двадцатины? Нет. Потому что он представляет себе, будто до сих пор он испытывает препятствия и не благоденствует из-за того, что не достиг этого. „Если я буду отпущен, – говорит он, – сразу же совершенное благоденствие, я ни на кого не обращаю внимания, со всеми говорю как равный и подобный, отправляюсь куда хочу, иду откуда хочу и куда хочу“. И вот он уже вольноотпущенник, и сразу же, не имея где взять поесть, он ищет, к кому бы подольститься, у кого бы пообедать. Затем он или зарабатывает телом и терпит ужаснейшие страдания и, если найдет себе какую-нибудь кормушку, впадает в рабство гораздо тяжелее прежнего, или, даже если разбогатеет, он, человек неотесанный, влюбляется в девчонку и, терпя злополучие, рыдает и тоскует по рабству: „Да чем мне было плохо? Другой одевал меня, другой обувал меня, другой кормил, другой ухаживал за мной во время болезни, я немного служил ему. А теперь, несчастный я, какие терплю я страдания, находясь в рабстве у многих вместо одного“» (Беседы, 4.1.34–37).
Автор «Жизни Эзопа» более кратко говорил об этом же: «Если ты добр по отношению к своим рабам, никто из них не сбежит от хорошего к плохому и не обречет себя на скитания с перспективой голода и страха» (С. 122).
Умный хозяин ценил усердную и добросовестную работу «хороших», т. е. преданных и покорных рабов, и вознаграждал их. Плата могла быть незначительной (подарки на сатурналии, время от времени выходной день) или существенной (например, деньги, которые можно было накопить и со временем выкупиться на свободу). Теоретически деньги раба, так называемый пекулий, находились в распоряжении господина, как и все, чем «владел» раб, включая его самого. Но фактически у него собирались кое-какие денежные суммы, которые он мог тратить по своему усмотрению, как и свободнорожденные граждане, например, исполнить обет, как показывает эта надпись из Песаро (Италия): «Фауст, раб Публия Версения, заплатил за статую и алтарь богу Приапу из своего peculium (CIL 11.6314 = ILS 3581).
Деньги тратились на покупки для дома, копились для обретения свободы или выплаты выкупа кого-либо из близких либо просто проматывались. У всех рабов были пекулии; и если верить Плавту, то даже у пастухов: «Пастух, который пасет чужое стадо, откладывает понемногу деньги, возлагая на них надежды» (Ослиная комедия, 539). Они использовали любую возможность, чтобы увеличить накопления. Раб, живший в городе, имел много возможностей заработать: продавал свою еду и вещи хозяина, воровал, брал взятки за договор на различные необходимые услуги или за доступ к господину либо госпоже дома, как в этом примере: «Затем сразу выходит человек, принесший приглашение на обед, – и, конечно, не какой-нибудь тупица, и для того, чтобы он оставался услужливым, ты всовываешь ему не меньше пяти драхм, аккуратно, помни это, чтобы не допустить неловкости» (Лукиан. О штатных должностях в богатых домах, 14).
Подневольный мог производить какие-то товары и продавать их. У городского раба возможностей заработать было больше, потому что он имел больше «свободного времени» и доступ к ресурсам и рынкам сбыта. Но даже в деревне, признавался Колумелла, надсмотрщик (vilicus), остающийся без надзора, во время отсутствия хозяина занимался собственным бизнесом (О сельском хозяйстве, 1.8.14).
Господин часто назначал рабов посредниками или представителями в своем бизнесе. Подневольный старался быть хорошим работником, ибо он мог прямо или скрытно заработать на бизнесе хозяина, будь то торговля, ссуда денег или какое-то ремесло.
Рабы Помпея Цецилия Юкунда даже имели собственные именные печати для ведения дел. История, рассказанная в Новом Завете, прекрасно показывает эту систему в действии:
«Ибо Он поступит, как человек, который, отправляясь в чужую страну, призвал рабов своих и поручил им имение свое:
и одному дал он пять талантов, другому два, иному один, каждому по его силе; и тотчас отправился.
Получивший пять талантов пошел, употребил их в дело и приобрел другие пять талантов;
точно так же и получивший два таланта приобрел другие два;
получивший же один талант пошел и закопал его в землю и скрыл серебро господина своего.
По долгом времени, приходит господин рабов тех и требует у них отчета.
И, подойдя, получивший пять талантов принес другие пять талантов и говорит: господин! пять талантов ты дал мне; вот, другие пять талантов я приобрел на них.
Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего.
Подошел также и получивший два таланта и сказал: господин! два таланта ты дал мне; вот, другие два таланта я приобрел на них.
Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего.
Подошел и получивший один талант и сказал: господин! я знал тебя, что ты человек жестокий, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал,
и, убоявшись, пошел и скрыл талант твой в земле; вот тебе твое.
Господин же его сказал ему в ответ: лукавый раб и ленивый! ты знал, что я жну, где не сеял, и собираю, где не рассыпал;
посему надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, придя, получил бы мое с прибылью;
итак, возьмите у него талант и дайте имевшему десять талантов» (Матфей, 25: 14–28).
