успокоиться.
«Я должна, — думала Элли, — призвать все свое мужество. Или хотя бы попытаться скрыть, что вся дрожу».
Она положила щетку для волос и поднялась, когда в комнату бесшумно вошел Анджело, как обычно, в своем черном шелковом халате. Он остановился, оглядывая ее с ног до головы и ухмыляясь.
— Не поздно ли для такой скромности? — с иронией спросил он. — Особенно когда твоя невинность будет скоро принесена в жертву.
Краска прилила к ее щекам.
— Пожалуйста, — тихо сказала она, — не говори так.
— О, понятно. Ты обращаешься со мной словно с грязью под ногами, а я все еще должен вести себя осторожно. Так? Еще не поздно, Елена. Мы можем забыть все, что было сказано сегодня, оставить последние месяцы позади… Если ты придешь сейчас ко мне как жена в нашу первую брачную ночь. — Его голос был тих и ласков. — Доверь мне свою невинность, отдайся полностью, чтобы мы могли вспоминать с радостью эту ночь…
Элли подошла к кровати и скользнула под одеяло, с болью вспоминая, с какой страстью этой постели касалась Сильвия. Как раньше касалась самого Анджело…
Она заставила себя говорить спокойно:
— Думаю, у вас и без меня достаточно воспоминаний, синьор граф. Не хочу пополнять их число.
На мгновение он замер. Когда Анджело заговорил, его голос был резок:
— Пусть будет, как ты хочешь.
Он скинул халат и лег рядом с ней, опершись на локоть, чтобы рассмотреть ее. Пробормотав какое-то ругательство, притянул ее к себе, под себя, поднимая ночную рубашку, после чего раздвинул ее бедра.
Закрыв глаза, Елена принимала первые в ее жизни прикосновения мужчины. Она старалась разозлить Анджело, но его пальцы были нежнее, чем она ожидала или чем заслуживала. Стыд, внезапно наполнивший ее, смешался с другим, менее понятным ей чувством.
Анджело снова вздохнул, очень тихо, и его рука коснулась сквозь шифон ее маленькой груди. Он медленно и ритмично ласкал пальцем ее сосок, пока Элли не оттолкнула его:
— Перестань!
— Дорогая, — прошептал он, — я не какой-то грубиян. Неужели мне не позволена хотя бы какая-то ласка или поцелуй?
«Да, — думала она, — именно так. Потому что я все еще хочу ненавидеть тебя. Чтобы никогда не позволить тебе быть рядом со мной или хотеть большего, чем у меня есть».
После короткой заминки, взяв подушку, он подложил ее под бедра Элли. А затем наклонился над ней, и Элли почувствовала его сильное возбуждение между своих бедер. Мрачное предчувствие дрожью пронеслось по ее телу от мысли, что ее ожидает.
Ей казалось, что этого не может происходить. Это невозможно! Но Анджело медленно и осторожно направился в тайный центр ее женственности и начал не спеша проникать в нее, опираясь на сжатые кулаки.
Элли слышала, как он шепчет ей что-то, предлагая расслабиться.
Но боли не было. Больше всего ее беспокоила абсолютная чуждость ощущений и то, как ее тело непрошено, казалось, жаждало принять мужчину.
Этой опасности Элли не предполагала.
Хотя она все еще не открывала глаза, что-то подсказывало ей — Анджело смотрит на нее, его темные глаза изучают ее лицо, ища признаки страха или боли, и ей пришлось почти бороться с отчаянным импульсом как-то успокоить его. Коснуться его лица, волос, может, даже обнять…
И это, конечно, было чистое безумие, но, кажется, реальности вообще не существовало. Кроме, наверное, его тела, которое с последним рывком полностью вошло в нее.
— С тобой все в порядке, Елена? Скажи мне, — тихо спросил он.
И она прошептала «да».
Анджело начал двигаться, сначала нежно, потом все сильнее, слегка отстраняясь и проникая все глубже, будя в ней новые, пугающие чувства. Заставляя ее в тревоге понять, что отныне ей придется бороться с собственным телом, которое отвечало на его движения. Незнакомая волна поднималась в ее крови, ощущалась во всем теле, заполняла все ее сознание, требовала поднимать и опускать бедра в ответ на каждый теплый и нежный его рывок. И все эти желания были ее собственными…
А потом — все закончилось. Она слышала, как участилось его дыхание. Он запрокинул голову, резко, почти с горечью, закричал, и она ощутила, как внутри ее разлился обжигающий жар. Он замер, и воцарилась тишина.
Мгновение или два Анджело не шевелился. Склонив голову, он тяжело дышал, пот катился по загорелому телу. С той же нежностью, что и вначале, он поднялся и лег рядом с ней, одной рукой прикрывая глаза.
Элли тоже лежала тихо, ее сердце бешено колотилось от осознания, что сейчас произошло. Слова «хуже просто не могло быть» вертелись в ее голове, но она была не уверена, верит ли им.
«Он сделал то, что я описала как приемлемое для меня, — думала она. — Ни больше ни меньше. Я противостояла ему и выиграла, так почему же сейчас во мне столько растерянности? Это же совершенно не имеет смысла!»
Она медленно повернулась, чтобы взглянуть на него, когда он сел, спустил ноги с кровати и потянулся за своим халатом.
