– Осторожнее, девочка, жизнь этих четвероногих я ценю больше, чем многих двуногих.
Тереза вскипела, но сдержалась. Она бы с удовольствием отвесила ему пощечину, если бы не была уверена, что псы растерзают ее. Граф только посмеялся над ее негодованием.
– Отведите-ка ее в темницу, – приказал он, мгновенно изменившись в лице.
Не успела Тереза опомниться, как двое стражников уже волокли ее к подземным камерам. Девушка пыталась добиться объяснений, однако они не только не слушали ее, но еще и палкой ударили, чтобы она быстрее спускалась. Когда лестницу убрали, Тереза огляделась. Помещение было высотой примерно с трех мужчин, вставших на плечи друг друга, поэтому о побеге нечего было и думать. Вскоре наверху показались собачьи морды, а потом и лицо их хозяина.
– Вот что я тебе скажу, девочка. Мне искренне жаль твоего отца, но не нужно было угрожать Алкуину и тем более похищать у него пергамент.
– Какой пергамент? Я ничего у него не похищала, – в изумлении ответила Тереза.
– Ладно, как хочешь, но предупреждаю: если к утру не сознаешься, тебя обвинят в краже и богохульстве, будут пытать и сожгут на костре.
– Калека проклятый! Повторяю, я ничего у него не брала! – закричала она и запустила в отверстие пустой миской, которая, ударившись о стену, упала обратно.
Уилфред ничего не ответил, хлестнул собак и исчез из вида.
Убедившись, что он не собирается возвращаться, Тереза легла на то место, где совсем недавно умирал ее отец. Мысли путались, но ей было не важно, обвинят ли ее и в чем именно. Она ведь вернулась в Вюрцбург из-за Горгиаса, она боролась за него, даже осмелилась бросить вызов самому Алкуину, однако теперь, после его смерти, ей было на всё наплевать. Девушка вытянулась на соломе, которая впилась в нее сотнями холодных иголок, и горько заплакала. Всхлипывая, она думала, на каком кладбище ее похоронят.
Будь проклят этот документ! Из-за него погибли Генсерик, Корне, юный стражник, чье имя было ей неизвестно, кормилица… И наконец, Горгиас – отец, за которого любая дочь, не задумываясь, отдала бы жизнь. Горе ее было безутешно, а тут еще холод, быстро превративший ее в ледышку.
Примерно посреди ночи в щеку ей попал камешек. Тереза подумала, он отвалился от края ямы, однако второй, угодивший в ногу, заставил ее стряхнуть остатки сна. Девушка подняла голову, но никого не увидела. Наконец она заметила, что камешки летят сквозь зарешеченное отверстие со стороны конюшен, через которое яму набивают снегом. Тереза прислушалась – кто-то звал ее.
– Да? – тихонько откликнулась она.
– Это я, Исам, – раздалось издалека. – Как ты там?
Появившееся наверху лицо караульного заставило ее броситься на солому и закрыть глаза. Слава Богу, он быстро отошел, и Тереза снова встала, подняла камешек и бросила в отверстие.
– Послушай, – снова раздался голос Исама, – тут много стражи, но я все равно вытащу тебя оттуда, не сомневайся.
Она думала, Исам еще что-нибудь скажет, но он, по-видимому, ушел.
Больше Тереза не смогла уснуть и лежала с открытыми глазами, пока петухи не возвестили начало нового дня. Слабый свет стал сочиться через отверстие для снега, словно напоминая, что за ним – ее единственная надежда, и девушка долго смотрела туда в ожидании, вдруг появится Исам, однако чуда не произошло. Тут она заметила на скалистой стене какие-то значки, напоминающие здания, и вспомнила, что в тот день, когда сюда приходил Ценон, их не было. Ей показалось, изображения не случайно выстроены в горизонтальную линию, напоминающую балку под крышей. Вскоре в камеру спустили деревянную лестницу, и двое стражников велели ей выходить. Наверху ей вставили кляп, завязали глаза, связали руки и повели через кухню, которую Тереза опознала по запаху свежеиспеченного хлеба и яблочного пирога, и внутренний двор с его пронзительным утренним холодом туда, где ее ждал Уилфред. Она поняла это по рычанию собак, готовых разорвать ее. Вдруг по спине с силой ударили гибким прутом и затем принялись хлестать без устали, спрашивая, где пергамент, хотя она на каждый вопрос отвечала, что не знает. Наконец ее мучителям, видимо, это надоело.
– Теперь без одежды, – услышала Тереза.
Чьи-то руки разорвали платье, обнажив груди, и она почувствовала, как соски напряглись от страха. Девушка попыталась прикрыться, однако удары возобновились и следовали один за другим, а потом она перестала понимать, где находится.
Тереза очнулась вся в крови, но уже без повязки на глазах. Осмотревшись, она узнала скрипторий; стражник, глупо ухмыляясь, не сводил с нее глаз. Руки ей освободили, зато ноги сковали цепью. Спина горела, однако больше всего ее беспокоила нагота, и она старалась натянуть на себя остатки рваного плаща. Стражник, не отводя взгляда, сплюнул. В этот момент вошел Хоос Ларссон и склонился над ней. Лицо его выражало глубокое презрение, будто между ними никогда ничего не было.
– От побоев ты стала еще краше, – прошептал он ей на ухо, лизнув мочку.
Тереза плюнула ему в лицо, а он, не желая оставаться в долгу, отвесил ей пощечину, от чего щека сразу стала пунцовой.
