— Привет, дружище! Рад тебя видеть, Слава! — воскликнул Литвиненко и заключил Жарко в свои объятия.
Они тискали друг друга и похлопывали по плечам. В приемной звучали шлепки и восторженные возгласы:
— Красавец! Прекрасно выглядишь! Ты тоже, хоть сейчас на обложку «Плейбоя»!
И когда эмоции спали, Литвиненко поинтересовался:
— Как добрался?
— Без особых приключений, если не считать того, что в Хитроу меня трясли как какого-то шпиона, — с улыбкой ответил Жарко.
— Ерунда! Все наши приключения еще впереди, — многозначительно заметил Литвиненко и уточнил: — Ты из России или Прибалтики?
— Из Финляндии.
— До чего договорился с Полом?
— Все срослось! Спасибо тебе и Борису Абрамовичу. Должен признать, у Пола крутые прихваты. За неделю он решил все мои проблемы.
— Вот и отлично! Имей в виду, Пол может закрыть и другие вопросы, и не только в Эстонии! — заверил Литвиненко и поинтересовался: — Кстати, какое у тебя о нем впечатление?
— Ну… — Жарко задумался. — То, что не дурак, так это точно. Стелет мягко, но спать придется жестко.
— В бизнесе, Слава, сам знаешь, по-другому нельзя. Зазеваешься, конкуренты в миг не то что без штанов, без головы оставят.
— Не спорю. Но, Пол, как мне показалось, не бизнесмен, его все время заносило на политику.
Литвиненко хмыкнул и подчеркнул:
— Слава, ты уже должен понять, политика — самый ходовой товар и не только в России, а и здесь, в Британии. Главное, не продешевить и вовремя соскочить.
— А ты, Саша, заматерел. Палец в рот не клади.
— Ха-ха, — рассмеялся Литвиненко и заметил: — С таким учителем, как Борис Абрамович, всему научишься.
— Ну, этого у Бориса Абрамовича не отнять! Одно слово, голова! — согласился Жарко.
— Ладно, Слава, пошли! Он ждет! — пригласил Литвиненко и распахнул дверь кабинета.
Жарко перешагнул порог и невольно замедлил шаг. Апартаменты Березовского впечатляли. Непомерные амбиции и мания величия, владеющие им, нашли отражение в обстановке. В ней смешались различные стили и вкусы. С картинами известных мастеров в массивных золоченных рамках соседствовал телеэкран, занимающий почти всю стену. Огромный стол, напоминающий бегемота, стулья и кресла были изготовлены из ценных пород дерева. За стеклами книжных шкафов, уходящих под самый потолок, тускло поблескивали корешками раритетные книги. Все вместе взятое должно было внушать посетителю представление о могуществе хозяина кабинета. Но даже в этих стенах Березовского не покидал страх перед вездесущими «агентами Путина». За каждым движением посетителя неусыпно следили зрачки видеокамер. Они мигнули багровыми огоньками и нацелились на Жарко. Он сделал несколько шагов. И только тогда Березовский среагировал, не сошел, а слетел с кресла, напоминающего трон, и стремительной походкой направился навстречу.
Жарко с нескрываемым любопытством смотрел на него. Это был тот самый Березовский, которого он знал по Москве, и в то же время в чем-то другой. Он стал как-будто меньше ростом и тщедушнее. В движениях появилась суетливость. В выражении лица читалась невысказанная боль, а в глубине глаз пряталась затаенная грусть. Цепким взглядом Березовский впился в Жарко; тот невольно почувствовал себя как под рентгеном, энергично пожал руку и скороговоркой произнес:
— С приездом, Слава! Рад тебя видеть! Очень рад!
— Спасибо, Борис Абрамович, взаимно.
— Как твои дела?
— С вашей помощью движутся. Я вам очень признателен, Борис Абрамович! Пол закрыл мои проблемы.
— Оставь это, Слава! Оставь! Мы же с тобой друзья, не так ли?
— Борис Абрамович, я добро помню. В 98-м, когда мои начальники отскочили в сторону, вы спасли меня от наката Гусинского. Если бы не вы, Борис Абрамович, то меня его гориллы закатали бы в асфальт.
— Д-а, было время, суровое, но интересное, — в голосе Березовского зазвучали ностальгические нотки.
Литвиненко оживился и категорично заявил:
— Мы его вернем, Борис Абрамович!
— Да! Да, Саша! В этом нет никаких сомнений! — подтвердил Березовский и, потрепав Жарко по плечу, пригласил: — Проходи, Слава! Проходи! Рассказывай, как живется в Москве? Внук Дзержинского еще не загнал вас в ГУЛАГ?
— Крутимся, как можем, Борис Абрамович, — уклонился от прямого ответа Жарко.
— Недолго осталось. Мы скоро поставим его на место, — обронил загадочную фразу Березовский, подхватил Жарко под руку, увлек в соседний зал и на ходу бросил: — Саша, у нас такой дорогой гость, а мы его, как того соловья, кормим баснями! Так не годится!
— Понял, Борис Абрамович, один момент, сейчас все исправим! — заверил Литвиненко и уточнил: — Что прикажете подать к столу?
— Только не эту их овсянку! — впервые улыбнулся Березовский и обратился к Жарко. — Что будешь, Слава?
— Положусь на ваш вкус, Борис Абрамович, — скромничал Вячеслав.
— Тогда, Саша, пусть приготовят что-нибудь наше! Уху — так тройную! Борщ — так наваристый. А водку — так Столичную! Не за горами то время, когда мы вернемся в Первопрестольную!
