– Но когда-нибудь ты скажешь?
– Когда-нибудь скажу, – пообещал он.
На следующий день, к вечеру, Кирилл проводил Касю к Марго. Потом вышел на улицу и остановился в раздумье. Осеннее солнце медленно закатывалось за горизонт. Вечерний воздух был еще теплым, люди спешили вокруг по своим делам, кто улыбаясь, кто хмурясь. Ему было грустно. Почему он не рассказал Касе правду? Но тут же тряхнул головой – нет, он не мог рисковать. И в первую очередь он должен был выполнить обещание, данное Аркадию. Это было самым важным! Кирилл вспомнил их последний разговор, когда Кася на полчаса оставила их одних. В конце Аркадий произнес слова, прочно врезавшиеся в его память: «Каждый миг, каждую секунду моей жизни я пытался победить страх, живущий во мне. И только сейчас понимаю, что больше ничего не боюсь. Теперь я уверен, что больше никто и ничто не может напугать меня». Кирилл точно знал, что Аркадий сознательно выбросился из окна. Его преследователи были уверены, что тайна умерла с ним. Так было лучше. Никто не знал об их разговоре, никто не знал, что в один момент Аркадий принял неожиданное решение: подозревая, что у него нет другого выхода, он доверился Кириллу. Почему? На этот вопрос так просто не ответишь. Важнее было второе «почему?». По какой причине Кирилл согласился на это? Ответа у него не было. Он встал и посмотрел на часы. До самолета, отлетающего в Каир, оставалось три часа. Нужно было двигаться. Уже завтра он будет на Синае, и завтра начнется самое трудное…
После ухода Кирилла Касю первый раз в жизни охватило совершенно незнакомое чувство отчаяния. Иногда ей казалось, что все это неправда и выпавший из окна, как тряпичная кукла, Аркадий был всего лишь ночным кошмаром. Ей было жутко, затянутый серой пеленой дождя город казался темным и мрачным, а будущее представлялось страшным, как бездонная пропасть. И ничего не могло избавить от этого странного и тяжелого впечатления обреченности.
Затрещал мобильник. Екатерина Великая словно почувствовала состояние дочери.
– Возвращайся, на месте разберемся, – заявила она вместо приветствия.
– Ты думаешь, так лучше?
– Не думаю, а уверена, – безапелляционным тоном заявила мать.
– Может, мне попытаться вернуться к Нодэну?
– Вряд ли, я в этом сильно сомневаюсь. Да и потом, тебе необходимо отдохнуть! – продолжала настаивать мать.
Перед глазами Каси пронеслись события последних дней, и она почувствовала, что действительно очень устала. В любом случае никакой светлой идеи в ее голову не приходило. Екатерина Великая, как всегда, была права: ей просто жизненно необходимо было прийти в себя.
– Вот и замечательно, – поняв молчание дочери как согласие, постановила Екатерина Дмитриевна, – отдышишься, в голове прояснится и потом будешь думать, что делать дальше.
– Хорошо, – согласилась дочь, и дышать почему-то сразу стало легче.
– А у меня для тебя сюрприз: я решила разориться на новую машину.
– Ты расстаешься со своим грузовичком?
– Не расстаюсь, с чего это ты решила, просто нужно иметь нечто более приличное. Так что, как только приедешь в Каор, пойдешь в гараж у Бертрана. От вокзала до него десять минут пешком. И заберешь нашу новую машинку. Так что мне даже в Каор мотаться не придется!
Кася повесила трубку и задумчиво прошлась по комнате. Как ни крутила в голове, но предложение матери было самым разумным в ее ситуации. Потом была ночь, а утром, быстро купив по Интернету железнодорожный билет, она отправилась на вокзал. На этот раз повсюду хронически опаздывавшая и привыкшая вскакивать в последний вагон Кася прибыла на посадку заблаговременно. Ей – чего с ней никогда не случалось – даже пришлось ожидать подачи поезда.
