– Давай мне, – неожиданно предложил Олег. – Я в футляр положу. И под рукой будут и спрятаны.
– Тебе? – она смотрела на него с сомнением.
– А почему нет? У меня никто не догадается искать. Или ты мне не доверяешь?
– Не говори ерунды. Просто впутывать тебя в это дело, как-то не очень красиво. Тем более, мы с Витькой хоть знакомы сто лет, а ты за что страдать будешь?
Олег не сразу нашел ответ. То есть, если бы он сказал правду, что ради нее, он бы… нет, на это даже намекать нельзя. А никакого другого внятного объяснения, в голову не приходило.
Спас его Кирилл:
– А по-моему, он уже и так впутался вместе с нами, по самую макушку, – сказал он. – И при этом, все понимают, что Олег – лицо случайное, значит искать у него, действительно не будут.
Он снова сложил письмо, сунул его, вместе с конвертом, в пакет с фотографиями и протянул Олегу:
– Пусть будет у тебя. Прячь.
К одиннадцати они в милицию, конечно, не успели – совсем забыли о времени, обсуждая Витькино письмо. Мало того, когда уже собрались уходить, Кирилл вспомнил, что так и не умылся и, не снимая ботинок, рванулся в ванную. Впрочем, опоздание было джентльменским, минут на десять, не больше.
Светлана почему-то думала, что вот сейчас они станут отвечать на вопросы втроем, помогая друг другу точно вспомнить последовательность событий, но их ждали три разных следователя в трех разных кабинетах. Ей достался Алексей Николаевич Драгомилов. Слегка за сорок, невысокого роста, полноватый, лысеющий блондин с приятной улыбкой на круглом лице. Он немного напоминал добрых и умных следователей из старых советских кинофильмов, вот только крупная золотая печатка на безымянном пальце правой руки не соответствовала этому образу.
Старший следователь Драгомилов был безукоризненно вежлив, даже любезен. Сначала он записал ее паспортные данные, немного смущенно улыбнувшись и разведя руками:
– Да-да, я знаю, в деле все это уже есть, но формальности протокола…
– Разумеется, – Светлана решила проявить благоразумие и полную готовность к сотрудничеству. – Бумаги должны быть оформлены по всем правилам.
– Как приятно иметь дело с человеком, который это понимает! – искренне обрадовался старший следователь. – Вы просто не представляете, как раздражает, когда начинаются претензии, споры – и все из-за соблюдения необходимых, поверьте мне, правил!
Поскольку Светлана не очень понимала, о чем тут вообще можно спорить, она только пожала плечами. С ее точки зрения, ситуация напоминала трамвайную, когда надо предъявить кондуктору проездной билет. Он имеет право этого потребовать, она имеет возможность показать. Так зачем терять время на бессмысленные препирательства?
Алексей Николаевич вернул ей паспорт и задушевным голосом попросил:
– А теперь, Светлана Дмитриевна, с самого начала. Как вы познакомились с потерпевшим?
– Ой, ну это уж слишком с начала будет. Тем более, что точно я не помню, это двадцать лет назад было. Могу только число назвать – первое сентября. Мы вместе в первый класс пошли.
– А-а… пожалуй, вы правы, это немного слишком. Давайте про школу пропустим и перейдем к вашим встречам в последнее время. Вы часто виделись?
– Да вообще не виделись десять лет, с самого выпускного вечера.
– Что так? Обычно выпускники, хотя бы первые несколько лет поддерживают связь. Или вы с ним были в плохих отношениях?
– Наоборот, лучшие друзья. Просто он уехал сразу куда-то и вот только недавно вернулся.
– Откуда вы знаете, что недавно?
– Ну… он сам так сказал.
– Значит, вы все-таки встречались, – Алексей Николаевич посмотрел на нее укоризненно.
Он что, нарочно? Пытается ее запутать? Или действительно туповат? Вряд ли, должность старшего следователя требует некоторого уровня интеллекта. Наверное, это просто стиль работы такой – задать как можно больше вопросов, и нелепых в том числе, а потом уже отсеять всю шелуху и получить в остатке нужную информацию. Значит, если она не хочет сидеть здесь до ночи, нужно быть точнее в формулировках. Слава богу, опыт общения с подобными типами у нее есть – вдолбить иному автору правила, которым надо следовать, чтобы его опус приняли в издательстве, гораздо сложнее, чем посвятить Драгомилова в тонкости ее взаимоотношений с Витькой Акимовым. Это если не вдаваться в подробности, разумеется.
– Алексей Николаевич, – сказала она ровным голосом, – давайте уточним еще раз, по порядку. С Витей мы десять лет проучились в одном классе, дружили и, следовательно, в это время виделись регулярно. После окончания школы он исчез из моего поля зрения и десять лет мы не встречались. А три дня назад он, совершенно случайно, увидел меня на улице и, естественно, подошел. Потом…
– Подождите, Светлана Дмитриевна, – старший следователь, торопливо записывавший ее слова, поднял голову. – Сначала про саму встречу. Какого числа, на какой улице? Куда вы направлялись?
– Четырнадцатого сентября, около трех часов. Могу не только улицу назвать, но и номер дома – Шевченко, пятнадцать. Литературное агентство, в котором я работаю, находится в соседнем доме. И я никуда не направлялась, я сидела… – Светлана машинально обернулась на скрип открывшейся двери. В кабинет заглянул пожилой человек в форме, вопросительно посмотрел на Драгомилова. Тот молча кивнул и сделал непонятный знак правой рукой, не выпуская из нее дешевой шариковой ручки. Пожилой показал в ответ три пальца и, так ничего и не сказав, закрыл дверь.