– Ну же, будь паинькой, – вновь заговорил Хоос. – Разве ты не помнишь, как нам было хорошо?
Тереза опять почувствовала на коже его липкий язык. Затем он связал ей руки, всунул кляп и прошептал:
– Говорят, ты украла пергамент, это правда? – и улыбнулся. – Вот как бывает: несколько месяцев назад мне пришлось пырнуть твоего отца, чтобы добыть документ, а теперь являешься ты и запросто его уносишь.
Тереза дернулась, будто укушенная змеей, но Хоос продолжал посмеиваться и делать вид, будто ласкает ее.
–Говорят, тебя даже судить не будут, – сообщил он. – Видно, ты здорово им насолила, уже эшафот готовят.
Дверь приоткрылась, и Хоос немедленно отпрянул. В скрипторий вошли Алкуин, Уилфред и Дрого – missus dominicus.
Увидев Хооса, граф удивился.
– Хотелось попрощаться… – стал оправдываться Хоос. – Мы с ней…
Алкуин объяснил, что молодые люди состояли в греховной связи. Уилфред кивнул и велел Хоосу удалиться. Затем дал команду собакам, и те приблизились к Терезе.
– Во имя Господа Бога и сына его Иисуса Христа в последний раз призываю тебя открыть, где находится документ. Мы знаем, что тебе известно его значение, и если ты сознаешься, наше милосердие поможет тебе избежать мучений, но если будешь упорствовать, твое тело станет жертвой огненной бури, – пригрозил граф.
Ему показалось, Тереза хочет что-то сказать, и он попросил вынуть кляп, однако Алкуин воспротивился.
– Если бы она хотела, то уже созналась бы, – и монах показал исполосованную спину девушки. – Подождем, пока огонь начнет лизать ей ноги, тогда и посмотрим, хватит ли у нее разума заговорить.
Дрого согласно кивнул. Алкуин рассказал ему о произошедшем, и они решили отправить девушку на костер после ужина и вечерни. Затем все вышли, наказав стражнику никого к Терезе не подпускать.
Исам узнал о случившемся от Ургинды – похожей на бочку кухарки, которая сблизилась с Грацем, когда тот помогал ей на кухне. Кроме еды для судовой команды, женщина вручила Исаму тыквенный пирог для Граца и сообщила, что казнь состоится в крепости, а не в городе, поскольку, по мнению Алкуина, местные жители не поймут, как можно казнить девушку, воскресшую несколько дней назад.
– Я спряталась за занавеску и все слышала, – похвасталась кухарка и добавила к пирогу еще яблоко. – Правда, я тоже не понимаю, как после произошедшего с ней чуда она могла превратиться в ведьму? Мне эта девушка нравится, хотя я, конечно, кроме разных кушаний ни в чем не разбираюсь. Попробуйте-ка пирог. – И она рассмеялась, очень довольная собой.
Исам откусил и нашел лакомство черствым и безвкусным. Он заплатил за провизию, прикинул, который час, и помолился, чтобы задуманное удалось ему лучше, чем кухарке – пирог.
Оставив продукты в кладовой, Исам направился к башне, где, по словам Ургинды, должны были сжечь девушку. Это внушительное каменное строение возвышалось на скале на самом верху крепости, то есть являлось ее последним оплотом. Оттуда были видны не только Вюрцбург, но и подходы к нему, и долина Майна, и ущелья между скалами. Уже у подножия Исам обнаружил, что годы и небрежное содержание сделали свое дело – верхнюю часть башни пришлось подпереть огромным стволом, который другим концом упирался в стену.
Увидев во дворе возле башни костер, Исам нахмурился. Попасть сюда было трудно, так как башня стояла на обрыве, а вокруг стены шел ров. Он спрятался за грудой дров и стал ждать, пока соберутся все действующие лица.
Пошел дождь. Исам накрылся плащом, радуясь, что в такую погоду разжечь костер будет гораздо труднее. Вскоре зазвонили колокола. От нечего делать молодой человек принялся разглядывать подпиравший башню ствол и сообразил, что по нему можно перебраться через пропасть между башней и стеной.
Через несколько минут появилась повозка Уилфреда, за ней следовали Дрого, Алкуин и пышно разодетый Павел Диакон. Дальше в сопровождении двух стражников шла Тереза. Когда собаки подвезли хозяина к самому костру, Исам забился еще дальше. Сопровождавшие Уилфреда слуги воткнули факелы в землю и покинули двор. Дождь усиливался. По приказу Уилфреда стражники схватили Терезу, находившуюся будто в полусне, и уже собирались возвести ее на костер, когда Исам покинул свое убежище.
– Какого черта! – сквозь зубы процедил Уилфред.
Стражники взялись за оружие, но Дрого их остановил.
– Зачем вы тут? – удивленно спросил он.
Исам поклонился:
– Господин судья, эта девушка невиновна. Вы не должны допустить несправедливость.
Молодой человек попытался подойти к Терезе, но стражники преградили ему дорогу. Уилфред что-то скомандовал собакам, и те залаяли как одержимые. Затем он приказал стражникам поджигать костер, однако Исам выхватил кинжал и бросил его – оружие просвистело в воздухе и вонзилось в повозку прямо под причинным местом Уилфреда.
– Если у вас есть сердце, я легко попаду в него, не сомневайтесь, – пригрозил он, доставая еще один кинжал.