— Не знаю, — честно отвечаю я. Потому что я действительно не знаю, чего ожидать, и это меня гложет. Мои нервы чертовски натянуты, и я никогда еще не был настолько на взводе. Если бы это были только мы — я и мои бойцы — да, я бы волновался, но не так сильно.
То, что Холли со мной, заставляет меня сходить с ума. Я знаю, что это моя вина. Я позволил ей поехать… Но, на самом деле, я ничего не могу позволить Холли. Черта характера, которой я одновременно и восхищаюсь, и от которой бешусь. Иногда мне кажется, что моя жизнь была бы намного проще, если бы она была маленькой дурочкой, которая слушалась бы и выполняла все мои команды. С другой стороны, я знаю, что мне было бы до чертиков скучно без ее настойчивости и решительности.
— Ты все приготовил в поместье? — спрашиваю я Нео. Я уверен, что слух о том, что я жив, а не умер, уже распространился. И поэтому теперь я не намерен останавливаться где-либо еще, кроме семейного комплекса. От Тройки я не слышал ни звука, что по меньшей мере чертовски странно. Что бы они ни замышляли, я должен выяснить это и быть уверенным, что нахожусь на шаг впереди.
— Да, все готово. На аэродроме нас встретят три машины. — Голос Нео прорывается сквозь мои мысли.
— Хорошо. — Я киваю. Затем встаю и направляюсь к задней части самолета, где спит Холли.
— Тео, присядь на минутку. — Мама останавливает меня по дороге.
— Ма, как ты держишься? — В последнее время у меня совсем не было времени на нее, и я чувствую себя дерьмовым сыном за то, что заставил ее пройти через это.
— Я в порядке. Не беспокойся обо мне. Как ты? Это очень тяжело: взять на себя управление семьей, тем более так неожиданно. Я не хочу, чтобы стресс повлиял на тебя. Ты всегда был прирожденным лидером, Тео.
— Спасибо, мама, я в порядке.
— Нет, это не так, и я также знаю, что ты не собираешься говорить со мной о том, что тебя беспокоит. Но тебе стоит поговорить с кем-нибудь.
— Я в порядке, ма, — повторяю я.
— Мне очень нравится Холли. Ты хорошо сделал, что выбрал ее. Мне жаль, что мне потребовалось время, чтобы понять это.
Я потерял дар речи. Я знал, что мама полюбила Холли, но никак не ожидал услышать извинения.
— Спасибо. Она — нечто особенное. Я ее не заслуживаю, но чертовски рад, что она у меня есть.
— Ты заслуживаешь всего, Тео. Ты хороший человек. — Мама наклоняется вперед и целует меня в обе щеки.
— Спасибо, ма. — Я знаю, что не очень хороший человек, но не собираюсь спорить с матерью об этом. Я не выиграю. — Пойду проверю, как там Холли. Мы должны приземлиться примерно через тридцать минут. — Я иду в спальню. Холли пыталась заставить мою мать лечь, когда мы только поднялись на борт, но мама и слышать об этом не хотела. Она ненавидит полеты, а особенно ненавидит спать во время перелетов — что-то вроде того, что она не хочет пропустить момент, когда самолет начнет падать. Хотя, если хотите знать мое мнение, спать во время приближающейся смерти — отличный способ уйти.
Я открываю дверь и осторожно закрываю ее за собой. Я знаю, что до посадки осталось всего тридцать минут, но за эти тридцать минут можно сделать очень многое. Я еще не имел удовольствия подарить Холли членство в клубе высотной мили, и нет лучшего времени для этого, чем сейчас.
Я стягиваю через голову рубашку, затем снимаю туфли и носки. Остаюсь в одних трусах. Холли не шевелится, а я осторожно стягиваю с нее одеяло и аккуратно переворачиваю ее так, чтобы она лежала на спине, а затем устраиваюсь между ее ног. Приподняв ее платье, я с приятным удивлением обнаруживаю, что на ней нет нижнего белья. Я ухмыляюсь, вспоминая многочисленные трусики, которые я уничтожил, торопясь добраться до ее киски. Это мой любимый гребаный наркотик: пьянящий, удушающий и всепоглощающий самым восхитительным образом. Мой рот наполняется слюной, когда я смотрю вниз на ее киску. Она слегка блестит от влаги, и я больше всего на свете хочу, чтобы я мог погрузиться в ее сны и узнать, что именно ей снится.
Мой язык медленно скользит между ее складок, и в ответ на это ее бедра приподнимаются с кровати. Я не свожу глаз с ее лица. Она еще спит, но уже начинает возбуждаться. Я провожу языком по ее клитору, наслаждаясь ее вкусом.
— Ммм, не останавливайся, — шепчет ее хриплый, сонный голос.
— Я и не планирую, Dolcezza.
Я наблюдаю за тем, как она удивленно распахивает глаза.
— Ти? — спрашивает она, оглядывая комнату. Я возвращаюсь к своему занятию, облизывая, покусывая и посасывая ее киску. — Чтобы не было недоразумений, я не против такого способа пробуждения, на будущее. — Она улыбается мне, путаясь руками в моих волосах.
— Я обещаю будить тебя таким образом так часто, как только смогу, Dolcezza. — Я ввожу в нее один палец, несколько раз провожу им вперед-назад, а затем ввожу другой. Ее стенки сжимаются от проникновения. Я прикусываю и посасываю ее клитор, в то время как мои два пальца скользят в ее киску и выходят из нее, а мой большой палец надавливает на ее попку. Проходит совсем немного времени, и она кончает. Ее руки бесстыдно прижимают мое лицо к себе, пока она испытывает оргазм. Через некоторое время ее хватка на моих волосах ослабевает.
