Скромная семейная свадьба — страница 11 из 46

Предложение ни у кого не вызвало энтузиазма. Мне не хотелось идти уговаривать Тересу, которая вела себя сегодня отвратительно, да и мои уговоры на нее не повлияют. Кроме того, я боялась, что Даниэль непременно сцепится с Андресом и Бруно им в этом никак не помешает. Слишком мало его интересовало все, что не относится к невесте. А эти молодые люди к ней никак не относились – Тереса же не выказала в них никакой заинтересованности. Но мама упорно делала вид, что ничего особенного не происходит, усадила их за карты и повела меня наверх.

– Есть надежда, что не передерутся, – сказала она мне тихо, – пока мы с тобой попытаемся привести в чувство Тересу. Эта свадьба ее совсем из себя вывела. Мне кажется, она жалеет, что так поспешно согласилась.

– Так пусть отложит, – предложила я. – А сколько они знакомы?

– Месяц, – огорошила меня мама. – Буквально на следующий день после знакомства он приехал сюда и предложил твоей сестре руку, так как, по его словам, сердце она уже успела забрать.

– Как романтично, – протянула я, вспоминая намеки Берлисенсис-старшей в столовой. – Внезапно вспыхнувшая страсть. Тебе не кажется все это несколько неестественным?

– Тереса – красивая девушка, – гордо ответила мама. – И это не первый случай, когда на ней хотят жениться сразу после знакомства, ты же знаешь.

– Но жених очень уж странно себя ведет…

– Мы не знаем, как он вел себя до знакомства с Тересой, – парировала мама. – Может, это его обычное состояние? Он так умилительно нежно относится к твоей сестре, что смотреть на них – одно удовольствие.

Я хотела сказать, что бабушка жениха такого удовольствия не испытывает, но мы уже подошли к двери Тересиной спальни. Я даже за ручку взялась, но мама меня остановила:

– Сначала постучим. Тереса такая нервная.

Но постучать мы не успели. В замке два раза провернулся ключ, показывая тем самым, что хозяйка комнаты не желает ни с кем разговаривать.

– Тереса, да что такого случилось? – встревоженно сказала мама.

– Да оставьте вы меня все в покое! – раздался из-за двери злой голос. – Видеть никого не хочу.

– Но Брунито так расстроен.

– Сама его успокаивай!

В голосе сестры появились несвойственные ему ранее визгливые нотки, а в дверь полетело что-то хрупкое и бьющееся. Осколки с веселым звоном посыпались на пол, а из-под двери вылилось немного воды.

– Ваза синьского фарфора, – с горечью сказала мама. – Утром в ней такой букет стоял… Пойдем, дорогая, Тересе нужно успокоиться.

Но пошли мы не в гостиную, как я ожидала, а в папин кабинет, где мама начала сетовать на поведение Тересы, выходящее из всех рамок в последние дни. Мне показалось, что больше всего ей было жалко вазу – остальное подлежало исправлению, а это уже нет. Даже собранный заново с помощью магии, предмет сильно терял в цене, хотя мест скреплений обычным взглядом не было видно, но эксперты на такое обращали внимание всегда. А уж стоило такое восстановление столько, что по цене практически сравнивалось с новой вазой.

– Вы ей всегда слишком много позволяли, – напомнила я.

– Она такая ранимая, – расстроенно сказала мама. – Чуть что – сразу в слезы. А мне так больно видеть ваши с сестрой слезы, Патти.

Легкость и мягкость характера мамы привели к тому, что истеричность, которую она стыдливо именовала «ранимостью», и достигла у Тересы таких размеров. А еще вседозволенность. Что сестра хотела, то рано или поздно получала, ей всегда удавалось добиться того, что ей нужно. Но говорить это маме бесполезно – что получилось, то получилось, ничего уже не исправить. За размышлениями я перестала следить за тем, что говорит мама, поэтому когда опять попыталась включиться в разговор, ее слова меня ужасно удивили.

– Он нам всегда был как сын, понимаешь?

– Бруно? – недоуменно переспросила я.

– О боги, Патрисия, ты чем слушаешь? Я с тобой сейчас разве про Бруно говорю? Речь о Даниэле.

– Мама, давай о нем не будем, – безнадежно сказала я.

– Как не будем? Ты хочешь выгнать его из дома, а это неправильно, – убежденно сказала она.

– Неправильно, что он сейчас у нас находится и в любой момент может сцепиться с Андресом, – резко ответила я. – Он обязан был покинуть дом, если хоть немного нас уважает. Не нужно было его приглашать.

– Я хотела, чтобы у тебя была возможность поставить своих кавалеров рядом и сравнить, – хитро улыбнулась мама. – Если ты еще не заметила, Андрес во всем сильно проигрывает Даниэлю.

– В самом деле? – Я невольно рассмеялась. – Мне пока кажется, что проигрывает Даниэль. Но ты меня прости, мама, у меня нет никакого желания устраивать здесь соревнования.

– Ты правда не хочешь вернуть Даниэля? – недоверчиво спросила мама. – Он ведь действительно тебя любит. А тогда… тогда во всем была виновата Тереса.

Ее слова настолько меня поразили, что я не сразу нашлась что ответить. До сих пор еще ни разу мама не говорила, что ее любимица в чем-то там виновата. Видно было, что и сейчас эти слова даются маме необычайно тяжело.

– Мама, прошел целый год, – напомнила я.

