У высокорослой Бекки ангельское личико и коротко стриженные волосы, выкрашенные в панковский красный цвет. Она садится на водительское сиденье арендованной машины, даже не подумав отрегулировать его под свой рост, и захлопывает дверь. В салоне сразу становится теснее и жарче.
– Вот адрес! – она протягивает тебе клочок бумаги с адресом и указаниями, как доехать, но ты не можешь разобрать ни слова. – Ты знаешь, где это?
Ты таращишься на нее, решив, что она шутит. Но нет.
– Не совсем, – извиняющимся тоном произносишь ты, – но я хорошо ориентиру…
– Твою мать!
Ты замолкаешь, но Бекка кричит не на тебя, а на автомагнитолу: та выплюнула ее диск. Она с силой запихивает его еще раз и выкручивает на полную регулятор громкости.
– «Эй-си/ди-си» любишь?
– ЧЕГО?
– «ЭЙ-СИ/ДИ-СИ» ЛЮБИШЬ?
– ДА, НАВЕРНОЕ, – отвечаешь ты и делаешь чуть потише.
– Круто. Еще у меня есть Эминем, – она машет диском у тебя под носом, жмет на газ, и ты вжимаешься в кресло. – Вперед!
– Я не люблю смотреть в зеркало заднего вида, поэтому ты мне подсказывай, если что, – говорит Бекка, вдавливая педаль газа и снимая обе руки с руля, чтобы зажечь сигарету. Вы несетесь по шоссе 95.
– Окей, – отвечаешь ты.
– Сейчас можно перестроиться?
– Нет.
Бекка глубоко затягивается.
– Знаешь, о чем эта песня?
В тексты «Эй-си/ди-си» ты никогда не вслушивалась. Бекка снова выворачивает регулятор громкости на полную и начинает кричать:
– «Они делают грязное дело и получают за это гроши! Они делают грязное дело и получают за это гроши!» О наемных убийцах во Вьетнаме, – поясняет она. – А сейчас можно перестроиться?
– Нет… погоди! – машина виляет на полосе.
– А может, о русских. Короче, они людей пытают. За деньги.
– Но не очень большие деньги, – добавляю я.
– Именно, – Бекка улыбается.
Бекка не умеет пользоваться зеркалом заднего вида, зато активно использует клаксон: она жмет на него часто и с воодушевлением. Примерно раз в пару минут она добавляет к клаксону вокал: высовывает голову в окно и выкрикивает «твою мать» на разные мотивы – к вящему ужасу молодых мамочек из Коннектикута в новеньких внедорожниках.
Хотя Евгений и Дебби предупреждали, что лишних вопросов лучше не задавать, тебя так и подмывает узнать мнение Бекки о Композиторе и о предстоящем «концерте». Но как только ты интересуешься, что он собой представляет, она впадает в несвойственную ей задумчивость.
– Он лапочка, – отвечает она и впервые за весь день внимательно смотрит на дорогу.
– А музыка его тебе нравится?
– Угу. Неплохая.
– Вы вместе работаете?
– Нет, он сидит в офисе в Новой Англии. На самом деле я его только один раз встречала.
– Что за офис в Новой Англии?
– А сейчас можно перестроиться? – не дождавшись ответа, она выруливает на соседнюю полосу.
– М-м-м… нет.
Шесть часов спустя, после сотни перестроений, вы наконец приезжаете в гостиницу «Ред Руф Инн» в Натике. В номере на кровати лежит Синтия, флейтистка из Бостона, высокая и худая; у вас одна комната на двоих. Она уже переоделась в пижаму и теперь смотрит телевизор и одновременно читает книгу «Как выйти из финансового тупика».
– Прости, что так поздно, – шепчешь ты, забыв представиться. – Долго ехали, а потом я еще помогала Бекке разгружать и пересчитывать диски.
– К счастью, в мои обязанности это не входит, – сообщает Синтия, на секунду оторвавшись от книжки.
Наутро вы снова грузите коробки с дисками в арендованный автомобиль, а Бекка спрашивает гостиничного служащего, как проехать к торговому центру. Синтия в это время сидит в своей машине и читает книжку. Что ж, тебе несложно поднять несколько тяжелых коробок, даже если это «не входит в твои обязанности». Ты слишком взбудоражена, ведь тебя ждет первое в жизни выступление в качестве профессиональной скрипачки, хоть ты и знаешь, что зрители не услышат ни единой сыгранной ноты.
Поскольку ты росла в сельской местности, то к американским торговым центрам не привыкла. Раз или два в год мама возила вас с братьями в молл в Северной Виргинии. В старших классах ты ждала этих поездок с радостью: в мегамоллах в Фэрфаксе и Тайсонс-Корнер продавалось много такого, что было недоступно большинству подростков в Аппалачии в доинтернетную эпоху: ботинки «Доктор Мартенс», майки с логотипами групп альтернативной музыки, модные аксессуары. Но в этих поездках вам всегда приходилось бегать из магазина в магазин и закупаться на год вперед; ты никогда не воспринимала торговый центр как место, где можно отдохнуть: спокойно посидеть у фонтана, перекусить фастфудом и просто пройтись, не сверяясь со списком покупок.
Устанавливая концертную аппаратуру так, чтобы скрипки не было слышно, ты замечаешь, что закрытое пространство молла гораздо более недружелюбно к исполнителям, чем открытые шатры на загородной ярмарке. Ярмарка – мероприятие разовое, и в Нью-Гэмпшире ваше выступление могло сойти за уличное развлечение. Но в торговом центре в Натике из каждого магазина орет музыка, и вам приходится с ней соревноваться; уставшие продавцы угрюмо смотрят на вас из своих загончиков, в которые никогда не попадает солнечный свет.
