Распространенность вагинальных мужчин указывает на то, что, возможно, понятие гендера не просто индифферентно к половым различиям, но сама эта выраженная индифферентность отчасти создает гендер: гендер как отношение между двумя (или более) позициями может позволить этим позициям меняться местами. Если вагинальный мужчина может быть женщиной, и наоборот, то не имеет большого значения, кем быть. Лиментани утверждает, что вагинальный мужчина – это Дон Жуан. С моей точки зрения, это прекрасный пример человека, который всегда в движении, чтобы вновь и вновь убеждаться, что на самом деле ничего не поменялось2. Особенность сексуальности в период после 1960-х годов – это свобода от страха забеременеть, что способствовало распространению донжуанского поведения среди женщин. На самом деле здесь нет ничего уникального (чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить драмы эпохи Реставрации), но общественное признание этого является важной частью социальной ситуации в западном мире. Это ироническая форма психоаналитической пропаганды гетеросексуальности.
Статья Эрика Бренмана «Истерия» (Brenman, 1985) может помочь нам прийти к пониманию того, что есть гендер. Более того, я бы хотела рассмотреть портрет мужской истерии, который нарисовал Бренман. Я думаю, что он описывает тот же самый или очень сходный с ним тип, который Лиментани называет «вагинальным мужчиной». Бренман также обращается к синдрому Дон Жуана (Brenman, 1985, р. 423)3. Его работа посвящена мужской истерии, но созданный им портрет нарисован в гораздо более мрачных тонах, чем портрет вагинального мужчины Лиментани. Он показывает, каким образом в донжуанстве проявляется «отрицание психической реальности». Негативизм добавляет важное измерение к нашей картине, позволяющее установить связь (хотя Бренман этого и не предполагал) с психопатией и жестоким обращением с детьми. Г-н Х Бренмана бездетен и склонен к психологическому насилию над женой.
Г-н Х сообщает доктору Бренману, что он испытывал невыносимую тревогу и панические состояния, а затем внезапно чудесным образом выздоровел от всего этого. Его самопрезентация полна противоречий: в частности, он утверждал, что был безжалостным и заботливым. Он пытался контролировать своего аналитика и аналитический процесс путем изощренных манипуляций, часто ставя Бренмана в ситуацию двойных посланий (Г. Бэйтсон). Он использовал свою сексуальность не для сексуального удовлетворения, а для победы над другим человеком, «как псевдосексуальность, обслуживающую нарциссические победы» (ibid.). (Как точно это описывает некоторые случаи сиблингового инцеста!) Бренман пишет об истерии, иллюстрируя ее случаем г-на Х:
Я верю, что истерик способен построить внешне вполне пристойные отношения с живым внешним объектом. При этом внешний объект, человек, используется для того, чтобы поддерживать целостность истерика, защищая его от более сильного депрессивного срыва или дезинтеграции в форме шизофрении.
Основной темой данной статьи является то, что использование внешних объектных отношений, которые проявляют себя как отношения с целостным объектом, по сути своей является нарциссическим, и этот, на первый взгляд, целостный объект используется как частичный для предотвращения возможного срыва (Brenman, 1985, р. 422–423).
Мне кажется, что быть негативным – это позитивная сторона «вагинального мужчины»: в любом случае он ощущает себя как другого. В случае пациента Лиментани идентификации защищают его от «первичного ужаса»; в случае пациента Бренмана фальшивое использование «целостного объекта» защищает его от дезинтеграции, депрессии, срыва и шизофрении. Бренман, однако, задается вопросом, что значит такое использование человеческого «объекта». Идентификация с другими по типу Дон Жуана порождает определенную степень чувствительности к нуждам других. Женщина, с которой он входит в такую полную идентификацию, вначале будет чувствовать, что на ее нужды откликаются, пока не почувствует себя захваченной. Но мы также усматриваем здесь механизм соблазнения: как при инцесте, границ здесь нет. С другой стороны, проекции, развивающиеся в процессе превращения в этого другого человека, ведут к своего рода «поглощению», которое означает полное отрицание инаковости другого и злоупотребление этой инаковостью. Если «вагинальный мужчина» Лиментани чувствителен к другому в гетеросексуальных отношениях, г-н Х Бренмана, будучи также гетеросексуальным, разрушает психическую реальность другого. Бренман считает это отличительным признаком истерии. Механизмы, которые пациент использует для идентификации с внешним объектом, располагаются по обеим концам психического континуума – от слияния до крайних случаев проективной идентификации.
Любой человек или даже любое событие, помещаемые в такого рода парные связи, включая любые действия другого, которые утверждают его отличие, создают немыслимый сумбур. Г-н Х Бренмана требует от своей жены, чтобы она принимала все его сексуальные связи, как он принимает ее связи, хотя у нее нет их. Тем не менее, когда его основная любовница заводила других любовников, помимо него, он проявлял величайшую жестокость, чтобы навредить ей как эмоционально, так и профессионально. Его жена, в свою очередь, навлекала на себя гнев не тем, что заводила какие-то связи, а тем, что не принимала его промискуитет и не вступала во внебрачные связи; его любовница вызывала ярость тем, что она действовала так же, как и он, заводя параллельные отношения с другим человеком; таким образом, обе женщины, одна из которых повторяла его поведение, а другая вела себя противоположным образом, ставили его перед фактом, что они отличаются от него.
