— Во как вкусно! — потирая ладонью о ладонь, сказал широкомордый. Будто лист жуешь капустный! Мы твои, Вова, замашки одобряем — когда есть бабки, нужно есть, и есть вкусно. Бабок не станет, будешь лапу сосать и вспоминать. Но заработанных на нашем чуваке бабок тебе, Вова, даже при таких крутых тратах надолго хватит, а вот мы на голяк сели, да-а…
Володя, стоявший напротив парней, с ужасом думал: «Кто они? Что им нужно от меня? Что за чувак, на котором я заработал деньги? Неужели охранник Серега! Ну да, конечно! Вот как меня подставил Кошмарик! Сам смотал, а мне разбираться с этими бугаями надо!»
— Чего я вам плохого сделал? — принимая тон обиженного и не понимающего, в чем его обвиняют, человека, спросил Володя. — Я ничего от Сереги брать не хотел. Это мой товарищ его попугал немного, вот он и отдал ему деньги!
Широколицый большим пальцем ткнул в сторону Володи:
— Гляди-ка, понимает, в чем его вина! Товарищ, видишь ли, на Серегу наехал, а он ни при чем. Нет, пацан, — раз взял деньги, значит, вы вместе работаете, и отвечать ты за такой бессовестный наезд будешь по полной! Кую они, видишь ли, Сереге из головы сделать хотели. Конторой своей солидной пугали!
— Да нет у них никого! — сказал другой парень, попивая сок. — Нужно ему за такой наезд самому башку между дверей зажать и маленько форму изменить. Ты, Вова, груши любишь? А? — спросил он, свирепо глядя на Володю.
— Люблю, — холодея, ответил подросток.
— Ну так будет у тебя голова на грушу похожа: внизу широко, а вверху узко.
Третий незнакомец заливисто заржал, но широколицый с укоризной посмотрел на своих товарищей и сказал:
— Нет, рано. Это мы всегда успеем сделать. И не только грушу — что в груше необычного? Винт можем из его башки сделать! Вот это будет забавней.
Товарищи широкомордого, стуча кулаками по столу, загоготали, оценив силу воображения своего другана, но он прекратил хохот словами:
— Хорош ржать! А то упадет наш Вова от страха в обморок. Знаем же, слабые у него нервишки. А он нам ещё нужен.
— Хотите… — стучали зубы Володи, — я отдам вам деньги. У меня около двадцати тысяч осталось. Я, правда, не хотел их брать. Это товарищ мой их мне сунул.
— А почему же двадцать? — уперев руку в колено, внимательно и сурово смотрел на него широколицый. — Где ещё пять тонн?
— Потратил… — уныло протянул Володя.
— Да, бабками швырять ты мастак! — презрительно сказал парень. Попробуй-ка ты теперь их заработать. Не заработаешь — винтом тебе головенку закрутим.
Володя понимал, что парни пугают, но если даже их намерения и не простирались до таких ужасных пределов, все равно бояться их было нужно, и он решил изобразить сильный испуг, чтобы усыпить их бдительность.
— Чего я вам плохого сделал? Возьмите двадцать тысяч, а остальное я вам потом отдам. И приятель мой тоже вам деньги принесет!
— Да оставь ты себе эту мелочевку! — презрительно сказал «широкая рожа». — Станем мы мараться ради каких-то пяти десятков тонн деревянных. Нам ту скрипку снова заиметь нужно. На Серегиной харе мы вдоволь поплясали за то, что он такой товар по дешевке сдал, а потом ещё и вас, сосунков, испугался. Мы-то сразу смекнули, что блефовали вы, вот и хотим теперь тем скрипаком снова завладеть. Поможешь — в долю возьмем, потому как выходы у нас на забугорные аукционы имеются, а через кордон инструмент перевезут в дипломатическом вагоне. Так что отвечай поскорее, не тяни кота за одно место: или делаешь с нами дело, или превращаем тебе башку в хитрую фигуру. Время пошло, — быстро сказал «широкая морда», точь-в-точь, как Кошмарик, предлагавший Сереге ультиматум.
— А где я вам возьму ту скрипку? — играя до смерти напуганного, чуть ли не прокричал Володя.
— Что, согласен? — прорычал главарь, становясь все более страшным и широкомордым.
— Согласен, конечно, но только если я смогу… — пролепетал Володя, проклиная все скрипки и всех скрипачей на свете. На душе было так муторно и тоскливо, что хотелось громко завыть.
— А раз согласен, так надевай скорей штаны, рубашку и едем с нами. И не вздумай, парень, на улице орать как резаный и звать ментов и граждан. Не поможет тебе уже никто, если нам не поможешь.
Спускаясь вниз по лестнице в окружении мордоворотов, Володя ни с того ни с сего с сердечными муками подумал: «За все, Вова, нужно платить. Ты сидел счастливый и ел охотничьи колбаски, считал себя крутым богатым мужиком, а куплены они были на воровские деньги. Так что, приятного тебе аппетита Вова. Когда ты в следующий раз поешь?»
Рядом с парадным стояла «Нива» с зачерненными стеклами. В её салон и предложили залезть его новые товарищи, даже вежливо так подсобили забраться. Дверь с мягким чавканьем закрылась, и бандитский экипаж покатил по родному Володиному двору. Машина проезжала мимо знакомых Володе пенсионеров, мимо Иринки, приехавшей из деревни, наверное, только вчера, и жуткое чувство расставания навсегда с этими людьми, с отцом и мамой заставило глаза Володи наполниться слезами, которые щекочущими дорожками пролегли по щекам, по подбородку, потекли по шее прямо за ворот. Володя понял, что плачет по-девчоночьи, и эти слезы разозлили его. Злость же мигом осушила глаза и щеки, и он поклялся себе: «Подождите, зайчики мои, устрою я вам скрипичный концерт!» Как он устроит его и что подразумевалось под словами «скрипичный концерт», Володя пока не знал. Ему просто очень хотелось отомстить этим негодяям за нанесенную обиду.
