– Я никогда не стану такой, – тихо говорит Уиллоу Вайолет, и я прислушиваюсь к их беседе. – Если я начну заигрывать с хоккеистами, ты должна будешь отправить меня в психиатрическую больницу.
Я замечаю, что Нокс тоже услышал эти слова, и вижу выражение его лица, когда он наклоняется к Уиллоу.
– Тебе не следовало этого говорить, детка, – говорит он ей.
– Правда? – ухмыляется она.
– Да, потому что в моих глазах твои слова звучат как вызов. И в конце концов, мне придется постараться, чтобы завоевать твое расположение.
Я усмехаюсь, и Уиллоу толкает меня локтем.
– Майлз, ты хочешь что-то сказать?
Я смотрю на своего брата, а затем на нее и понимаю, что верю ей. Она никогда не будет пресмыкаться перед теми, кто этого не заслуживает, поэтому я не вступаю в спор и не упрекаю брата. Уиллоу заставляет мое сердце биться быстрее, а ее очарование словно притягивает меня невидимой силой, и я не хочу ничего другого.
В этом и заключается моя ошибка, за которую я буду расплачиваться еще очень долго.
Настоящее.
Я стою перед дверью морозильной камеры, и у меня сводит живот. Я не хотел запирать ее там, но эта девушка должна была прийти в себя. Мне нужно было найти способ вывести ее из того состояния, в котором она находится в последнее время. Уиллоу равнодушна ко мне, даже когда находится в моей постели. Она не хочет чувствовать мои объятия, но и не противится им. Ей все равно, что Нокс вызывает у меня негативные эмоции каждый раз, когда они находятся в одной комнате. Уиллоу не осознает, что, в отличие от моего брата, я не бросил ее.
Какое-то время она сможет продержаться и не замерзнуть, поэтому я оставляю ее в морозильной камере и возвращаюсь в раздевалку за своей сумкой. Рассчитывая, что Уиллоу не поддастся панике и выдержит холод, я не спешу возвращаться, хотя все инстинкты требуют немедленно бежать к ней. Прошло пятнадцать минут. Мое сердце бьется как сумасшедшее.
«Вы занимаетесь спортом?» – спрашивают меня умные часы.
Нет, я просто очень переживаю, потому что Уиллоу не стучит в дверь и не просит освободить ее.
По моему позвоночнику словно скользит лед.
Возможно, двери морозильной камеры слишком толстые, и я не слышал ее стука, или же она решилась постучать только тогда, когда я уже ушел?
Отперев дверь, я резко распахиваю ее и застываю от ужаса. Передо мной открывается страшная картина: Уиллоу лежит на полу лицом вниз, ее руки вытянуты, словно она пытается дотянуться до двери, глаза закрыты, а на волосах виднеется иней.
Я гребаный идиот!
Ворвавшись в камеру, я подхватываю Уиллоу на руки. Ее рубашка задирается до самых ребер, открывая живот, и, поспешно опустив ее, я выхожу из холодильника, позволяя дверям захлопнуться за нами.
Она дышит?
Черт, мне кажется, она не дышит.
Я приподнимаю колено и, уложив на него Уиллоу, подношу руку к ее лицу. Мои пальцы согреваются от ее неглубокого дыхания.
– Все хорошо, дикарка, – говорю я ей, снимая пальто и укутывая ее в него. – Ты в порядке.
Притягивая Уиллоу к себе, я обращаю внимание на ее окровавленные ногти. Секунду я смотрю на них, а затем стараюсь выбросить эту картину из головы и сосредоточиться на том, как помочь ей выжить.
– Останься со мной, – прошу я ее.
Черт возьми, на ее ресницах иней!
Пытаясь справиться с тошнотой, я сажусь в машину и включаю отопление. Голова Уиллоу безвольно падает, когда я наклоняюсь, чтобы пристегнуть ее ремнем безопасности, и, взяв ее руки в свои, я стараюсь согреть их теплым воздухом, который дует из печки. Ее пальцы кажутся белыми и ледяными. Если из-за меня она получит обморожение…
Я рад, что Нокс удерживает всех ребят подальше от дома хоккея. Это позволит нам исправить ситуацию без лишних глаз.
Я спешу домой, и к тому времени, как мы подъезжаем, в машине становится очень жарко. Уиллоу слегка вздрагивает, вытягивая руки вперед.
– Майлз, – говорит она, и ее зубы стучат. – Что…
– Я с тобой.
– Как же холодно! – шепчет она.
– Я знаю, и это моя вина.
Я выхожу из машины, открываю пассажирскую дверь, и, подняв Уиллоу на руки, несу ее наверх, в ванную комнату. Там я включаю воду, которая по температуре почти такая же, как и тело Уиллоу, и мы вместе встаем под прохладные струи. Она кладет голову мне на грудь и, словно задыхаясь, издает тихий стон.
– Больно.
– Понимаю, но это тебя согреет.
Ее тело ледяное, как сама бездна, но это не может омрачить радость от того, что она пришла в сознание и может говорить.
Мы остаемся в душе, пока сама Уиллоу не тянется к крану и не переключает воду на более теплую. Ее зубы продолжают стучать, и обхватив колени руками, она пытается согреться.
– Ты можешь просто положить меня, – с трудом произносит она, – тебе не обязательно оставаться со мной.
– Я останусь, – решительно произношу я, обнимая ее еще крепче, а затем увлекаю ее вниз и сажусь в поддон душевой кабины, и Уиллоу устраивается между моими раздвинутыми ногами.