Я поднимаюсь на колени и стягиваю с себя боксеры, освобождая свой бушующий член. Затем, прижавшись к входу Холли, я толкаюсь вперед, и ее голова откидывается на подушки. Я подхватываю ее бедра, поднимая их с кровати, и ее ноги обхватывают мою талию, как тиски.
— О боже, Ти. Да! — кричит она.
— Ш-ш-ш… — Я закрываю ей рот ладонью. — Ты хочешь, чтобы я продолжил, Dolcezza? — спрашиваю я. Она кивает. — Тогда тебе нужно вести себя тихо. Я не хочу, чтобы все остальные ублюдки на этом самолете знали, как ты кричишь, когда кончаешь для меня. Эти звуки мои, Холли. Ты вся моя. Каждый. Гребаный. Дюйм. — Держа руку на ее губах, чтобы заглушить ее крики удовольствия, я трахаю ее жестко и быстро. — Это будет быстро. Мы скоро приземлимся.
Рука Холли находит путь к моим яйцам, и она начинает перекатывать их пальцами. Мурашки ползут по позвоночнику, и каждое нервное окончание горит, пока она выдавливает из меня оргазм. Мгновением позже я опустошаю все, что у меня есть, в нее. Я никогда не устану трахать ее без защиты, когда между нами нет ничего, кроме кожи и пота. Я падаю на кровать, притягивая ее к себе.
— Когда все это дерьмо уляжется и мы вернемся в Нью-Йорк, я хочу, чтобы ты перестала принимать таблетки, — шепчу я ей в волосы. Я шокирую себя этим признанием, но думаю, что еще больше шокирую Холли. Все ее тело замирает, прежде чем она высвобождается из моих объятий и поднимается.
— Мы только поженились, Тео. Мы только познакомились… Ты действительно думаешь, что мы готовы завести детей? — Ее лицо немного бледнеет.
— Это не обязательно должно быть завтра. Или даже в следующем году. Перестань волноваться. Если ты не готова, то мы подождем. — Я сажусь и тяну ее к себе, чтобы она легла на меня.
— Ладно… Прости меня. Я действительно хочу иметь детей. Просто я пока не знаю, готова ли я делить тебя с кем-то еще. Мне и так приходится делить тебя со столькими людьми.
— Холли, никто не важен для меня больше, чем ты. Как бы я ни был занят и какие бы безумства ни происходили в моем мире, ты была и всегда будешь для меня приоритетом номер один. — Я серьезно отношусь к каждому слову. Никто не стоит выше моей жены. И никогда не будет. — Но мои обещания не успокаивают ее. Более того, они ее злят.
Ее лицо краснеет, когда она вскакивает с кровати. Натянув платье и проведя руками по ткани, пытаясь разгладить складки, она поворачивается, положив руки на бедра, и пристально смотрит в мою сторону. Я изо всех сил пытаюсь побороть улыбку, которая хочет украсить мои губы. Она чертовски великолепна, когда злится.
— Я — самое важное, да? Скажи мне, Ти, насколько я была важна, когда ты позволил мне думать, что ты мертв? Насколько я была важна, когда вы с Нео придумали этот дурацкий план? Когда ты заставил меня смотреть, как взрывается тот дом, думая, что ты внутри? — Она поднимает брови, чтобы выразить свою точку зрения.
Я думал, что мы уже прошли через это. Но, очевидно, она все еще испытывает негативные эмоции из-за произошедшего.
— Dolcezza, именно из-за тебя я сделал то, что должен был сделать. Мне нужно было исправить ситуацию в Нью-Йорке. Я должен сделать так, чтобы тебе было безопасно там жить. Я не могу допустить, чтобы в моем городе творилось то, что подвергало бы тебя риску.
— Знаешь что? Это даже неважно. Я знаю, кто ты, Тео. Знаю, что тебе приходится делать то, что мне не нравится. Но по какой-то причине я не могу представить себе жизнь без тебя. Я больше не хочу знать, что такое жизнь без тебя. Я все еще чертовски зла из-за того, что ты сделал, и буду злиться еще какое-то время, но, помимо этого, я испытываю чертово облегчение от того, что у меня все еще есть ты.
— Тебе не придется жить без меня, Холли. Не успеешь оглянуться, как я разберусь с этим дерьмом, и мы все вернемся домой. Ты вернешься к своей работе и сможешь учить этих избалованных сопляков в той претенциозной школе. — Холли морщится и отводит глаза. — Что? Ты не хочешь возвращаться в Нью-Йорк?
— Конечно, хочу. Я полюбила его за те несколько недель, которые мне довелось там провести. Однако мне нужно найти новую работу. Меня вроде как… ну, меня… меня уволили, — выдавливает она из себя.
Я теряю дар речи.
— Как тебя могли уволить? Ты проработала там всего один день. И у Нео была договоренность с директором; твоя работа должна была ждать тебя, — спрашиваю я, сбитый с толку.
— Ну, в том-то и дело… В школах обычно любят, чтобы учителя, знаете ли, приходили и учили детей. Я знаю, Нео говорил, что все уладил, но, очевидно, все меняется. — Она пожимает плечами и пытается притвориться, что ничего страшного не происходит.
Я видел, сколько сил она потратила на планирование и подготовку к первому дню. Я знаю, как сильно она любит свою работу.
— Почему ты ничего не сказала? Когда это вообще произошло? — Я достаю телефон и прокручиваю список номеров, пытаясь найти контакт кого-то, кого я знаю, кто мог бы добиться ее восстановления.