– Это теперь называется «некоторые изменения»? Светка, я не могу сейчас с тобой разговаривать…
– Вот и прекрасно, – перебила его сестра. – Поверь, что и у меня нет никакого желания говорить на эту тему, даже с тобой. И вообще, я позвонила только потому, что вы… не знаю, имеете право знать, что ли?
– Тем более, что такие «некоторые изменения», от нас будет довольно трудно скрыть!
– Не цепляйся к словам, ладно, – устало попросила она. – В общем, я тебе все сказала, дальше уже ты сам действуй.
– Бросаешь меня на амбразуру, сестренка?
– Разве не для этого существуют младшие братья? Кирюша, я просто не могу сейчас с родителями это обсуждать.
– А если учесть еще и наличие бабушки… Светка, но ведь все равно придется, рано или поздно.
– Тогда лучше поздно! Кирюшка, скажешь им сам?
– Куда ж я денусь. Только я за реакцию наших не отвечаю, сама понимаешь, – он немного помолчал и спросил озабоченно: – Ты сама как там?
– Знаешь, гораздо лучше, чем ожидала. Так что, я думаю, выйду без потерь.
– Ладно, держись, сестренка. Сделаю все, что смогу.
Положив трубку, Светлана облегченно вздохнула. Кирилл принял новость более, чем прилично. Впрочем, он всегда недолюбливал Дениса. Собственно, к нему все ее близкие относились без особого восторга. Но это вовсе не гарантирует того, что они одобрят развод.
Ладно, переживать будем по ходу наступления неприятностей. А то как она боялась в ЗАГС идти, как ей всякие ужасы мерещились! Думала, начнут с ними беседовать, вопросы задавать, уговаривать – сколько раз видела в кино подобные сцены. Щасс! Пришли, заявили, что хотят развестись, заполнили пару бланков. Детей нет, имущественных претензий нет, желания продолжать семейную жизнь нет… Дама, которой ни положили на стол документы – маленькая, худенькая, со стриженными под мальчика черными волосами – нервно почесала за ухом кончиком шариковой ручки, сказала в пространство со слабой вопросительной интонацией:
– Может дать время для примирения? Хоть месяца три?
Денис невыразительно пожал плечами, а Светлана растерялась, не зная, что сказать. Она слабо представляла себе процедуру. Если положено давать три месяца для примирения, пусть дают, только что это может изменить? Впрочем, оказалось, что с ними никто и не разговаривал. Ответила, не поднимая глаз от огромных листов с ровными колонками цифр, необъятная толстуха за соседним столом:
– А смысл? Видишь ведь, осточертели они друг другу. Сколько прожили?
– Семь лет, – заглянув в бумаги, доложила черненькая.
– А ляльку не нажили, – заключила толстуха. – Разводи, не морочь им голову.
Светлане казалось, что она наблюдает эту абсурдную сцену со стороны. «Оплатите по квитанции, eсли можно, без сдачи. Распишитесь здесь и здесь, где галочки стоят. Теперь вы, здесь и здесь. Все, вы свободны. Через две недели подойдите, получите свидетельство о разводе. Всего хорошего.»
Не глядя друг на друга, они с Денисом вышли из ЗАГСа, остановились на крыльце.
– И всех дел, – неожиданно грустно сказал Денис. Тут же встряхнулся, сунул руки в карманы, – ладно, мне пора.
– До свидания, – тихо сказала Светлана.
– Счастливо, – буркнул он и, резко повернувшись, пошел прочь.
Светлана некоторое время смотрела ему вслед и немного удивлялась тому, что ничего не чувствует. Уходит, и уходит, пускай. Чужой человек, с которым ее ничего не связывает. Ну да, абсолютно ничего, кроме семи лет жизни. С другой стороны, как заметила та толстуха, семь лет прожили, а ляльку не нажили. Не слишком тактичное замечание, но верное.
Светлана медленно спустилась с крыльца, побрела по улице. Даже странно, когда Олег, хлопнув дверью, вылетел из ее квартиры, она не была так спокойна.
«И опять Олег! – она усмехнулась. – И зачем о нем все время нужно вспоминать? А затем, что само вспоминается! Единственное, можно сказать, светлое пятно за последнее время. Он, по крайней мере, испытывал ко мне какие-то чувства. Насчет любви до гроба может и преувеличивал немного, по артистичности своей натуры, но то, что я ему нравилось и очень, это несомненно. Так почему же я должна стараться выкинуть его из головы? Только из-за того, что жизнь развела нас и Олег потерян для меня навсегда? Ерунда какая! Не буду я из-за этого отказывать себе в воспоминаниях. Тем более, что ничего другого у меня не осталось.»
– Простите, девушка, не подскажете, который час?
– Что? – очнулась Светлана. – Ах, да, без четверти двенадцать.
После взгляда на часы, мысли приняли другое направление. Надо же, как быстро с ними управились – двенадцати нет. А она, на всякий случай, отпросилась у Лени до обеда. Погулять что ли? Зайти в кафе, съесть пирожное. Зажевать, так сказать, развод сладеньким. Хотя… Хотя есть идея получше. Не пирожное, а торт, и не в одиночку, а при поддержке родного коллектива. Все равно ведь девчонкам рассказать придется. Так обставить это повеселее!
Когда Светлана вошла в комнату, Нина с Лидочкой были заняты работой и потому особого внимания на ее появление не обратили. Но когда она эффектным жестом, утонила коробку с тортом в центр стола, обе моментально подняли головы.
