не вижу в их словах ничего странного, – заявил Лотарий и положил себе еще пирога.
– Я действительно спросил у них о Борове, кажется, так его называют. Они рассказали: он дурачок с рождения, но до убийства никогда не причинял никому ни малейшего беспокойства. Иногда, правда, люди его пугались, но это было связано с его внешностью, а не с поведением. Никто и представить не мог, что этот человек способен на столь жестокий и отвратительный поступок.
– Так оно и есть. По-видимому, дорогой Алкуин, вы знаете об этом деле больше, чем говорите.
– Мне известно только то, о чем я сейчас рассказал вам. Но я, например, не знаю, как была установлена его вина. Его застали, когда он напал на девушку? Кто-нибудь видел его там или, может быть, нашел его перепачканную кровью одежду?
Епископ встал и резко отодвинул тарелку:
– Habet aliquid ex iniquo omne magnum exemplum, quod contra singulos utilitate publica rependitur44. Это чудовище виновно. Его судили и вынесли приговор, и как любой добрый христианин я надеюсь, что вы одобряете намерение отправить его в ад.
Такая реакция епископа удивила Алкуина. Он не собирался оценивать его действия, просто задал несколько вопросов, однако вынужден был признать, что вел разговор неподобающим образом. На самом деле у него не было никаких причин оспаривать мнение Лотария.
– Дорогой отец, искренне прошу вас простить меня, – повинился он. – Можете рассчитывать на мое присутствие, если по-прежнему считаете это необходимым.
Лотарий посмотрел на него сверху вниз.
– Надеюсь видеть вас там, брат Алкуин. И советую больше беспокоиться о жертвах, чем об убийцах. Ни для них, ни для их защитников нет места в Царствии Небесном, – сказал он и вышел, не попрощавшись.
Спустя какое-то время Алкуин окончательно уверился в том, что вел себя непростительно глупо. Теперь Лотарий будет считать его высокомерным британцем, стремящимся не столько заниматься делами, сколько демонстрировать собственное превосходство. Но хуже всего было то, что рано или поздно это противостояние обязательно выльется в какую-нибудь неприятность.
После завтрака он направился в сторону кухонь, чтобы взять пару яблок перекусить в полдень. Выбрав свои любимые – спелые, желтые и душистые, он пошел в библиотеку, расположенную в противоположной, южной части здания, окнами во внутренний двор. Как ему сказали, епископ распорядился устроить ее там, чтобы защитить от ветра и сырости.
Открыв дверь, он с удивлением обнаружил Терезу, сидящую на единственной в помещении скамье. Девушка водила пером по воздуху, словно писала на воображаемом пергаменте, но делала это так изящно, что движения больше походили на танец. Алкуин подумал, она упражняется, хотя у нее и так были несомненные способности, необходимые для столь тонкого искусства, как копирование текстов.
– Добрый день, – прервал он ее странное занятие. – Мне казалось, сегодня ты не должна была приходить.
Девушка вздрогнула и уронила перо на стол. Несколько мгновений она, застыв, смотрела на Алкуина, а потом вдруг вскочила как ужаленная.
– Я… я практиковалась, – стала оправдываться она. – Мой отец говорит, если должным образом заниматься, можно добиться всего, чего захочешь.
– Да, обычно так и бывает, если много заниматься… и еще если сильно верить. Для достижения успеха необходимо верить в то, что делаешь. Кстати, тебе нравится твоя работа? Ну, изготовление пергаментов?
Девушка молчала, щеки ее зарделись.
– Не хотелось бы показаться неблагодарной, но я занимаюсь этим только потому, что хочу быть поближе к книгам.
– Я ценю твое чувство вины, хотя тебе не в чем себя винить, – сказал Алкуин. – Божественное провидение каждому определяет его место, но кто сказал, что тебе предопределено переплетать книги, пусть даже ты делаешь это весьма умело?
Несколько мгновений девушка стояла с опущенной головой, но вдруг лицо ее озарилось.
– Мне очень нравится читать! В любую свободную минутку я берусь за книгу и тогда, мне кажется, попадаю в другие страны, говорю на других языках, проживаю другие жизни. – Глаза ее блуждали, словно она пыталась все это представить. – Наверное, ничего лучше на свете не существует. Иногда я даже представляю, будто сама пишу – не переписываю чужие тексты, а записываю собственные мысли. – Она вдруг замолчала, боясь, что сказала глупость. – Даже не знаю… Моя мачеха считает, у меня ветер в голове, нечего, мол, заниматься мужским делом, нужно выйти замуж и родить детей.
– Никому не известно, что нужно. Возможно, Господь уготовил тебе именно такой путь. Сколько тебе лет? Двадцать два? Двадцать четыре? Посмотри на меня. Мне уже шестьдесят, а я простой учитель. Я немногого достиг, но я счастлив исполнять обязанности, возложенные на меня Господом.
– Значит, от меня это не зависит? Я хочу сказать, Господь уже решил, какое меня ждет будущее?
– Вижу, ты еще не читала «О граде Божием», иначе знала бы то, что святой из Гиппона45 так ясно изложил в своем труде: наша судьба предначертана звездами, их расположением и движением.
– А вы можете ее определить?
– Это не так просто. Нужно разработать твой астральный прогноз, а для этого нужно знать точный момент твоего рождения, в каком положении тогда находилось Солнце, и многое другое и долго над этим работать.
Тереза была растерянна. Вдруг она нахмурилась и снова села на скамью.
– Но не означают ли ваши слова, что звезды могущественнее Божественного провидения?
– Это не совсем так. К тому же это утверждаю не я, а сам святой Августин, который в своих текстах задается вопросом, чем же являются звезды, если не орудием Господа, Его творением, зеркалом Его намерений. Творец вложил в нас душу не для того, чтобы мы стали рабами своей судьбы. Он наделил нас свободной волей, отличив тем самым от четвероногих, от диких зверей, населяющих наш мир. И эта воля подсказывает тебе, что ты должна быть настойчивой в своих стремлениях, что ты лучше послужишь Господу, если будешь заниматься чтением и письмом, а не сшивать листы и обрабатывать кожи, растрачивая на это жизнь.
– Отец всегда говорил мне то же самое. Конечно, другими словами, но примерно то же… А вы могли бы учить меня? – вдруг спросила Тереза.
– Учить? Чему?
– Но вы ведь сказали, что вы учитель. Тому же, чему вы учите своих учеников.
Сначала Алкуин засомневался, но потом мысль ему понравилась. В конце концов решили, что после работы пару часов будут изучать trivium и quadrivium, так как читать и писать Тереза умела прекрасно. Покончив с основными науками, перейдут к изучению священных текстов. Неожиданно Алкуин поднялся, словно вспомнил что-то.