— Поздравляю, Елена, — бросил он через плечо, — ты стойко прошла испытание. Будем надеяться, вскоре у тебя появятся хорошие для меня новости, и тебе не придется проходить это заново.
Она смотрела, как он идет к двери. Ее рот приоткрылся, готовясь сказать что-нибудь. Она не знала что, может, просто его имя? Но дверь закрылась, и было уже поздно.
«Слишком поздно», — медленно повторила она про себя, зарываясь в подушки.
Следующий апрель
Элли давно научилась вести себя подобающе на званых вечерах, на которых Анджело требовал ее присутствия.
Научилась входить в зал под руку с ним, едва касаясь его, и улыбка в эти моменты не сходила с ее лица. Научилась выглядеть так, как выглядит ухоженная молодая жена на первой годовщине свадьбы с самым роскошным мужчиной в городе. Ей удавалось ослеплять всех бриллиантами и другими драгоценностями — знаком того, что граф Манзини доволен своим браком.
Она знала: ни один взгляд, дружеский, враждебный, восхищенный или завистливый, не должен поймать ни намека на ее ужасный провал и его горькое разочарование. Их общий продолжающийся кошмар…
Сегодня был прием, организованный с помощью графини Козимы в пользу сирот, такой же прием, как и многие до него. Элли медленно двигалась по залу, стройная фигурка в черном платье, в руке покоился почти нетронутый бокал, она останавливалась, приветствуя знакомых, смеялась, говорила и продолжала движение, безукоризненная и безмятежная.
Но под этой маской все внутри ее сжималось в ожидании возвращения в Востранто и обещанного ежемесячного визита мужа в ее спальню, делового и недолгого. Ее условия соблюдались им с необычайной четкостью. Единственная реплика между ними состояла из вопроса Анджело об ее ощущениях, когда он брал Элли.
И каждый раз ей нужно было сообщить ему — она не забеременела.
«Но, может, все будет иначе? — думала она. — Может, сегодня природа сжалится и все случится, как случилось несколько недель назад с Тулией».
Если же восторженные поздравления Элли и скрывали совсем другие эмоции, никто, кроме нее, об этом не знал.
— И у тебя скоро тоже будет ребенок, Елена, — жизнерадостно заявила Тулия, обнимая ее. — Тогда наши дети смогут играть вместе.
Тетя Доротея фыркнула и собиралась уже высказать какую-то колкость, но встретила твердый взгляд Козимы.
Сегодня бабушка Анджело сидела на стуле с высокой спинкой. Увидев Элли, она улыбнулась и поманила ее к себе:
— Моя милая, я хотела бы представить тебе матушку Фелиситас, настоятельницу монастыря Дочерей Рождества, при котором устроен приют.
Матушка стояла рядом с ней — маленького роста, с румяными щеками и блестящими темными глазами, одетая в длинное серое платье. На голове ее был накрахмаленный белый убор монахини.
— Мне очень приятно, графиня. — Матушка Фелиситас кивнула, оценивающе поглядывая на Элли. — Семья Манзини всегда поддерживала нас, а ваша крестная, княгиня Дамиано, тоже наша благодетельница. — Она улыбнулась. — Мне сказали, в отличие от матери и бабушки графа вы — работающая жена, но я надеюсь, что в будущем вы сможете найти время в своей напряженной жизни и для нас. Это будет честью для меня.
Элли слегка покраснела:
— Я… я с удовольствием. Хотя я никогда не умела ладить с детьми.
— Но это скоро изменится, я думаю. — Матушка Фелиситас по-доброму взглянула на Элли. — Это жизнь.
— Да, — тихо согласилась Элли. — Я надеюсь.
— Я должна идти, — добавила настоятельница. — Доброй ночи, дорогая Козима, спасибо за то, что ты делаешь для этих детей. Пожалуйста, поскорее привози к нам очаровательную жену графа Манзини. Мы будем очень рады.
— Подойди и посиди со мной, мое дитя, — сказала бабушка Козима, когда матушка ушла. — Ты немножко бледна сегодня. Не слишком много работаешь?
— Не думаю.
— Анджело проводит в «Галантане» времени больше, чем когда-либо, — задумчиво продолжила его бабушка, — и, похоже, до сих пор пользуется своей квартирой в городе. — Она помолчала. — Надеюсь, посреди этой рабочей суеты вы находите время друг для друга? Это нужно, дорогое дитя, для того, чтобы брак был удачным.
Элли наклонила голову.
— Для удачного брака нужны двое, которые любят друг друга, — тихо сказала она, — а не те, кого силой принудили к браку ради устаревших традиций.
— Тебе до сих пор представляется все именно так? — мягко спросила Козима Манзини. — Мне жаль это слышать. — Она грустно улыбнулась. — Я не отрицаю, у моего внука есть серьезные недостатки, но я надеялась, что к этому времени он найдет пути стать твоим мужем, что вы уже будете строить жизнь вместе.
Элли взглянула на сжатые в кулаки руки:
— Я не думаю, что это осуществимо. Мы просто не подходим друг другу.
— Мне очень жаль слышать это, — тихо сказала Козима. — Видишь ли, моя дорогая, задолго до той ночи в Ларгоссе мы с твоей крестной и Доротеей считали, что ты будешь идеальной женой для Анджело. Думали, вы найдете себя друг в друге. — Она вздохнула. — Кажется, мы оказались не очень умны…