Она поставила картину на пол и прошла к вазе, явно собираясь оттащить ее подальше, чтобы не мешала любоваться живописью. Приподняла, но не удержала, та гулко стукнулась о пол с каким-то странным дребезгом.
– Сколько эта ваза стоит, не помнишь, Патрисия? – как бы между прочим спросил Андрес.
– Да ничего с вашей вазой не случилось, – испуганно затараторила фьордина Нильте, отходя на всякий случай от проблемного предмета подальше.
– А мне кажется, случилось, – заметил Андрес, подошел к вазе и начал ее придирчиво осматривать. – Звук был такой странный…
На первый взгляд никаких повреждений видно не было. Но мало ли что может скрывать слой глазури на синьском фарфоре. Может, дно там уже только на глазури и держится. Примерно это и сказал Андрес фьордине Нильте.
– А хоть бы и разбилась, – недовольно ответила она. – Это лишь способствовало бы улучшению вашего вкуса.
– Боюсь, что ваши картины фьорды Венегас не согласятся принять в зачет утраченной вазы, – с явным намеком сказал Андрес. – Если собираетесь что-то здесь бить, имейте в виду, за это придется заплатить. Доблестные стражи правопорядка как раз поблизости.
– Мне кажется, ваза будет прекрасно сочетаться с моими картинами, – выдала Алисия. – Если ее передвинуть совсем чуть-чуть к двери.
Но энтузиазма в ее голосе уже не было. Она поняла, что ценителей прекрасного из нас еще воспитывать и воспитывать. И то не факт, что мы воспитаемся до уровня, достаточного, чтобы оценить ее замечательное творчество.
Глава 14
Фьординам Нильте так и не удалось повесить свои картины на наши стены. Я отговаривалась тем, что собственником дома не являюсь и доступа к семейным деньгам у меня нет. А моих личных средств хватит только на рамку, даже при всех скидках, что они предлагали. После этого Алисия вспомнила, что Андрес выражал желание купить одну из картин кому-то в подарок, и с болью в сердце предложила разлучить парных котиков. Ее свекровь запротестовала, сказала, что это будет жестоко. Еще бы, на второго ей и дальше придется смотреть, а впечатление от одного немногим слабее впечатления сразу от двух.
– Если бы я был уверен, что мой подарок примут, – ответил Андрес, – и повесят в спальне, чтобы ежедневно любоваться, я бы у вас и обоих купил. Но, увы, тот фьорд, кому бы я хотел это подарить, не такой уж знаток прекрасного. Боюсь, он не сможет оценить ваших трудов в достаточной мере.
Фьордина Нильте вдохновилась и стала выспрашивать, кому он планировал сделать этот презент, чтобы вести массированную атаку уже на того. Хорошо, что подошло время следственного эксперимента и все вчерашние гости собрались, что и позволило поставить точку в этом никому не нужном разговоре. Даниэлю я зла не желала, хотя и прекрасно понимала чувства Андреса, особенно сильно проявлявшиеся на его лице, когда мой бывший жених оказывался поблизости от меня. А он не только оказывался, но и горел желанием поговорить.
– Патти, я всю ночь не спал, – заявил он сразу, как меня увидел. – Как это невыносимо – знать, что ты обо мне плохо думаешь!
Выглядел он действительно не очень хорошо, но что было тому причиной – муки от расставания или боязнь разоблачения, – только боги знают. Но я уже зарекалась поспешно судить о чужой вине.
– Даниэль, я не думаю о тебе плохо, – сказала я.
– Сначала эта гадкая история с Тересой, – не успокаивался он. – Я просто не осознавал тогда, что делаю, понимаешь? А теперь выяснилось, что на тебе был приворот. И как мне со всем этим жить?
– Фьорд Феррейра, у вас был целый год, чтобы найти Патрисию и все исправить, – очень официально сказал ему Андрес. – Но вы такой возможностью не воспользовались и прекрасно жили без нее.
– Я искал ее, весь этот год искал! – отчаянно вскричал Даниэль. – Патрисия, не выгоняй меня из своей жизни, пожалуйста…
Смотрел он на меня как побитая собака на хозяина, так что я даже испытала некоторое чувство вины. Но что мне было ему ответить? На меня сейчас даже остаточный приворот не действовал, а настоящего чувства у меня к нему, как недавно выяснилось, никогда и не было.
– Даниэль, я тебя ни в чем не виню, – осторожно сказала я. – Но мне кажется, у нас с тобой вряд ли может что-то теперь получится.
– Мы можем попробовать…
Этого Андрес уже не стерпел, втерся между нами, задвинув меня к себе за спину, будто мне что-то угрожало, и сказал:
– Вы ничего не можете попробовать, понятно?
– Не тебе решать! – Даниэль с ненавистью уставился на Андреса. – Ты ей никто, и семье Патти ты тоже никто. Не тебе диктовать ей и мне, как себя вести и с кем встречаться, понял?
– Не мне, – согласился Андрес. – Но в моих силах оградить ее от тех, с кем она не хочет встречаться.
– Устроили тут, – возмутился капитан Суарес. – У нас следственный эксперимент срывается, а они отношения выясняют. А ну, разошлись!
Андрес и Даниэль окинули друг друга напоследок враждебными взглядами, но продолжать этот разговор, очень неприятный для меня, не стали.
