– Ну, ваши действия, Георгий Евгеньевич тоже особо мудрыми не назовешь. Зачем вы, собственно сюда заявились? Мстительность, в вашем положении, чувство неблагодарное и, для вас же, опасное. – Керженцев заметил невольный взгляд, брошенный Неверовым на стол, подошел поближе, разворошил неопрятную кучу купюр, взял одну из черных коробочек, открыл, полюбовался запонками, – ах вот оно что! И вовсе не вульгарная жажда мести влекла вас сюда, а стремление к социальной справедливости. Вы почувствовали непреодолимую потребность заняться немедленным перераспределением материальных благ! Что ж, снимаю свои возражения, не такой уж неразумный поступок.
– Павел Александрович, а вы никак не можете избавить нас от этого террориста? – Олег позволил себе вмешаться потому, что Светлана продолжала дрожать и ясно было, что успокоить ее, пока Неверов здесь, не удастся.
Керженцев оглянулся, остановил внимательный взгляд на Светлане:
– Извините. Конечно, вы правы. Дон! – он коротко кивнул, указывая на дверь.
Дон, послав Олегу немного смущенную улыбку – все-таки не совсем чужие люди, знакомы уже, а встретились, и ни «здрассте», ни «до свидания» – взял Неверова за шиворот и не слишком бережно поволок к дверям. Второй парень, все так же бесшумно исчез вслед за ним.
– Что я могу сказать? Еще раз извините, – развел руками Керженцев. – Надо бы, правда, опять протокол составить, ваши показания… – он посмотрел на Олега и тут же согласился, – ладно, завтра или послезавтра… одним словом, когда Светлана Дмитриевна будет в состоянии. Всего хорошего, отдыхайте, – потоптался на пороге и добавил неуверенно, – вы ей валерьяночки, что ли… или молока теплого… с коньяком. Говорят, помогает.
– Спасибо, – сдержанно ответил Олег. Он сумел не сказать, что самым лучшим успокоительным для Светланы будет, если она никогда больше не увидит ни самого Керженцева, ни его бравых подчиненных, ни Неверова с Драгомиловым. А еще лучше, если и не услышит о них.
Судя по выражению лица, Павел Александрович понял это и без слов.
– Поверьте, мне, действительно, очень жаль…
Очевидно ребята, выводя Неверова, оставили дверь в квартиру приоткрытой, потому что невнятный, полузадушенный вопль, донесшийся с лестницы, был слышен очень хорошо. И, почти сразу же, топот ног, повелительный окрик, грохот выстрела, второго… Керженцев, с легкостью семнадцатилетнего юноши, выскочил на площадку. Олег рванулся было следом, но Светлана громко вскрикнула и так вцепилась в него, что поневоле пришлось затормозить. Впрочем, судя по тому, что беготни и стрельбы в подъезде больше не было, а слышна была только забористая ругань, спешить причины не было.
Вернулся Керженцев, снова встал в дверях, посмотрел хмуро:
– Вот такие дела…
– Он опять сбежал? – Олег старался говорить спокойно, но, похоже, дрожь Светланы передалась и ему.
– А? Нет, – Павел Александрович пожевал губами и добавил неохотно: – От этого, как вы Олег Андреевич, изволили выразиться террориста, вы теперь окончательно избавлены. – И поморщился раздраженно, – грязная работа. Неаккуратная.
– И вы не пошли на него посмотреть? – Ксюшка энергично мешала ложкой, заправляя салат, но делала это не глядя. В данный момент ее интересовала только Светлана.
– О чем ты говоришь! – Светлану передернуло. – Нет, конечно!
– А я бы, наверное, не удержалась… интересно все-таки.
– Да что же тут интересного, когда живого человека застрелили?!
– И не человека вовсе, а бандита. Он же сам вас с папой чуть не убил, а теперь вы его жалеете.
– Я его не жалею ни капельки! Застрелили его и правильно сделали! Но мне-то зачем идти на него любоваться? Скажи еще, ногами попинать… не ожидала я от тебя, Ксюшка. Ты, как потомственный музыкант, должна быть особой чувствительной и нервной!
– А я такая и есть, – хихикнула девочка, – просто иногда надоедает. Света, а как он этот Неверов вас нашел? Не через адресный же стол? Вряд ли он бы туда сунулся, если только что из тюрьмы сбежал?
– Так нас всех вместе в Саратове допрашивали и там, в протоколах, все адреса. А Неверов эти протоколы читал, наверное запомнил.