Мы промокли до нитки. Вода скапливается у нее между колен, стекает по животу и между ног. Она промочила мою рубашку и даже волосы. Кстати, о волосах…
Я провожу пальцами по ее волосам и чувствую, как они покрываются ледяными кусочками.
Пожалуй, это новый уровень кретинизма. Я окунул ее с головой в воду и бросил в морозилку.
Ну, по крайней мере, я не давал ей наркотики.
Майлз, соберись!
– Давай снимем это, – шепчу я, стаскивая через голову ее футболку.
Уиллоу пытается, но не может расстегнуть пуговицу на своих джинсах, поэтому я помогаю ей. Не сразу, но мне все же удается снять с нее мокрые джинсы, туфли и носки, а затем я снимаю и свою рубашку и бросаю ее в кучу мокрой одежды. Руки Уиллоу все еще дрожат, но, кажется, она начинает расслабляться в моих объятиях, и между нами исчезает последний барьер. Я расстегиваю ее лифчик и снимаю его, хотя и не могу дать точного научного объяснения этому действию.
– Мне стало теплее, – говорит она, но я почти уверен, что это неправда.
Она скользит пальцами по моему животу, и я непроизвольно напрягаюсь от ее прикосновений. Мой член, словно в ответ на ее ласку, твердеет под джинсами, и я стискиваю зубы, пытаясь скрыть свою реакцию.
Чертовски неудачное время.
Я слегка наклоняю нас вперед, увеличивая температуру воды, а затем снова откидываюсь на стену душевой кабины, обнимая Уиллоу.
– Прости меня, – шепчу я ей в волосы.
Она слегка усмехается, и этот звук словно вибрирует в ней, когда я прижимаю ее к себе еще сильнее.
Глава 30Уиллоу
Спустя несколько часов мы с Майлзом лежим в постели в той позе, которая уже стала для нас привычной. Он обнимает меня, и его аромат кружит мне голову. Мы не разговариваем, не двигаемся и не спим, каждый из нас погружен в свои мысли.
Когда я перестала дрожать, а к моим конечностям и пальцам после долгого пребывания в душе вернулась чувствительность, Майлз поднял нас на ноги. Он снял с себя остатки одежды, завернул меня в два полотенца, а еще одним накрыл мои волосы, убрав их с шеи, чтобы вода не стекала по спине.
Чтобы мне не было холодно после душа, он включил горячую воду на полную мощность. Зеркало мгновенно запотело, а комната наполнилась паром. Из-за этого стало почти невозможно различить противоположную стену, но присутствие Майлза оставалось неизменным.
Запер ли он меня в морозильной камере? Формально, да.
Виню ли я его за это? Как ни странно, нет.
Как бы ни было больно признавать, но я должна сказать, что в последнее время была не в себе. И не могу заставить себя ненавидеть его за попытки это исправить. Благодаря Майлзу я осознала, что хочу жить, а то, чем я занималась в последнее время, не имело ничего общего с жизнью. Я словно впала в оцепенение, а мое сердце онемело, как мои конечности в этом ужасном морозильнике. Так что в каком-то смысле все это похоже на новое начало, на второй шанс.
Именно поэтому я поворачиваюсь к Майлзу, тянусь к нему и провожу пальцами по его подбородку. Он не брился уже несколько дней, и я не могу определиться, нравится ли мне его щетина. Возможно, она вызывает у меня смешанные чувства.
Внезапно он распахивает глаза и внимательно смотрит на меня, пока я провожу рукой по его волосам, которые уже почти высохли и теперь спадают ему на лоб. Я осторожно убираю их и нежно провожу ногтями по его голове.
Когда я вспоминаю, как он просил прощения, во мне поднимается глубокое чувство вины. Оно готово вырваться наружу, но вместо этого я произношу другие слова:
– Я не могу позволить себе любить тебя, – шепчу я.
Сохраняя молчание, Майлз берет меня за запястье и целует ладонь, но как только он отпускает мою руку, я сразу же отстраняюсь от него. Прижав ладонь к груди, я чувствую, как в воздухе витает его желание поцеловать что-то еще.
– Я не могу, – говорю я, – потому что…
– Ты влюбишься, – отвечает он, – у тебя нет выбора, моя дикарка. И никогда не было. Ты полюбишь меня, и эта любовь будет в тысячу раз сильнее, чем то, что ты испытывала к Ноксу, потому что я заслуживаю тебя, а ты заслуживаешь меня. – Он слегка поворачивается, пристально глядя в мои глаза: – И когда ты поймешь, что безумно влюблена в меня, ты будешь точно знать, что я никогда не оставлю тебя. Я не бросал тебя раньше и не оставлю сейчас. Мы будем вместе до конца времен.
Мое сердце замирает, а затем начинает биться в бешеном ритме, лишая меня последних остатков самообладания.
Он сделал мне больно.
Он едва не убил меня.
Он убил ради меня.
– Майлз…
– Не надо, – прерывает он меня, – не говори ничего сейчас. Просто поспи, а утром мы начнем все сначала.
Хорошо.
Я отворачиваюсь, и Майлз, как всегда, притягивает меня к себе. Но что-то в этих объятиях кажется мне странным. Они уже не такие крепкие, как прежде. Наверное, я должна быть благодарна ему за то, что он не настаивает на близости. Ведь Майлз чуть не стал причиной моей смерти.