– Покажите, в каком направлении находится статуя? – попросила я.
– Мисс Беккер, мы сейчас находимся у самого ее основания. Сделайте шаг назад и взгляните наверх.
– Такое впечатление, будто мы стоим на небесах, – сказала я.
Как бы не так.
– Лично я вижу один туман, – сказал Мартин, но тем не менее дружелюбно улыбнулся. – Ты права, это удивительная страна, удивительный город.
Он указал направо, где облака разошлись, и мы увидели внизу раскинувшийся перед нами огромный город, больше, чем Манхэттен или Рим. Облака сомкнулись.
Антонио указал наверх. Внезапно произошло обычное чудо, маленькое и восхитительное. Из белого тумана, всего в нескольких ярдах от нас, выплыла гигантская гранитная фигура Христа; его лицо было прямо над нами, руки вытянуты в стороны, но не для объятия, а для того, чтобы быть распятым; через несколько секунд фигура исчезла.
– Смотрите дальше. – Антонио вновь указал вверх.
Весь мир был укрыт чистым белым цветом, а затем внезапно фигура появилась снова там, где туман поредел. Мне хотелось плакать, я начала плакать.
– Христос, Лили здесь? Ответь! – прошептала я.
– Триана, – сказал Мартин.
– Любой может помолиться. Кроме того, я вовсе не хочу, чтобы она оказалась здесь. – Я попятилась, чтобы лучше рассмотреть Его, моего Бога, когда облака вновь разошлись и сомкнулись.
– Здесь не так уж плохо в облачный день, как я думал, – сказал Антонио.
– Ну конечно, здесь божественно, – подтвердила я.
Думаешь, это тебе поможет? Как те четки, что ты вытянула из-под подушки, когда я тебя покинул?
– Неужели в твоей душе остались еще потаенные уголки? – Я едва шевелила губами, со стороны, наверное, казалось, что я бормочу что-то бессмысленное. – Неужели наше с тобой мрачное путешествие ничему тебя не научило? Или ты теперь совсем не связан с природой, вроде тех призраков, что когда-то тебя преследовали? Я ведь не должна была увидеть твой Рио, тебе нужны только мои воспоминания. Неужели ты к ним ревнуешь? Что тебя здесь удерживает? Силы иссякают, а ты все ненавидишь, ненавидишь…
– Я ждал самого главного момента – твоего унижения.
– Мне следовало бы догадаться, – прошептала я.
– Хорошо бы, чтобы ты не молилась вслух, – беспечно произнес Мартин. – А то я невольно вспоминаю свою тетю Люси и то, как она заставляла нас слушать молитвы по радио каждый вечер в шесть часов, и мы пятнадцать минут стояли на коленях на деревянном полу!
Антонио рассмеялся.
– Как это похоже на католиков. – Он дотронулся до моего плеча, а потом и до плеча Мартина. – Друзья мои, сейчас пойдет дождь. Если хотите осмотреть отель до дождя, то нам следует спуститься к трамваю сейчас.
Мы ждали, чтобы облака расступились в последний раз. И увидели огромного сурового Христа.
– Если Лили познала покой, Господи, – сказала я, – то я не прошу, чтобы ты дал мне знать.
– Ты сама не веришь в эту муру, – сказал Мартин.
Антонио был поражен. Он ведь не мог знать, что все мои ближайшие родственники денно и нощно поучают меня.
– Я верю, что, где бы ни была сейчас Лили, она во мне не нуждается. И это относится ко всем по-настоящему усопшим.
Мартин не слушал.
Над нами еще раз появился Христос с разведенными в сторону руками, как на кресте. Мы поспешили к трамваю.
Наши телохранители, которые стояли привалившись к балюстраде, смяли банки из-под напитков, швырнули их в урну и последовали за нами.
К тому времени, когда мы спустились вниз, туман стал совсем мокрый.
– Это первая остановка? – спросила я.
– Да, других нет, – сказал Антонио. – Я уже вызвал машину. Ехать в гору гораздо труднее, чем вниз, так что мы можем не торопиться, если хотите, а потом уже будет не важно, идет ли дождь. То есть я хочу сказать, что мне, разумеется, очень жаль, что день такой ненастный…
– Все чудесно.
Кто же пользовался этой первой трамвайной остановкой? Остановкой возле заброшенного отеля?
Здесь же была стоянка для машин. Какие-то люди, несомненно, поднимались на мощных маленьких автомобилях, оставляли их на парковке и пересаживались на трамвай, который вез их на вершину. Больше здесь делать было нечего.
Большого, выкрашенного охрой здания гостиницы еще не коснулась разруха, но за ним явно никто не следил.
Я застыла как зачарованная и смотрела на этот дом. Облака не спустились так низко, и мне был виден город и море, которые можно было рассмотреть из этих окон, теперь закрытых ставнями.
– Какое место…
– Да, – сказал Антонио, – было много планов, очень много, возможно… вот, посмотрите сами за забор. – Я увидела тропинку, я увидела двор, я рассмотрела поблекшие ставни на окнах, черепичную крышу. А что, если… нельзя ли… хотелось бы…
Во мне родилось неожиданное желание, чего не случалось ни разу во время наших путешествий, огородить для себя это место и иногда наведываться сюда, чтобы дышать воздухом этого леса. Мне казалось, что нет на земле прекраснее места, чем Рио.
– Идемте, – позвал Антонио.