В мире вагинального мужчины или истерика нет психического родительства, в этом мире процветает гетеросексуальность, хотя в детстве это может быть также и гомосексуальность. Синдромом Дон Жуана, помимо прочего, движет ревность, а сексуальность используется для того, чтобы встроить эту ревность в отчаянную реакцию другого: Дон Жуан, по определению, не хранит верность и заставляет своих любовниц ревновать, что освобождает его собственное чувство ревности, которое в ином случае он вынужден был бы испытывать. Зависть причиняет боль, ревность сводит с ума. Хотя эти чувства часто сопутствует друг другу, они различаются. Истерический Дон Жуан отыгрывает и тем самым пытается избавиться от сводящей с ума ревности. Зависть относится к тому, что кто-то имеет; ревность скорее относится к тому, где некто находится, то есть связана с определенной позицией, а не с фактом обладания чем-то. Кляйнианская психоаналитическая теория сфокусирована на первичной зависти человека, называя так то чувство, которое возникает у младенца по отношению к материнской груди, содержащей все, что он хочет. Бренман принимает подобный подход в теории, но в его клиническом материале, как мне кажется, таких ограничений нет. В некотором смысле этот фокус на зависти всегда оттенял ревность, присущую эдипальному треугольнику, но, в свою очередь, эдипальная ревность скрывала непомерную ревность, существующую в латеральных отношениях.
Донжуанство представляет собой сексуальность, лишенную репродуктивности; это также сексуальность, способствующая высвобождению ревности. Обе эти характеристики сексуальности присущи сиблинговым отношениям. Несмотря на то, что Дон Жуан убивает отцовскую фигуру, Командора, вся суть и страсть этой истории заключена в отношениях между «равными»/сверстниками, а не между представителями разных поколений. Таким образом, хотя Дон Жуан убивает отца Донны Анны, патриархального Командора, он ожидает, что призрак Командора будет вести себя с ним как с равным, как с ровесником и примет его приглашение на пир.
В западном мире существует ряд социальных факторов, которые усиливают этот акцент на латеральных, равных, товарищеских отношениях, которые, в свою очередь, служат фоном для распространения психического и отыгрываемого донжуанства.
Эти факторы связаны с ухудшением положения вертикальной семьи: дедушки и бабушки теряют статус старших и уважаемых фигур, что, в частности, обусловлено профессиональной мобильностью; влияние школы и групп сверстников увеличивается, иерархия поколений в семьях, где есть дети от разных браков, размывается (новый муж или жена могут быть того же возраста, что и дети их партнеров от предыдущего брака); мужские и женский роли, а также их репрезентации оказываются взаимозаменяемыми, проявления сексуальности становятся все менее связаны с репродуктивной функцией (хотя сексуальность всегда в какой-то степени не была связана с репродуктивной сферой, этот ее аспект до настоящего времени не был легализован и подвергался идеологической маргинализации в таких практиках, как проституция, а в наши дни он становится центральной формой проявления сексуальности).
Рис. 10. Безумие ревности. Паоло Веронезе. «Гермес, Херс и Аглаурос» (ок. 1576–1584). Права принадлежат музею Фицуильяма (Университет Кэмбриджа)
Для сиблингов гендер не так обозначен в психике, как половые различия, являющиеся вертикальной производной. В таком случае не является ли жестокость, а не сексуальность фактором гендерного различия мужчин и женщин? У матери, которая дико вопит на своего довербального ребенка, мог быть сиблинг помоложе, для которого она была «маленькой мамой», прекрасной, идеальной, но отчасти притворной. Эта «маленькая мама» младшего сиблинга глубоко расщеплена, так как она хочет убить новорожденного. Здесь мы видим невозможность вынести такой уровень амбивалентности. Однажды я ужинала со своими друзьями и их десятилетней дочерью, она потчевала нас рассказами о том, как прошел ее день в школе, демонстрируя большую эмоциональную вовлеченность в отношения со своим младшим братом. Она была очаровательна, убедительна, забавна, приятно было смотреть на нее и слушать ее. Но как только всеобщее внимание переключилось на ее младшего брата, начавшего ползать, и все мы начали с восхищением смотреть на него, маленькая девочка встала и красиво покинула комнату. Пока она это делала, я заметила перемены, которые она, скорее всего, хотела бы скрыть: на ее лице застыло выражение угрюмой печали и злобы в тот момент, когда она прищемила дверью пальцы брата. В целом здесь нет ничего необычного и, будучи родителями, мы этого либо не замечаем, либо забываем об этом.