– Нет, надо с этим что-то решать, – проворчал Андрес. – Ему уже и так и этак говорят, чтобы отстал, а до него никак не доходит.
– Он все-таки был моим женихом, – напомнила я. – И никто тогда не знал о привороте.
– Прошел год, – напомнил Андрес. – Многое изменилось, а он считает, что все должно быть по-прежнему. Но нет, возврата к прошлому нет.
Он взял мою руку, и оказалось, что она напрямую связана с коленками – они сразу ослабли – и головой – мысли стали путаться, становясь все более глупыми и бессмысленными. Так и хотелось выпалить: «Напоил тогда вином, теперь женись!» И от осознания, насколько я к этому близка, мое лицо неудержимо краснело, кончики ушей пылали, будто на них устроились малюсенькие шаровые молнии. Андрес незаметно для других чуть поглаживал мою ладонь и шептал всякие глупости, от которых я краснела еще больше. Уже хотелось спрятать лицо на его груди, а еще лучше – оказаться подальше отсюда. Но только вместе с ним. И чтобы больше никого не было. Чтобы можно было прижаться к нему и получить хотя бы поцелуй. Долго нам стоять рядом не получилось. Сыск начал проводить свой следственный эксперимент, таская нас по всем местам, где мы были вчера с обеда и до времени, когда нашли тело Тересы. Я все так же продолжала думать о ней совсем отстраненно, пугаясь собственной черствости. Но как ни старалась, даже в глубине души не могла найти к ней хоть каплю теплых чувств. Она умерла для меня раньше. В тот день, когда я их застала с Даниэлем. И пусть он был с ней не по своей воле, но ее-то никто ничем не опаивал. Или нет? На ней ведь тоже был приворот? Правда, Ясперс сказал – к тому времени приворот должен был ослабнуть, значит, она добивалась Даниэля исключительно из упрямства, так ей свойственного.
Доблестные представители Сыска мучали нас несколько часов, перепроверяя со всех сторон возможность совершения нами преступления. Так и не удалось установить точное время нахождения каждого в комнате, несмотря на оборудование, что привезли из столицы. Не смогли они и точно сказать, когда умерла Тереса. Получалась слишком большая погрешность – захватывалось даже то время, когда ее все видели живой. Вариант, что это был фантом, тоже рассмотрели и отбросили за несостоятельностью. Как я поняла, следственный эксперимент не дал никаких результатов. Хоть нас и проверили зачем-то по его окончании, перед тем как отпустить по домам. Когда я спросила об этом у Андреса, тот неожиданно ответил:
– Как это зачем? Орудие убийства не нашли. Наверняка решили, что уж сегодня преступник попытается его вынести, раз уж ночью не получилось.
– Ночью?
– Я утром подумал, – пояснил он. – Не верится мне, что столь хорошо подготовленный грабитель полез в дом ради того, что лежит в сейфе у твоих родителей. Не подумай, что я хочу вас обидеть, но такие обычно грабят очень богатых, иначе оборудование не окупается. Один артефакт, смазывающий ауру, стоит как весь ваш дом со всем содержимым.
Стояли мы несколько в отдалении от остальных, но я невольно покосилась на Берлисенсисов. Бруно о чем-то беседовал с Даниэлем, недовольно хмурился, но разговор не прекращал.
– Тогда получается, что это они, – заговорщицки прошептала я. – Жених и его бабушка. У кого еще из наших вчерашних гостей столько денег?
– Не обязательно, – ответил Андрес. – Им же не оборудование надо было купить, а оплатить один-единственный визит в дом. Скорее всего, ночной посетитель собирался дойти до какого-то места, взять что там лежит и выйти. И если бы не ваша горничная, о нем никто бы не узнал.
– Не очень он осторожен для профессионала, – заметила я.
– Может, решил, что все спят и не стоит сканировать? – предположил Андрес.
Я невольно опять посмотрела на Бруно – грудь у него должна быть довольно твердой на ощупь, а ведь это единственная примета, что смогла припомнить Эдита. И он точно не профессионал-домушник. Даниэль решил, что я смотрю на него, и начал мне улыбаться. Пришлось с деланым равнодушием отвернуться, а то еще подумает что-то неправильное. Впрочем, Бруно сам по себе мне не очень-то интересен и на роль злодея не подходит – его в комнате Тересы не было и следов смазанной ауры тоже. Тут, к моему удивлению, в гостиную вошел полковник Беранже, небрежно размахивающий тростью. Сегодня он выглядел на редкость привлекательно. Для своего возраста, разумеется. Даже прихрамывание казалось элегантным и придавало некий необъяснимый шарм его образу. Он подошел к фьордине Берлисенсис, сказал пару фраз, предложил ей руку, и они направились на выход, провожаемые удивленными взглядами остальных.
– Хорошо Берлисенсисы устроились. – Голос незаметно подошедшей фьордины Нильте-старшей был очень неожиданным. – Вот и Беранже к ним в сети попал. Ушлая эта Соледад, везде пролезет. Теперь, если выяснится, что она в эту историю с черной магией замешана, вывернется, как пить дать, помяните мое слово.
– По-вашему, фьордина Берлисенсис лично приворожила к Тересе собственного внука? – Интонация Андреса хорошо показывала, что он думает по поводу мыслительных способностей некоторых наших гостей.