– Света, Олег когда должен вернуться? – спросила Елизавета Романовна, и голосом и видом подчеркивая желание сменить тему.
– Обещал не позже половины одиннадцатого, – Светлана глянула на часы, – значит, вот-вот появится. Там после концерта банкет устраивают, на всю ночь, но он сказал, что отыграет и сразу уйдет.
– Ну, сразу у него, положим, не получится, – философски заметила Елизавета Романовна, – но учитывая, что концерт начался в восемь… уж к одиннадцати всяко успеет.
– А как ему, Неверову, то есть, вообще, сбежать удалось? – Ксюшу нежелание бабушки говорить о вчерашних жутких событиях, не останавливало.
– Они сами толком не знают, – Светлана пожала плечами. – Подозревают, что сообщник был, передал поддельные документы и как-то, через комнату для свиданий… у самого Неверова теперь не спросишь. Там служебное расследование идет, кажется так это называется. Может разберутся.
– А может и нет, – жизнерадостно заметила Ксюша. – Как все-таки здорово, что этот Павел Александрович догадался к папе поехать, когда узнал про побег!
– Я так поняла, что он несколько групп разослал: «в места возможного появления преступника», засады и обыски устраивать. И к нам заглянул на всякий случай, хотел ребят оставить для охраны.
– А тут, такая удача!
– Ксюша, ну что у тебя за взгляды? В чем тут удача, скажи на милость?
– Как же? – с энтузиазмом откликнулась Ксюшка, – преступник нейтрализован – раз! Потерь среди мирного населения нет, в смысле, наши все живы – два! Как же не удача?
– Все! Я больше не могу слушать разговоры на эту тему! – взвилась Елизавета Романовна. – До Нового Года меньше двух часов осталось, а они все об ужасах!
– Да я что? – сделала круглые глаза девочка. – Я могу и о чем-нибудь веселеньком. Вот кстати, о музыке. У нас в музыкалке билеты распространяли, на «Лючию ди Ламмермур». Я взяла два, а бабушка идти не хочет.
– Не хочу, – энергично подтвердила Елизавета Романовна. – Я на этот спектакль за последние три года семь раз ходила! Нет, не хочу. И ты, кстати, тоже «Лючию» уже смотрела.
– Так это же новая постановка! И вообще, мы можем со Светой сходить, правда?
– А что, действительно, Светочка, если вам это интересно… – В дверь позвонили и, Елизавета Романовна, не договорив, пошла открывать.
– Так что? – Ксюша явно решила довести дело до конца. – Пойдете со мной? Вам понравится, обязательно! Я, действительно эту постановку уже видела, поют очень хорошо. И любовь такая – я плакала!
– Да я, в общем-то, не против, – сказала Светлана. – Действительно, интересно. Только ты уверена, что не хочешь с папой пойти?
– Не, он сам не пойдет. И потом, зачем нам эти мужчины? Разве они что-нибудь в любви понимают?
– Нахалка, – весело возмутился Олег, входя в комнату. – Это я-то в любви не понимаю?! Вот я тебя выдеру, чтобы глупостей не говорила. Сразу и любовь мою прочувствуешь, и родительскую ласку!
– Бить детей непедагогично, – сообщила ему дочь, не потрудившись хотя бы притвориться испуганной.
– Зато полезно, – поставила твердую точку Елизавета Романовна. – Олег, раздвинь большой стол в зале. Ксюша, доставай тарелки, а ты, Светлана, фужеры. До двенадцати всего ничего осталось, а мы до сих пор на кухне топчемся!
Часа в четыре утра, когда Елизавета Романовна и объевшаяся мандаринов и шоколада Ксюша уже спали, Олег со Светланой сидели на ковре обнявшись и смотрели на елку. В доме было тихо, только с улицы доносилось жизнерадостное позякивание колокольчика, да взлетали, под счастливый визг, в небо петарды – какое-то неугомонное дитя продолжало праздновать.
– Честно говоря, – шепотом сказала Светлана, – мне только одно жаль, что миллениум давно прошел.
– А что миллениум? – Олег слегка повернул голову и теперь легкие волосы Светланы щекотали ему щеку.
– Как же, – она вздохнула, – тогда твоя примета про новогоднюю ночь распространилась бы на тысячу лет!
– Действительно, – Олег улыбнулся. – Какая досада, что мы опоздали! Придется нам теперь двигаться мелкими шажками. Всю жизнь, каждый Новый Год встречать вместе. Тебя очень пугает такая перспектива?
– Ужасно, – призналась она с тихим, счастливым смешком. Но знаешь, я готова рискнуть!