Мы прошли мимо отеля. Толстые цементные ограждения охраняли нас от узкого ущелья. Только теперь мы рассмотрели, насколько велико это здание и как оно расположено над долиной. От этой красоты щемило сердце. Подо мной выстроились в прямую линию банановые деревья, они спускались все ниже и ниже по склону, словно росли из одного корня, а вокруг простиралась буйная зелень, и деревья раскачивались над нашими головами. Через дорогу, за нашими спинами лес круто поднимался в гору, мрачный и густой.
– Это рай.
Я стояла, наслаждаясь тишиной. Пусть все так и будет. Еще секунду. Мне не пришлось ни о чем просить. Хватило одного жеста. Мужчины отошли в сторону, закурили сигареты, принялись болтать. Я не слышала их слов. Ветер здесь дул не так, как на вершине. Облака спускались вниз, но очень медленно и не густо. Тишина и покой, а внизу расположились тысячи и тысячи зданий, домов, башен, улиц, за которыми начиналась спокойная изумительная красота бескрайней синей воды.
Лили здесь не было. Лили исчезла, точно так, как исчезла душа Маэстро, точно так, как уходят куда-то все души, душа Карла, душа матери. У Лили есть более важные дела, чем приходить ко мне, чтобы утешать или мучить.
– Не будь такой уверенной.
– Поосторожнее со своими трюками, – прошептала я. – У тебя я научилась превращать боль в музыку. И могу это сделать и сейчас, – сказала я. – Меня не так-то просто обмануть, тебе следовало бы это знать.
– От того зрелища, что ты увидишь, кровь застынет в твоих жилах и ты выронишь скрипку, ты будешь молить меня, чтобы я взял ее! Ты отвернешься от всего, чем до сих пор так восхищалась!
– Не думаю, – возразила я. – Ты должен помнить, как хорошо я их всех знала, как сильно любила и сохранила в памяти все, до малейшей подробности. Их лица, весь их облик. Не старайся повторить это. Так мы с тобой зайдем в тупик.
Послышался вздох. Он начал ускользать. Кажется, я услышала звуки рыданий, от которых у меня похолодели руки и шея.
– Стефан, – позвала я, – постарайся расстаться со мной, иначе…
Я проклинаю тебя.
– Стефан, почему ты выбрал меня? Неужели никто другой так не поклонялся смерти или музыке?
До моей руки дотронулся Мартин и куда-то показал. Я увидела внизу на дороге Антонио, который жестами подзывал нас.
Вниз пришлось спускаться довольно долго. Охранники несли караул.
Туман стал совсем влажным, но небо очистилось. Наверное, так и должно было случиться. Туман превращается в дождь и становится прозрачным.
Мы вышли на большую поляну, к тому, что там на горе казалось старым бетонным фонтаном, а теперь превратилось в полиэтиленовые мешки, выстроенные в круг ярко-синие бакалейные или аптечные мешки. Никогда не видела мешков такого цвета.
– Это их подношения, – сказал Антонио.
– Чьи?
– Тех, кто поклоняется Макумбе, Кандомбле. Видите? В каждом мешке подношение Богу. В одном рис, в другом – что-то еще, наверное, кукуруза, видите, они образуют круг. Здесь же горят свечи.
Я пришла в восторг. Но на меня не снизошло никакого сверхъестественного откровения, я лишь удивилась человеческим существам, их вере, самому лесу, создавшему эту маленькую зеленую часовню для странной бразильской религии со множеством различных ритуалов, в которой нашлось место и католическим святым.
Мартин засыпал гида вопросами. Сколько лет тому назад они впервые здесь собрались? Для чего все это? Антонио с трудом подбирал слова… ритуальное очищение.
– А тебя это не спасло бы? – прошептала я. Разумеется, я обратилась к Стефану.
Ответа не последовало.
Со всех сторон нас окружал лес, сияющий лес, омытый ливневым дождем. Я крепче обняла хорошо укутанную скрипку, чтобы внутрь мешка не просочилась влага. Я разглядывала старый круг из необычных липких синих полиэтиленовых мешков, свечные огарки. А почему бы и не синие мешки? Почему бы и нет? Неужели в Древнем Риме лампы в храмах отличались от обычных домашних светильников? Синие мешки риса, кукурузы… для духов. Ритуальный круг. Свечи.
– Человек становится… в центр… – Антонио вспоминал английский. – Для того, наверное, чтобы очиститься.
От Стефана ни звука, ни шепота. Я взглянула наверх сквозь зеленый полог. Дождь беззвучно омыл мое лицо.
– Пора идти, – сказал Мартин. – Триана, тебе нужно поспать. Подумай о наших хозяевах. Они затеяли что-то грандиозное и хотят пораньше за тобой заехать. Видимо, они чрезвычайно гордятся этим своим муниципальным театром.
– Но ведь это оперный театр, – умиротворяюще заметил Антонио, – очень пышный. Многие люди любят его осматривать. А после концерта там будут огромные толпы.
– Да-да, я хочу поехать пораньше, – сказала я. – Он весь из красивейшего мрамора, кажется так?
– А-а, так вы уже знаете, – сказал Антонио. – Он великолепен.
Обратно мы отправились в дождь. Антонио со смехом признался, что за все годы, что он проводит подобные экскурсии, ему ни разу не доводилось видеть ливневый лес во время ливня, так что для него это новое зрелище. Я была очарована красотой и уже ничего не боялась. Мне казалось, я поняла, что намерен предпринять Стефан. В голове гудела какая-то мысль, которая почти казалась планом.