По приезде в Каор отправилась в гараж. Машина, как и обещала мать, уже ждала ее. Небольшой внедорожник оказался очень удобным и маневренным. Давно не испытывала от вождения такого удовольствия, даже пару раз позволила себе превысить разрешенную скорость. Потом опомнилась, перестала лихачить и всю остальную дорогу проехала как вполне добропорядочный и законопослушный гражданин. Оставила машину в тени платановой аллеи, ведущей к материнскому замку. Последние двести метров ей захотелось пройти пешком. Шла не торопясь, разглядывая накопившиеся за четыре месяца ее отсутствия изменения. Ее неугомонная мать ухитрилась начать даже планировку будущего парка, и два симпатичных цветочных массива украшали обе стороны парадной лестницы. Послышалось глухое гавканье. Дверь распахнулась, и на порог выскочил мастиф Лорд Эндрю, виляя хвостом и повизгивая от удовольствия, как щенок. Пес совершенно забыл присущую ему сдержанность и флегматичность стопроцентного англичанина. Следом за ним вышла и Екатерина Дмитриевна в зеленом комбинезоне садовода-любителя. Мать обняла, Эндрю с достоинством лизнул руку и потерся лобастой головой. Ей были рады, и она наконец была дома. В этот момент откуда ни возьмись выскочил облезлый пес и остервенело залаял на Касю. Та отшатнулась:
– Это еще что за зверь!
– Молчать! – рявкнула мать, и собака попятилась, повизгивая, как щенок, и враждебно поглядывая на Касю. Вид у пса был не ахти: худое тело борзой, дополненное кривыми лапами и обвислыми ушами таксы, морда, заросшая шерстью грязно-серого цвета. Но мало того что природа явно не постаралась, так еще один бок был совсем лысый, а на другом шерсть росла клочками.
– Откуда она взялась?
– Не она, а он, я его Жуликом назвала, – поправила мать. – Приблудился, а у меня рука не поднялась прогнать. Да и Эндрю так веселее.
– Нашему Эндрю в друзья такого урода! – возмутилась Кася.
Пес, словно понимая, что говорят о нем, заскулил и спрятался за своего товарища. Эндрю лизнул ему морду, словно успокаивая, и поднял на Касю умный взгляд ореховых глаз: мол, понимаю, что не красавец, но не в красоте счастье. Она почувствовала на себе укоряющий взгляд двух пар глаз.
– Вот-вот, теперь ты меня поймешь! – рассмеялась мать. – Наш Лорд за своего дружка горой. А Жулик – еще та сирота казанская, умеет разжалобить!
– С ума сойти! – не желала сдаваться Кася. – Раз Эндрю кто-то нужен, мы вполне могли бы найти ему товарища более благородных кровей, а не этого двортерьера!
– Успокойся, он сам себе нашел, да и потом – жалко. У Жулика жизнь до нас была по-настоящему собачьей: хозяин его бил, привязывал, даже бок обварил. Я его к ветеринару отвозила, думала, вдруг больной. Так вот, он мне показал рубцы и объяснил, что случилось.
Рассказ о мытарствах пса тронул Касю, и она уже совершенно другими глазами посмотрела на новое семейное приобретение.
– Кстати, а почему ты его Жуликом назвала? – спросила она уже более мирным тоном.
– Поживешь – увидишь, – философски отозвалась мать. – Пошли домой.
Они зашли, следом заскочил Эндрю с повеселевшим Жуликом, непонятно каким макаром сообразившим, что гроза над его безобразной мордой рассеялась.
– Прошло только четыре месяца. А мне кажется, минула целая вечность! – призналась Кася, оглядываясь вокруг.
– А я даже не заметила, кручусь целый день как заведенная.
– Зато какой прогресс!
– А мне кажется, все так медленно! – поморщилась Екатерина Дмитриевна.
Уже дома, подкрепившись сыром и красным вином, разговорились.
– Как ты? – наконец решилась спросить Екатерина Великая.
– Грустно, – призналась дочь.
– В такой истории всегда трудно перелистнуть страницу, – покачала головой старшая Кузнецова.
– Ты уверена, что ее нужно переворачивать?
– Это тебе решать, – осторожно ответила ее собеседница.
– Мне в этой истории никто не дал никакой возможности решать что-либо! – с горечью произнесла Кася.
– Иногда так бывает.
– Бывает, но, согласись, самое обидное, что у тебя нет никакого права выбора!
– В таких ситуациях чаще всего никто никому права выбора не предоставляет, иначе мы бы жили в совершенно ином, чудесном и нереальном, мире, – вздохнула Екатерина Дмитриевна.
Кася всхлипнула, ничего не ответив. Обе замолчали, наблюдая за тихо потрескивающим в печке огнем. Дождь стучал по закрытым ставням.
– Лето кончилось, – печально произнесла она.
– Ничего страшного, – бодро ответила Екатерина Дмитриевна, – что-что, а лето уж непременно повторится…