– Лидочка, ставь чайник, – скомандовала Светлана, – Нина, сбегай, позови всех наших. Устроим маленький «пир горой».
– А что за праздник вдруг случился? – поинтересовалась Нина, на удивление послушно вставая.
– Как обычно у нас бывает, со слезами на глазах, – усмехнулась Светлана. – Другого сорта праздников на просторах нашей необъятной Родины, похоже, просто не водится. Иди, зови народ. Я сразу для всех объявление сделаю, чтобы двадцать раз одно и тоже не повторять.
Не так много работало в агентстве народу, чтобы долго их собирать. Не успел закипеть чайник, как заинтригованные сотрудники, во главе с Леонидом Анатольевичем, были на месте. Светлана, упорно не отвечая ни на какие вопросы, лично разрезала торт, разложила куски по тарелочкам, не подпустила Лиду, попытавшуюся для ускорения процесса хотя бы кофейный порошок в чашки насыпать, ни к банке с кофе, ни к кипятку, все сделала сама. Обеспечив каждого из присутствующих чашкой кофе и куском торта, встала и начала торжественно:
– Все сидят? Это хорошо. Итак, излагаю новость дня: сегодня, а точнее, – она быстро взглянула на часы, – точнее, полтора часа назад, мы с Денисом подали документы на развод.
Это было бомба. То, что они сидели, не спасло Леонида Анатольевича от некоторого ущерба. Он как раз собирался сделать глоток кофе, а услышав Светланино сообщение, дернулся. В результате значительная доля горячего напитка выплеснулась ему на брюки. Мало того, забыв, что держит тарелочку с куском торта, Нина всплеснула руками. Торт сорвался, взлетел в воздух по пологой дуге и со смачным хлюпаньем ляпнулся на колени начальника, прямо на кофейное пятно.
На некоторое время о Светлане забыли – все бросились отчищать шефа. Результат работы нескольких пар рук и дюжины салфеток оказался не слишком впечатляющим – торт Светлана купила хороший: «Трюфельный» с масляным кремом и шоколадной крошкой. Тем не менее, когда крем и куски бисквита были частично собраны с брюк, а частично размазаны по ним, Леонид Анатольевич первым вспомнил о причине катаклизма.
– Ну-ка повтори, что ты сказала, – попросил он Светлану. – А то мне послышалось что-то вовсе несуразное, вроде ты с мужем разводишься.
– Так и есть, – кивнула она. – Только что в ЗАГСе были, подписали там все, что нужно.
– Та-а-к, – Леонид Анатольевич нахмурился, – та-а-к…
И началось. Светлана в общем представляла, что сотрудники не останутся равнодушными, но такого шквала участия к себе, не ожидала. А поскольку объяснения более толкового, чем «жили-жили, а потом поняли, что незачем вместе жить», дать она не могла, родной коллектив довольно быстро пришел к выводу, что Денис, на самом деле, был замаскированным садистом и все семь лет над Светланой издевался. Ее попытки убедить их, что ничего подобного не было, разбивались о несокрушимую уверенность Александры Борисовны:
– И даже не защищай его, милочка. Здесь не дети собрались, все понимают, что просто так люди не разводятся.
Кончилось тем, что Горелов велел Светлане уходить домой и отдыхать, поскольку она сегодня все равно не работник. О том, что заодно она вывела из рабочего состояния всех остальных сотрудников, он деликатно умолчал.
«Олег! Мне до сих пор неловко, что из-за меня ты оказался втянут в такую неприятную историю. И еще больше я виновата, что забыла забрать у тебя фотографии. Но теперь все, можно считать, заканчивается – Павел Александрович, тот самый Старик, о котором писал Витька. Пожалуйста, отдай ему конверт. Спасибо тебе за все. И прости. Светлана.»
Пальцы Олега слегка дрожали, но он не замечал этого. Положил листок на стол, посмотрел на него сверху. Строчки неровные, буквы разной величины… у Светланы такой почерк или она волновалась когда писала? Олег кашлянул неуверенно и указал на групповой снимок:
– Это я могу оставить себе?
– Если я правильно понял Светлану Дмитриевну, ей это было бы приятно.
Олег попытался сглотнуть горький комок в горле.
– Ну-ну, – можно подумать, понять Светлану Дмитриевну так просто. За что спасибо? За то, что таскал все это время с собой тот дурацкий конверт? Да если честно, он тоже забыл про него. Лежит себе и лежит, есть не просит. Или за то что… тогда за что прости? За то, что отказалась уехать с ним? Да черт их поймет, этих баб!
– Так я могу рассчитывать, что фотографии Акимова целы? И до сих пор у вас? – сидевший напротив пожилой человек смотрел на него с явным сочувствием, но пришел-то он, в конце концов, по делу. И очевидно, по важному для него делу.
– Да, конечно, – Олег встал, подошел к футляру, открыл незаметный кармашек. – Вот они, – протянул конверт из плотной желтой бумаги Керженцеву.
Тот взял бережно, несколько секунд держал на весу, внимательно разглядывая, потом, быстро и не слишком аккуратно, вытряхнул фотографии. Некоторое время Павел Александрович потратил на то, чтобы разложить их на столе в каком-то, только ему понятном, порядке, словно пасьянс. Положил последнюю, подумал, поменял местами снимки с дубовой веткой и мухомором. Улыбнулся так зловеще, что наблюдавший за его действиями Олег вздрогнул. Пасьянс, похоже сошелся.