– Меня сейчас вырвет.
Адвокат передает мне пластиковую ванночку, и я наклоняюсь над ней как раз в тот момент, когда содержимое моего желудка извергается наружу. Майлз убирает волосы с моего лица, а когда тошнота проходит, медсестра подает мне чашку с водой и уносит ванночку. Она уже перевязала мне руку, закрепив на коже марлевый тампон.
– Сейчас придет врач, чтобы осмотреть вашу рану на голове, – говорит она. – Она кажется глубокой, возможно, потребуется наложить швы.
Ширма снова закрывается, оставляя Майлза, меня и адвоката в иллюзии уединения.
– Ни с кем не разговаривайте, – резко, но с нажимом говорит он. – Не отвечайте ни на какие вопросы, ни здесь, ни в участке, ни перед вашим домом. Если полиция вызовет вас для дачи показаний под предлогом дополнительных вопросов, убедитесь, что я буду рядом, прежде чем скажете или напишете хоть слово.
– Хорошо!
– Мы справимся, – говорит он, похлопывая меня по ноге, – даже если они решат выдвинуть обвинения. И не путайте эти тонкие занавески со стенами, – добавляет он, щелкая по одной из них, и она слегка колышется под его пальцами.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь улыбнуться, и наконец он уходит, оставляя нас с Майлзом наедине. Я хочу задать так много вопросов: что с его ухом, есть ли проблемы со слухом и что, черт возьми, он собирается делать с Ноксом? Но я не могу произнести ни слова. Поэтому мы лишь молча смотрим друг на друга. Это можно будет обсудить позже, когда я получу справку о состоянии здоровья и мы окажемся дома, в безопасности.
Дома.
Удивительно, но чем больше я думаю о доме хоккея, тем больше осознаю, что это действительно так. Этот дом стал для меня родным, как и Майлз, и ничто не вызывает у меня такого сильного желания, как вернуться домой, к нему.
Глава 61Майлз
В моей семье есть нечто особенное. Если взять обаяние и харизму Нокса и умножить их в четыре раза, то получится моя мама. Она не только красива от природы, но и является самой популярной женщиной среди всех, кого я знаю, а также самой доброй. Ген придурка Нокс унаследовал от моего отца, и, возможно, я тоже. Наши родители дружили с самого детства. Их отношения зародились в средней школе, и с тех пор их связь только укреплялись. Я не очень много знаю о семье Уиллоу, но, судя по ее озадаченному выражению лица, она не ожидала увидеть то, что видит сейчас. Мои родители танцуют на кухне, а папа фальшиво напевает что-то из репертуара Фрэнка Синатры.
Мы уже час находимся в моем доме, и моя мама безуспешно пытается разговорить Уиллоу. В последнее время моя дикарка стала очень замкнутой. Фримен убедил ее, что она скоро умрет, и, похоже, она приняла это как факт и до сих пор не может поверить, что жива и здорова.
Иногда, когда мы спим в темноте, Уиллоу просыпается в слезах и, дрожа от страха, цепляется за мою рубашку. Темнота вызывает у нее панику, и поначалу мне казалось, что этот страх не пройдет никогда. Он душит ее, и я могу только представить, что происходит в голове Уиллоу, когда она просыпается от кошмара и не может ничего разглядеть перед собой. Наверняка ей кажется, что она вновь оказалась в той морозильной камере.
Очевидно, что ее психологическая травма глубока, но сейчас моя девочка начинает восстанавливаться. С каждым днем Уиллоу чувствует себя лучше, и события, которые с ней произошли, постепенно стираются из ее памяти. И, конечно же, это отражается на наших отношениях.
Из-за нашего участия в расследовании и в соответствии с четкими указаниями адвоката мы решили остаться в Краун-Пойнте. Нашу поездку к моей семье пришлось отложить. Мы ждали завершения расследования или одобрения Калеба. Ведь очевидно, что визит к родственникам не мог служить достаточным основанием для выезда из города.
И вот мы здесь. Сегодня четверг, и мы собираемся провести ночь в моей старой спальне. Завтра нас ждет короткая поездка на выездную игру. До конца регулярного чемпионата, который плавно переходит из зимы в весну, осталось всего несколько матчей. А еще через неделю начнутся долгожданные весенние каникулы, на которые, как упоминала Уиллоу, в Краун-Пойнт приедут ее родители и сестра. После всего, что произошло, я сомневаюсь, что она рассказала им о наших отношениях. Кроме того, сейчас она читает только сообщения от Вайолет, Аспен и Талии. Эти девочки стали для Уиллоу опорой и поддержкой, в которых она нуждается. Но иногда даже этого бывает недостаточно.
Внезапно открывается входная дверь. От знакомого скрипа петель у меня сжимается сердце, и я не могу сдержать разочарованный стон. Мои родители замирают на месте, а затем, переглянувшись, смотрят на меня с явным осуждением.
– Зачем ты приперся?! – кричу я, вскакивая с места, где сидел рядом с Уиллоу, и направляясь в прихожую.
– Майлз! – догоняя, окликает меня мама, но Нокс уже снимает пальто и ботинки.
Его лицо принимает странное выражение, словно он извиняется за свой приезд. Я замечаю, что его нос все еще выглядит опухшим после моего последнего удара, но я снова сжимаю кулак, готовый и сейчас расквасить ему лицо.