— Я вас понял, сэр, никакой овсянки! — ответил Литвиненко и, ухмыльнувшись, исчез за дверью кабинета.
Березовский проводил Жарко в соседний зал. Он служил для приемов гостей и должен был напоминать им: в его стенах решаются мировые проблемы и крутятся миллиарды долларов. Средину занимал большой овальный стол. По слухам когда-то за ним заседал сам король Ричард Львиное Сердце и его благородные рыцари. Стены украшала коллекция картин. Она могла бы составить честь любому музею.
Остановившись у последнего приобретения, Березовский с увлечением принялся рассказывать, как оно ему досталось. Вскоре к ним присоединился Литвиненко. Прошло несколько минут, в зал вошли официанты и внесли легкие закуски. Березовский пригласил за стол; они заняли места, и произнес тост за встречу. Его поддержал Литвиненко. Обстановка становилась все более непринужденной. Прошлое, к которому в своем рассказе обращался Жарко и впечатления о том, что сейчас происходит в России, возбудили Березовского. Его уже было не остановить, мысли опережали слова. Жарко видел перед собой прежнего неукротимого, фонтанирующего идеями Великого и Ужасного Комбинатора. Он жил предстоящей борьбой со всем миром и вынашивал новые грандиозные планы. В их центре находилась Россия. Сомнения и недоверие, читавшиеся в глазах Жарко, только еще больше распалили Березовского. Он сорвался на крик:
— Мы на хрен сметем всю эту гэбэшную шоблу вместе с Путиным! Я вернусь в Москву! Можешь не сомневаться, им недолго сидеть в Кремле!
— Борис Абрамович, год-другой назад такое еще было возможно. Но сейчас… — пытался возразить Жарко.
Но Березовский оставался на своей волне. Его глаза полыхали яростным огнем, лицо кривили гримасы, а пальцы сжимались в кулаки. Он вошел в раж и слышал только самого себя.
— Кто такой Путин?! Да никто! Он часами обивал порог моего кабинета. Это колосс на глиняных ногах…
Литвиненко подался к Жарко и нашептывал на ухо.
— Борис, конечно, завелся. Но, поверь мне, Слава, все, что он говорит не фантазия. У нас тут и в Штатах такая поддержка, ты даже не представляешь. 2004 — это последний год для Путина. Я за его жизнь не поручусь. В Лондоне и Вашингтоне уже приняли решение, в Кремль въедет другой. Так что, не будь дураком, Слава, садись в наш вагон и не прогадаешь.
Березовский, выплеснув накопившиеся в нем злость и обиду, смолк. Литвиненко наполнил рюмки и кивнул Жарко. Тот поймал на себе пронзительный взгляд Березовского и, понимая, что от него ждут, произнес тост:
— За вас, Борис Абрамович! За тебя, Саша! И за то, как пелось в одной нашей песне, чтобы сказку сделать былью.
Березовский хмыкнул, но промолчал. Они выпили и закусили. После затянувшейся паузы он, пытливо заглядывая в глаза Жарко, спросил:
— Слава, а ты готов вместе с нами сделать эту сказку былью?
Жарко, выдержав его взгляд, ответил:
— С вами, Борис Абрамович, хоть в разведку, но хотелось бы узнать свой маневр.
— Спасибо, Слава, на другой ответ я и не рассчитывал, — потеплевшим голосом произнес Березовский и пояснил: — Егор Гайдар, Боря Немцов, Ваня Рыбкин готовят мощную внутреннюю оппозицию Путину. Как ты посмотришь на то, чтобы взять на себя роль координатора между нами?
— Борис Абрамович, я человек благодарный и не забыл, как вы помогли мне в 98-м, а сейчас с Полом. Но, поймите меня правильно… — мялся Жарко.
— Ну, говори, Слава! Говори как есть!
— Немцов? Боря — понт, ему еще надо разбираться со своими «волгами» и бабами. Рыбкин? Рыба, она и есть рыба. Гайдар — он не тимуровец. Нет, люди за ними не пойдут. Я уж не говорю про армию, гэбэшников и ментов.
— Спасибо за откровенность, Слава. Я это ценю, — отметил Березовский и подчеркнул: — Ты не учитываешь главного и решающего фактора в нашей будущей схватке с Путиным.
— Это какого же, Борис Абрамович?
— Экономического, финансового, военного и информационного ресурса Запада. События в бывшей Югославии тому наглядное подтверждение.
Жарко покачал головой и возразил:
— Россия не Югославия, Борис Абрамович. Да и русские — не югославы. Я должен сказать, сегодня ФСБ и армия уже не те, что были пару лет назад. Они на стороне Путина.
— Слава, против этого лома найдется другой! И еще какой! Мы их сметем как мусор! — грозил Литвиненко.
— Ты хочешь сказать, интервенция? Против страны с атомной бомбой? Очень сомневаюсь, что запад на такое пойдет. Это же глобальная война.
— Никакой интервенции! У нас есть парни Ахмеда Закаева, Руслана Гелаева и Шамиля Басаева. Я с ними в постоянном контакте. Они готовы выступить в любой момент.
— Саша, о чем ты? Они уже вчерашний день! — отмахнулся Жарко. — Здесь, в Лондоне, ты оторвался от реалий жизни в России. Эти твои парни давно разбежались по миру, а те, что остались, забились в норы.
— А вот здесь, Слава, ты ошибаешься! Мы накапливаем силы для 2004 года, — стоял на своем Литвиненко и, посмотрев на Березовского; тот кивнул, яростно блеснул глазами и снова сорвался на крик: — Ахмед, Руслан и Шамиль