– Да, целый год, – оживилась она. – Ты должна была успокоиться, все обдумать.

– Я обдумала, – резко сказала я. – Это была детская влюбленность, не более.

Я была абсолютно убеждена в том, что это так. При взгляде на Даниэля у меня еще что-то горестно свербело в груди, но когда его не было рядом, я о нем даже не вспоминала.

– Неужели у бедняги совсем никаких шансов? – разочарованно сказала мама. – Он просил меня с тобой поговорить. Знаешь, не отвергай его так сразу. Пожалуйста, подожди хоть пару дней. Вдруг твоя детская влюбленность не увяла, а еще способна расцвести пышным цветом нам на радость?

– Мама, ты хоть понимаешь, что даже если бы я согласилась за него выйти, Тереса отравила бы нам всю жизнь? Один ее вид постоянно напоминал бы о том, что я видела, – резко ответила я. – Что в таких условиях вырасти может? Колючка какая-нибудь. А колючки не цветут. Нет, Даниэлю лучше уехать. Ты должна поговорить с ним об этом прямо сейчас, пока не случилось ничего непоправимого.

– Но, Патти… – растерянно сказала мама.

– Прямо сейчас, – повторила я. – Мы спустимся, и ты с ним поговоришь.

Глава 6

Когда мы вернулись к гостям, то обнаружили там одного лишь Даниэля. Он сидел на диване и небрежно перелистывал какой-то спортивный журнальчик, не особо рассматривая, что там написано. Он настолько погрузился в свои мысли, что нас заметил, лишь когда мама его окликнула.

– Даниэль, – смущенно сказала она, – мы с Патрисией обсудили сложившуюся ситуацию. Наверное, будет лучше, если ты уедешь.

Слова эти дались ей необычайно трудно. Каждое она выдавливала из себя, будто надеялась – что-то произойдет и договаривать не придется.

– Пусть Патрисия это сама мне скажет, – неожиданно ответил он и посмотрел на меня. – Глядя в глаза. Скажет, что больше ничего ко мне не чувствует.

– Даниэль… – начала я.

– Глядя в глаза, Патрисия, – повторил он.

Я посмотрела ему в глаза, такие знакомые, такие близкие. И на меня нахлынула волна воспоминаний, как будто и не было этого года и того ужасного происшествия с Тересой… С Тересой?

– Даниэль, я действительно хочу, чтобы ты уехал, – четко сказала я.

– Пилар, вы же видели? Неужели и после этого будете настаивать, чтобы я отказался от вашей дочери?

– Даниэль, это все – прошлое, понимаешь? – попыталась я объяснить.

– Вот именно, прошлое не хочет отпускать ни меня, ни тебя, – горячо заговорил он. – За этот год я исходил весь Фринштад в надежде на то, что наша встреча все вернет. И вот мы встретились, а ты меня прогоняешь.

– Нет, Даниэль. Между нами ничего быть не может. Между нами всегда будет стоять Тереса.

– Патти, я же говорила, вины Даниэля в том нет, – попыталась вмешаться мама.

– Я не знаю, есть или нет. Это теперь не имеет значения.

Я развернулась и пошла прочь из гостиной. Даниэль разразился мне вслед горячей речью, которая была наполнена проклятьями Тересе. Мама уговаривала его успокоиться. Надеюсь, она убедит его уехать. Оставаться в гостиной я не могла. Чем больше я находилась рядом с Даниэлем, тем больше понимала, что прошлого не вернуть, что от моего чувства остался лишь засохший цветок в книжке со стихами. Вспомнить, погрустить, и все. Что высохло, уже не зацветет. Сейчас мне нужен Андрес.

Сначала я заглянула в библиотеку. Но там была одна фьордина Берлисенсис, которая при моем появлении с явным облегчением опустила свою тяжелую трость на пол. Похоже, фьордине Нильте сегодня досталось за излишнюю навязчивость.

– У вас хороший выбор книг, фьорда Венегас, – сказала бабушка Бруно. – Но совсем ничего нет по магии.

– Разве? – удивилась я. – Я помню, что были. Наверное, все они переместились в комнату к Тересе.

– Наверное, – согласилась она, задумчиво поглаживая рукоятку своей трости.

– Она единственная из семьи, кто занимался магией, – пояснила я. – Даже в Академии училась.

– Вот как? – равнодушно сказала фьордина Берлисенсис.

Похоже, занимала ее не сама Тереса, а то, как от нее избавиться. Очень уж не нравилась сей достойной даме невеста внука. И это она еще не слышала, как Тереса в разговоре с Бруно назвала ее «бабкой». Я ее тоже не интересовала, поэтому мы ради приличия перебросились парой фраз, потом я извинилась и ушла.

Андрес был в выделенной ему комнате. Открыл он сразу, как только я постучала, будто стоял за дверью и меня ждал. Я невольно начала улыбаться.

– Долго же вы Тересу уговаривали, – заметил он.

– Так и не уговорили.

– Странная они пара с Бруно. Никогда бы не подумал, что Берлисенсис будет бегать на задних лапках за такой вульгарной девицей, которая в грош его не ставит.

– Тереса все же моя сестра, – напомнила я.

– Увы, от этого она лучше не стала. Вы с ней совсем не похожи, ни внешне, ни внутренне.

– Она в отца пошла, я в мать. Папина мама Тересу очень любила из-за этого, – вспомнила я. – «Наша порода», – говорила она.