– Майлз! – Лишь крик мамы останавливает меня.
Конечно, я и раньше слышал ее крик, но с тех пор, как мы были детьми или подростками, она не повышала на нас голос. Обычно она позволяла нам самим разобраться в наших ссорах или, в крайнем случае, отправляла на задний двор с хоккейной экипировкой, чтобы мы решили проблему другим способом. Однако сейчас она предпочла действовать на опережение.
– Насилие – это не выход, – тихо произносит она. – Тебе придется простить своего брата.
– Нет, – прерываю я ее, – нет, мам. Он причинил нам с Уиллоу слишком много боли и понимает, что наша дружба разрушена.
– Что ж, – на лице мамы отражается обида, но она быстро сменяется решительным выражением, – он остается дома. Он тоже мой сын, и это его дом. Ты можешь не прощать его и вечно таить обиду, но вы оба будете жить под моей крышей.
Я поднимаю глаза к потолку и обращаюсь к тому, кто, возможно, может услышать мои мольбы о спокойствии. Нокс качает головой и, проходя мимо меня, нежно целует маму в щеку. Она ласково похлопывает его по руке и позволяет пройти внутрь дома. Представляя, что сейчас он останется наедине с Уиллоу и моим отцом, я сжимаю кулаки.
– Довольно, – говорит мама, схватив меня за руку. – Что с тобой происходит?
– Он отдал ее безумцу, мама, – шепчу я. – Он знал, как сильно я люблю Уиллоу, но все равно решил подвергнуть ее опасности.
– Но он сделал это потому, что любит тебя. – Она смотрит мне в лицо, словно пытаясь поймать мой взгляд, который я отвожу в сторону. – Ты ведь уже рассказывал мне о ней раньше, не так ли? Но никогда не называл ее имени. Я была так слепа эти годы. Я должна была догадаться, что ты имеешь в виду девушку, с которой встречается твой брат, – говорит она, и я вздрагиваю. – В вас с Ноксом есть нечто, что не поддается моему контролю. – Она кладет ладонь мне на грудь, чуть выше сердца. – Но он твой брат, твоя кровь, и мы все совершаем ошибки, милый. Разве не так?
– Да, совершаем.
– Он извинился?
– Слишком много раз, – произношу я, с трудом сглатывая.
– Вот видишь, – с улыбкой произносит она, – а этот парень не из тех, кто извиняется. Вспомни, каким он был, когда вы были детьми. Я думаю, он действительно сожалеет о случившемся.
Наконец она отступает, позволяя мне пройти, и быстро возвращается на кухню.
Когда я захожу в гостиную, то вижу, что Нокс занял мое место и повернулся лицом к Уиллоу. Меня охватывает гнев, и, подойдя к нему, я хватаю за рубашку сзади и стаскиваю со стула. Он не ожидает такого поворота событий, и мне удается его оттолкнуть. Нокс спотыкается, но каким-то чудом остается на ногах, и я толкаю его к отцу.
– Я что, не могу оставить тебя одного ни на минуту? Если ты будешь держаться от нее на расстоянии хотя бы шести футов, то проблем не возникнет, – закипая, рычу я. – Ты…
– Он извинялся, – произносит Уиллоу у меня за спиной, и я поворачиваюсь к ней. – Он всего лишь извинялся, Майлз. Все в порядке, – уверяет она, но в ее голубых глазах блестят непролитые слезы.
– Ни хрена все не в порядке! – восклицаю я, глядя на него.
Нокс не выглядит расстроенным, но и счастливым его не назовешь. Он бормочет что-то, потирая затылок, и молча выходит из кухни. Папа с интересом наблюдает за мной, но затем возвращается к приготовлению ужина, не высказывая лишних комментариев. Однако беззаботность, царившая в этом доме всего лишь несколько мгновений назад, кажется, исчезла.
Уиллоу встает со стула и, взяв меня за руку, притягивает к себе. К моему удивлению, она запрокидывает голову и начинает напевать песню Фрэнка Синатры, которую недавно исполнял мой отец. Ее голос гораздо приятнее, и я не могу сдержать желания закружить ее в танце. Впервые за неделю на моих губах появляется улыбка. Уиллоу снова поет, и я готов сделать все возможное, чтобы этот момент длился как можно дольше. Возможно, пение поможет ей почувствовать себя лучше.
– Я позаботился о теле, – тихо говорит Нокс, и я встречаюсь с его взглядом, в котором отражается пламя.
После ужина мама просит меня разжечь огонь. По всей видимости, они планировали подать закуски, которые готовятся на костре, да и к тому же погода за окном стоит хорошая, так что можно посидеть на улице.
Уиллоу сейчас дома и, стоя рядом с моей мамой, моет посуду.
– Как ты это сделал? – спрашиваю я, наконец засовывая руки в карманы.
Дэниел Фримен.
Он был последним недостающим звеном, о котором адвокат Уиллоу, Калеб Ашер, советовал нам позаботиться. Я не знаю, кто именно рассказал ему всю историю – возможно, это была Уиллоу, или Стил, который дал нам его номер, или даже Нокс. Единственное, что я знаю наверняка – это был не я. Однажды поздно вечером он просто позвонил мне и сказал, что лучший способ избежать моего участия в этом деле – это сделать так, чтобы тело исчезло.
Да, да, именно так мне сказал адвокат.