– Увлекающиеся личности, – понимающе кивнул он. – Ну что, выходим отсюда и возвращаемся?
– Фьорд капитан, – замялась я, – я хотела бы навестить родителей, узнать, как у них дела, понимаете?
Как мне сказали еще вчера, родителей отвезли в единственную на всю империю клинику, специализирующуюся на выводе из-под воздействия черной магии. Находилась она как раз во Фринштаде и не слишком далеко от Академии. Я и сама собиралась сюда съездить, но если уж привезли, то стоит этим воспользоваться.
– Да кто вас к ним пустит? – недовольно ответил он. – Там методики такие, что никого из близких рядом быть не должно.
– Но я хоть узнаю, в каком они состоянии, – запротестовала я.
– Это по артефакту связи можно сделать, – возразил Суарес. – Как раз как до ворот дойдем, и поговорите.
Он вытащил свой магофон, и через пару переподключений протянул его мне для разговора с лечащим целителем. Но тот сказал очень мало. К родителям меня действительно не допустили бы. Состояние средней тяжести – слишком резко связь оборвалась. Но не очень тяжелое – маг, практиковавший привязку, начал потихоньку отпускать, так что, если бы обрыв произошел хотя бы еще недели через две, вообще обошлось бы без особенных последствий. А сейчас их держат в искусственном сне и правят. Что правят? Этого мне знать не обязательно. Главное, что мне вернут моих близких живыми и здоровыми. Как Суарес и обещал, разговор занял не слишком много времени – целитель был краток и весьма недоволен тем, что его отвлекают. На прощание он мне заявил, что единственное, что от меня сейчас требуется, – не лезть к ним хотя бы неделю и не вмешиваться в их работу.
– Убедились, фьорда Венегас? – спросил Суарес и забрал свой артефакт. – Надеюсь, у вас поход по магазинам не запланирован? А то у нас времени до следственного эксперимента всего ничего осталось.
– Следственного эксперимента?
– Попробуем выяснить, как все там со временем совпадает, – туманно сказал Суарес.
За ворота мы уже вышли, так что он настроил свой телепорт, подхватил меня за локоть, и через несколько мгновений мы уже были у дверей родительского дома, возле которых стоял Андрес. При взгляде на него у меня опять вылетели из головы все связные мысли.
– Патрисия, разве так можно? – сказал он. – Уйти, никому ничего не сказав?
– Она была со мной, – небрежно сказал Суарес. – Выяснились некоторые обстоятельства, нужна была консультация у Ясперса.
– Полезной оказалась? – заинтересовался Андрес.
– Да так, кое-что выяснили, – подозрительно на него глядя, ответил сыскарь. – Но вы же знаете этих, из Академии, – чуть что, так и норовят какой-нибудь дурацкий эксперимент провести, иногда не только бессмысленный, но и совершенно безнравственный.
Своими словами он намекал на сегодняшнее происшествие, но меня почему-то само слово «эксперимент» заставило остановиться какой-то своей подсознательной важностью. Что-то вертелось в голове, но так быстро, что поймать постоянно ускользающую мысль не было никакой возможности.
– Фьорда Венегас, вас ожидают в гостиной фьордина Нильте и фьордина Нильте, – гордо возвестил Арройо.
Важная мысль махнула на прощание хвостиком и затерялась в толпе других, не менее важных. Теперь наверху были другие: как не позволить этим двум фьординам завесить стены нашей гостиной своими картинами. Я была уверена, что наш интерьер никак не сочетается с современным творчеством.
– Хотел предупредить, – усмехнулся Андрес, – но ваш дворецкий успел это раньше.
– Да какой он дворецкий? Выяснилось же, что его наняла фьордина Берлисенсис, чтобы собрать компромат на Тересу.
– Эту неделю я у вас доработаю как дворецкий, – важно ответил Арройо. – Ваша семья мне за выполнение определенных обязанностей платила зарплату.
– Хорошо устроился, – проворчал Суарес, – за одно и то же две зарплаты одновременно. Мне бы так.
– У дворецких зарплата не столь уж велика, – ответил ему детектив. – Она, можно сказать, исчезающе мала по сравнению с другими поступлениями, так что ей и пренебречь можно при подсчетах.
– Отказаться не хотите? – ехидно сказал Андрес.
Арройо снисходительно на него посмотрел и с легким поклоном открыл передо мной дверь. Я вздохнула и сделала шаг вперед. Пришла пора знакомиться с выдающейся представительницей современного искусства – Алисией Нильте, безутешной женой несчастного Антера, посаженного по подлому поклепу подлых Берлисенсисов. Так утверждала его мать. Уверена, у Берлисенсисов была своя версия, более близкая к истине.
– Постой, – ухватил меня за локоть Андрес. – Ты сегодня ела?
– Нет. Мне немного не до этого было, – ответила я. – Сейчас разберусь с Нильте и поем.
– Нильте подождут, – непреклонно сказал Андрес. – Не станут же они лично на стены что-нибудь вешать? Арройо проследит, чтобы они там дырок не наковыряли. Нужно ему хоть немного отрабатывать исчезающе малую зарплату.