Машина остановилась на Садовой, метрах в трехстах от Сенной площади.
— Вылезаем! — весело сказал широколицый, и Володя оказался на тротуаре.
Его заставили пройти во двор, а потом подтолкнули к подъезду дворового фасада дома. По грязной лестнице со стертыми краями каменных ступеней они стали подниматься наверх. На пятом этаже широколицый припал ухом к замочной скважине железной солидной двери, прислушался, и тут его приятель тихо заметил:
— Да не тусуйся ты, Мазай. Нет его сейчас. Говорят, уехал на два дня.
— Это я на всякий случай, — так же тихо сказал широкомордый с литературным прозвищем Мазай. — Вдруг уборщица какая-нибудь пришла, экономка. Он ведь один живет-то…
Стали подниматься выше. Дальше уже был чердак, дверь которого была забрана решеткой, на которой висел замок. Решетка, похоже, для Мазая преградой не являлась. Ключ, вставленный в замок, тотчас без усилий провернулся. С такой же легкостью открылась и дверь чердака.
— Заходим, — пригласил Мазай Володю, через несколько мгновений попавшего в темноту, где пахло сыростью и голубиным пометом. Было слышно, как птицы шебуршат, воркуя, где-то совсем недалеко. Володя слышал, как за ними осторожно закрылась решетка, а потом и дверь. Только квадрат открытого чердачного окна впускал в этот склеп немного света, позволяя видеть стропила да мусор, разбросанный на покрытом гравием полу.
— Так, пришли! — радостно воскликнул широкомордый, хлопнув в ладоши. Значит, так, Вова. Можешь считать, что ты стал ещё на полста тонн богаче. Только поработать, конечно, тебе придется.
— Что я должен делать? — спросил Володя, прекрасно зная, чего от него потребуют.
— Что? — осклабился Мазай. — А вот что! Ласточкой на время заделаешься и ещё мышью или кротом, пролезающим в нору. На веревке спустим в квартиру того чудака, который вот там, под этим полом живет. — Он постучал ногой.
— Что — воровать?! — воскликнул Володя, прикидываясь только что «въехавшим» в замысел воров. — Я не могу! Это преступление! Меня за это в колонию отправят! Не хочу!
— Он не хочет! — притворно удивился Мазай. — Не хочет! А за украденный товар бабки получать и покупать на них сыр швейцарский хочешь?! Нет, Вова, не брыкайся уж! Слазаешь к тому самому хозяину, который в комиссионке скрипку купил, его сейчас дома нет. Любитель он скрипок и всяких там контрабасов, а поэтому ты, Вова, нужную нам скрипку найдешь — ты же видел её и запомнил! Потом отключишь сигнализацию, которая у выхода прицеплена, кнопку нажмешь, а мы войдем, и скрипку у тебя заберем, и ещё бабок отвалим. И поедешь ты, Вова, на самой быстрой тачке к себе домой. По дороге можешь купить ещё колбасок и сыра, да пирожные не забудь. Всего-то делов на полчаса. Нет, двадцать минут.
— Что же, разве ваш Серега не мог ту скрипку среди других инструментов узнать? — спросил Володя, все ещё делая вид, что противится воле воров.
— Серега-то? — стал ещё шире лицом от улыбки Мазай. — А он за свои проказы, за глупость и динамо больше ничего узнать не сможет. Да и гибкость нам твоя нужна, Вова. Кто же, кроме тебя, в форточку пролезет?
Володя понял, что окончательно погиб. Если бы ему как-нибудь и удалось вырваться из рук грабителей и не залететь в милицию, то клеймо вора на нем останется до гробовой доски, Но что он мог сейчас поделать? Ерепениться, уговаривать или возражать не имело никакого смысла.
— Ладно, — сказал он, — полезу. Только не увидят ли меня с улицы? Могут вызвать милицию…
— Знаем, что могут. Но дом, который стоит напротив, далеко, а два флигеля, что к этому дому прилеплены, трехэтажные. Значит, тебя будет трудно заметить. В твоих интересах, Вова, работать быстро.
— Ладно, — деловым тоном ответил Володя, — а если форточка закрыта, что делать?
— Тогда её надо открыть. Открывашку эту возьмешь…
Мазай достал из сумки странный предмет: в середине — черная резиновая присоска, в неё вставлена палочка, от палочки отходит кривая ножка. Мазай поднял с пола кусок стекла, будто оно нарочно лежало здесь для его надобностей. Черная присоска легла на стекло и прилипла. Мазай, пользуясь кривой ножкой как циркулем, обвел по стеклу круг. Ножка двигалась с легким шуршанием. Потом двумя большими пальцами широкомордый надавил на стекло в середине круга, и оно с негромким лопающимся звуком вывалилось, и на руке Мазая остался лежать ровно вырезанный стеклянный круг.
— Сделаешь то же самое на стекле форточки. Открывашку прилепишь поближе к шпингалету. Алмазом сделаешь кружок, а потом надавишь. В дырку просунешь руку — не порежься. Шпингалет откроешь, а потом лезь в форточку, головой вперед лезь. Скрипку разыщешь, сигнализацию кнопкой отключишь и дверь открывай. Мы тебя встретим. Скрипку в эту сумку положишь. В ней же должна быть открывашка для форточки. Ну, все понял?