Ты начинаешь играть, но все еще с трудом читаешь ноты; тебе далеко до исполнительской манеры Евгения и его томного, практически полубессознательного состояния, в которое он приходит во время выступления. Профессиональная флейтистка Синтия признается, что раньше никогда не играла на свирели и ей нужно время, чтобы научиться. Свирель хрипит и срывается на визг. Бекка врубает фонограмму на полную мощь. Через пару минут подходит охранник и велит сделать потише: жалуются продавцы из соседних магазинов. Бекка мило улыбается и уменьшает громкость, но стоит ему повернуться спиной, как она снова выкручивает регулятор на максимум. Вокруг столика с дисками собирается толпа; на балконе второго этажа уже не протолкнуться: все стоят и слушают. После каждого номера зрители аплодируют, глядя на вас с Синтией с трепетом и почтением. В промежутках между песнями люди подходят за автографами, и ты подписываешь только что купленные диски, не упоминая о том, что партия скрипки на них – не твоя. Ты греешься в лучах восхищения, ты счастлива, что все эти незнакомые люди считают тебя невероятно талантливой. Тем временем Бекка одной рукой раздает диски, другой – сгребает наличные. «Похоже на “Титаник”! – твердят покупатели. – Кто это написал?»
Проходит час. Вы с Синтией «сыграли» последовательность из шести мелодий четыре раза. К вам снова подходит охранник и смотрит на Бекку с извиняющейся улыбкой. Она подмигивает ему и смеется. Надо отдать ей должное: она отлично выполняет свою работу. Уменьшив громкость, она увеличивает ее, как только страж порядка удаляется на достаточное расстояние.
Шесть мелодий звучат по кругу. Свирель Синтии визжит. Ты не попадаешь в ноты. Никто ничего не замечает. Дисков становится все меньше. Пачки двадцатидолларовых купюр уже не умещаются в металлическую коробочку для денег, и Бекка перекладывает их в большой картонный короб от дисков. Иногда кто-то из покупателей выкрикивает: «А они в самом деле играют?» Бекка кивает. Она не врет: вы в самом деле играете, хотя за фонограммой не слышно ни одной ноты. Ты начинаешь расслабляться; кажется, тебе все это даже нравится, как нравились прежде многочасовые репетиции оркестра. Мелодии все время повторяются, а это хорошая возможность усовершенствовать навыки владения смычком, вибрато, динамику, тон, гибкость пальцев, технику, в которой правая рука будто парит над смычком, словно оба плывут под водой. Ты как раз решаешь попробовать другую аппликатуру[40], когда что-то ударяет тебя по голове.
Монетка. Компания тинейджеров-готов, видимо, приняла вас с Синтией за фонтан и кидается монетками с балкона. Ты открываешь рот, чтобы пожаловаться Бекке, но тут опять подходит охранник, а с ним начальник охраны, который начинает орать на Бекку так громко, что даже перекрывает расслабляющую мелодию из «Титаника»:
– Немедленно уйдите! Вам уже три раза сказали, что вы слишком громко играете! Нам люди жалуются! Собирайтесь и проваливайте!
Лицо Бекки багровеет. Тебе кажется, что сейчас она разорвет охранника в клочья и тот зря с ней связался. И одновременно ты размышляешь: вам с Синтией продолжать играть, несмотря ни на что, как делали музыканты в фильме «Титаник»?
Бекка без предупреждения выдергивает вилку из розетки.
Вы с Синтией поспешно опускаете инструменты, инстинктивно поддерживая иллюзию живого выступления. А Бекка, в мгновение ока превратившись из разъяренного быка в милашку, поворачивается к толпе слушателей и кричит:
– Нас выгоняют!
Ты ждешь, что публика начнет аплодировать (по крайней мере, продавцы и подростки с балкона), но зрители в негодовании.
– Красиво же играли! Отличная музыка! – выкрикивает один.
– Пусть останутся! Пусть останутся! – подключаются остальные.
Однако начальник охраны непреклонен: «Концерт окончен. И чтобы не вздумали возвращаться – ни сегодня, ни завтра, никогда».
Вы пакуете вещички и уезжаете в Нью-Йорк. На обратном пути Бекка врубает Эминема и читает с ним хором:
– «Сколько бы рыбки ни плавало в море, море не море без меня!»
Она замолкает, лишь когда продюсер Композитора звонит ей по мобильному. Бекка объясняет, что произошло в торговом центре, описав все так, будто вы с Синтией – Шостакович с Прокофьевым, а начальник охраны – диктатор Иосиф Сталин, которому хватило наглости подвергнуть вас цензуре. Звучит впечатляюще, но Джейка не волнует, что вас выгнали, главное – выручка, а заработали вы о-го-го. Он велит Бекке выдать вам гонорар за два дня, хотя вы работали всего один, и ты получаешь четыреста пятьдесят долларов наличными. Позже, шагая по коридорам общаги, ты все время притрагиваешься к карману, словно проверяя, не испарилась ли толстая пачка двадцаток.
Лишь спустя много лет ты поймешь, что получала за эти концерты не только деньги. Зрители обожали тебя до слабости в коленках (иногда они в буквальном смысле спотыкались, пробираясь к сцене в трансе). Многие плакали, слушая твою «игру». Комплименты и благоговение лились сплошным потоком, неиссякаемым, как сама музыка.