Дворецкий понимающе усмехнулся и сказал:
– Молоток они уже спрашивали. Хотели, наверное, перед фактом поставить. И я не уверен, что перед знакомством с творчеством Нильте-младшей стоит есть. Слишком специфическое, знаете ли. Современное искусство, оно такое… своеобразное.
Но Андрес уже вел меня к нашей кухне, не обращая внимания на оценку работ этой Алисии Нильте фьордом Арройо. В самом деле, что там могут понимать частные детективы в современном искусстве? Когда мне вручили наспех сделанный бутерброд и чашку горячего ароматного кофе, я поняла, что ужасно проголодалась. Еда наполнила желудок приятным теплом, и я решила, что могу лицом к лицу встретить любую опасность, исходящую от наших гостей. Заставлять их ожидать дольше было просто неприлично.
– Мы пораньше подъехали, чтобы успеть все закончить до следственного эксперимента, – затараторила фьордина Нильте-старшая при моем появлении. Она даже встала и звонко чмокнула воздух около моей щеки, показывая, как рада меня видеть. – Вот, познакомьтесь, наша гордость, Алисия, моя любимая девочка, жена Антера, красавица наша.
Она просто-таки лучилась счастливой улыбкой, но мне почему-то сразу вспомнилось, как вчера она говорила, что девушка попросту воспользовалась тяжелой ситуацией сына и что по выходе из тюрьмы он еще подумает, сохранить ли брак. Но Алисия этого не замечала, она чувствовала себя полностью соответствующей словам свекрови и лишь снисходительно на меня смотрела. Мол, повезло тебе, что удалось со мной лично встретиться. Не каждому такая удача улыбается.
– Делла так добра ко мне, – все же сказала она. – Она такая замечательная. А вот я совсем обычная. Не понимаю, почему все вокруг твердят о моей гениальности.
– Потому что это так и есть, дорогая, – пылко сказала Делла и полезла целовать воздух уже у щеки невестки.
– Мне так и сказали на последнем конкурсе, – продолжала набивать себе цену Нильте-младшая, благосклонно воспринявшая высказывание старшей. – «Ваши работы слишком для нас хороши, мы их не сможем оценить по достоинству». И вообще, сказали, с моей стороны некрасиво не давать шансов другим художникам.
На этих словах она с гордостью развернула картины, стоявшие до сих пор лицевой стороной к стене, и я потеряла дар речи. Честно говоря, с изнанки они выглядели намного, намного лучше. Тогда утверждение фьордины Нильте-старшей, что картины ее невестки украсят нашу гостиную, было бы несравнимо ближе к истине. Пожалуй, данные образцы современного искусства можно было использовать для распугивания нежелательных визитеров. Усадить их напротив вот этих изображений издыхающих котиков, изрядно побитых жизнью, – и дело сделано. Больше нескольких минут созерцания никто не выдержит.
– Вот этого бы Даниэлю подарить, – прервал молчание Андрес, – левого, с полуоторванным хвостом. Они с ним чем-то похожи.
– Это диптих, – высокомерно сказала фьордина Нильте. – Их нельзя разлучать. Для пущего эффекта картины должны висеть рядом.
Надо признать, что слова Андреса внушили нашим гостьям надежды, на которые мы не рассчитывали. Они счастливо заулыбались и начали переглядываться, а потом старшая фьордина подхватила картину, на которую нацелился Андрес, и зарысила к стене, чтобы показать, как она там будет прекрасно смотреться.
– Да, – подтвердила Алисия и подхватила вторую часть диптиха, – они продаются только вместе. Но вам, как человеку, тонко чувствующему искусство, я могу сделать скидку.
– Я же тебе говорила, дорогая, – заметила старшая фьордина, – что отдаю твои работы в хорошие руки настоящих интеллектуалов.
Они стояли у стены и придерживали картины на местах, заранее для этого облюбованных. Зрелище получалось ужасающим. Я почувствовала, как съеденный бутерброд запросился наружу – наверное, решил, что для полной гармонии не хватает только его.
– Мне так жаль, – твердо сказала я, – что ваши замечательные картины совершенно не подходят к стилю нашей гостиной.
– Милочка, с чего вы это взяли? – высокомерно сказала старшая фьордина. – Да они не просто сочетаются, они жизненно необходимы вашей гостиной.
– Да-да, – подхватила фьордина-младшая. – Ваша гостиная слишком… как бы это вам помягче сказать, слишком простая. Ей не хватает изюминки. Яркого акцента. И тогда она будет идеальной. Поверьте моему художественному вкусу. Все мои знакомые твердят, что он у меня непревзойденный.
Я постаралась приструнить разбушевавшийся бутерброд, но ему срочно требовалась компания. Боюсь, в качестве таковой он рассматривал присутствующих здесь дам. У меня на миг даже возникла паническая идея – купить эту жуть и отправить на чердак, чтобы больше никого не мучить.
– Видите ли, фьордина Нильте, – пришел мне на помощь Андрес, – гостиная обставлена в классическом стиле.
– Вот я и говорю, старье нужно подчеркнуть чем-то, чтобы оно заиграло новыми красками, – деловито сказала она. – Вот к чему вам эта жуткая синьская ваза? Такую древность уже просто неприлично держать в доме. Вы правы, с нашими прекрасными картинами она не сочетается. Выкиньте ее отсюда, сразу получите нужный эффект.