– И где вы, говорите, сидели? – спросил Алексей Николаевич у Светланы, заглядевшейся на эту пантомиму.
– В кафе. Я вышла пообедать.
– Так поздно?
– У нас обед плавающий. Было жарко, есть не хотелось.
– Зачем же вы тогда пошли в кафе?
– Просто чтобы запихать в себя хоть что-нибудь. Иначе к вечеру голова будет болеть. И, честное слово, я понятия не имела, что встречу Витьку. Заявляю официально, на тот случай, если вы решили, что я подстроила нашу встречу.
У Драгомилова хватило совести немного смутиться:
– Что вы, я и в мыслях ничего такого… А вот он? Как вы думаете, мог Акимов специально вас подкарауливать?
– Господи, да откуда же я знаю? Вообще-то, это довольно бессмысленно. Вы сами сказали, что я была в кафе слишком поздно для обеда. А могла и совсем не выйти, если бы догадалась попросить девчонок принести каких-нибудь пирожков.
– А что, бывает и так? Я имею в виду, что вы из вашего, – он бросил быстрый взгляд на лежащий перед ним лист, – литературного агентства можете за весь день ни разу и не выйти?
– Очень часто, – кивнула Светлана.
– И от чего это зависит?
– Мало ли… от погоды, от настроения. От количества работы. Бывает, что авторы идут один за другим, не до обеда.
– То есть вы уверены, что встреча с Акимовым была случайной?
– Теперь, когда вы стали спрашивать… Да нет, все равно, уверена. Знаете, я ведь не узнала его сначала, что, думаю, за жлоб прицепился? Испугалась даже.
– Сначала испугались… а потом?
– Потом узнала и обрадовалась, естественно. Я же говорила, мы дружили.
– А о чем разговор шел?
– Да ни о чем конкретном. Я про себя рассказала. Вспоминали одноклассников, я рассказала про тех, о ком знала хоть что-нибудь. Витька же не только меня, он никого из наших десять лет не видел.
– А он что-нибудь рассказывал? О себе?
– Мало. Сказал только, что уезжал из города. Что родители давно перебрались к родственникам, на Украину, кажется. Ну, и что не женат, – она усмехнулась.
– А о своей работе? Чем он занимается, не упоминал?
– Без подробностей. Вроде он фотокорреспондент в каком-то журнале. Но работа ему не нравится и он собирается уходить, – Светлана вовсе не собиралась пересказывать Драгомилову всю ту ахинею, которую нес Акимов кафе. Не произвел на нее милейший Алексей Николаевич впечатления человека, способного оценить своеобразное Витькино чувство юмора.
– Фотокорреспондентом, – вздохнул старший следователь. – Светлана Дмитриевна, вы ведь, как я понял, писательница, должны значит отличаться наблюдательностью в отношении разных житейских мелочей. Скажите, у вас не возникло ощущения, что Акимов связан с криминальным миром?
Кирилл давал показания пожилому следователю, унылому и невыносимо занудному. Он неразборчиво пробормотал свое имя-отчество и начал задавать вопросы, формулируя их таким жутким протокольно-канцелярским языком, что парень только моргал, пытаясь продраться сквозь словесную шелуху к смыслу. Надо сказать, что это здорово замедляло процесс дачи показаний. Только процедура уточнения паспортных данных заняла минут пятнадцать. Зато потом, перешли сразу к ночным выстрелам.
– Уточните, свидетель, – гнусавил следователь, – по какой стороне улицы вы двигались, когда предполагаемый убийца Акимова, покинул подворотню? Вы ведь наблюдали, как он покинул ее?
– Еще как наблюдали, – кивнул Кирилл. – Этот тип выпрыгнул прямо на нас, чуть Светку с ног не сбил. А двигались мы по четной стороне.
– Вы уверены, свидетель, что предполагаемый убийца прятался именно на четной стороне?
– Ни в чем я не уверен, – запротестовал «свидетель», – может он в каждой подворотне по обе стороны улицы отметился. Я говорю только, что он на нас выпрыгнул, когда мы по четной стороне шли.
– Вы говорите, свидетель, «когда мы по четной стороне шли». А что, потом вы перешли на нечетную?
В общем, выдержать этот допрос Кириллу помогло врожденное чувство юмора и педагогическая привычка двадцать раз повторять одно и то же не раздражаясь. Часа через полтора он даже начал получать некоторое извращенное удовольствие, пытаясь формулировать свои ответы в тон вопросам. К этому времени они добрались до слов, которые шептал Акимов в машине скорой помощи. Кирилл не стал отрицать, что Витька звал его сестру и говорил слова «прости» и «письмо». Во первых, он уже говорил об этом следователю, который допрашивал его в больнице, а во вторых, все это слышали врачи из «скорой» и они, наверняка, тоже об этом рассказали. Но вот объяснить, что именно Акимов имел в виду, отказался категорически. Допустим, имя Светланы он повторял в бреду, просто потому, что увидел ее лицо перед тем, как в него выстрелили – Кирилл очень кстати вспомнил обсуждавшуюся ночью версию. Но почему просил прощения, об этом он понятия не имеет. Тем более, не понимает при чем здесь какое-то письмо. Он, лично, никаких писем от покойного никогда в жизни не получал и не думает, что получит.