Так что доверенные рабы свободно применяли свои предпринимательские способности для увеличения состояния хозяина, попутно заводя нужные знакомства, что давало им возможность заработать в будущем, получая выгоду от дальнейших поручений хозяина либо зарабатывая «на стороне» в различных сделках. Именно таким способом разбогател один из любимых рабов Тримальхиона. Он был не только молод и красив, что, безусловно, понравилось его господину, но грамотным и ловким: «Я поцеловал славного мальчика не за красоту его, а потому что он усерден: десятичный счет знает, читает свободно, не по складам, сделал себе на суточные деньги фракийский наряд и на свой счет купил кресло и пару горшочков» (Петроний. Сатирикон, 75).
Хотя целесообразность покупок юного раба и сомнительна, его образование позволяло ему принимать участие в торговле, благодаря чему он зарабатывал деньги и покупал понравившиеся вещи.
Иногда, как в приведенной выше притче, когда у хозяина могла случиться какая-то беда, хуже, чем просто неудачно вложенные деньги, раб мог воспользоваться ситуацией, обмануть его и сбежать. В «Дигестах» Юстиниана (14.5.8) рассказывается, как некий Тициан I назначил раба для выдачи заемных денег и принятия залогов. Тот даже имел обыкновение вместо покупателя принимать на себя долг и производить платежи оптовым торговцам ячменем. Однако раб пошел еще дальше: он сам (возможно, используя деньги хозяина) перекупал долги покупателей торговцев зерна, а затем с выгодой продавал их. Накопив таким образом некоторую сумму, он скрылся. Случаи такого доверия по отношению к рабу, который в результате мог разбогатеть, оказывались весьма частыми. Единственное, что здесь необычно, – это решение раба сбежать, а не дождаться, пока у него накопится достаточная сумма для выкупа на свободу, чтобы уже от своего имени выдавать ссуды.
Но все это вовсе не означает, что основное количество рабов располагало такими прекрасными возможностями для накопления денег. Лишь малую долю особо сообразительных и надежных рабов обучали, чтобы они стали посредниками своих хозяев. И все-таки даже самые обычные подневольные в городе и сельской местности могли скопить какие-то деньги и хоть немного скрасить свою тяжелую жизнь.
Сопротивление
Неволя, тяжелые условия жизни и жестокое обращение вызывали сопротивление рабов. У каждого из них в зависимости от его психологических особенностей, способностей и ситуаций вырабатывалось собственное отношение к факту своей несвободы – в разные моменты жизни он пытался как-то к ней приспобособиться либо восставал, и эта вынужденная смена тактик оказывала влияние на формирование его личности.
Отпечатки ног двух рабынь. Две женщины, занимавшиеся изготовлением черепицы, оставили на еще влажной глине следы своей обуви и надписали их. Одна надпись на оскском языке: «Делтрия, рабыня Геррения Сатиса, подписалась здесь своей ступней». Другая – на латинском: «Амика, рабыня Геррения, оставила здесь след свой, когда мы раскладывали черепицу сушиться». Пьетрабонданте, Италия. Фото предоставлено Давидом Монако
Понятно, что господа понимали возможность их сопротивления, в котором они видели проявление непокорности, вероломства и враждебности. И в сельской местности, и в городах хозяева отлично знали о дурном (с их точки зрения) поведении рабов. В «Жизни Эзопа» приводится много примеров самоутверждения такого рода: рабы общаются друг с другом, обсуждают новости, подговаривают друг друга не повиноваться хозяину, возражают надсмотрщику, если им хватает смелости, или отвечают ему хмурыми взглядами, если они трусят. Господа ограничивали возможность их общения, изматывая их тяжелой работой под надзором надсмотрщиков, которые следили за каждым их шагом и доносили о любом подозрительном разговоре, как советовал Колумелла, или поощряя их взаимную вражду, как рекомендовал Катон, либо сурово карая рабов, осмелившихся угрожать им словами или действиями. Но все это не могло помешать их тайным планам восстать против господина и потребовать лучших условий жизни. Хозяева считали рабов неисправимыми лжецами, какими они зачастую и были, так как с помощью лжи могли избежать каких-либо обвинений, обоснованных или придуманных, и следовавших за ними наказаний. Как замечал Сальван: «Рабы лгут во избежание наказания. Стоит ли удивляться, что запуганный раб предпочитает розгам ложь?» (О мироправлении Божием, 4.3). Рассчитывая спастись от наказания, рабы со слезами умоляли хозяина о милости (Золотой осел, 9.21); это было их обычной тактикой наравне со своего рода саботажем. Они всячески уклонялись от работы, прятались во время раздачи заданий, работали спустя рукава, бросали работу на полпути и выполняли ее кое-как. Некоторые хозяева объясняли такое поведение их усталостью или ленью; оно подтверждается и документами, относящимися к более поздним рабовладельческим обществам. Еще одним способом избежать работы являлось притворное заболевание: рабы надеялись, что их оставят лежать в постели или на время отправят в больничный барак. Пытались также притвориться, что не знают, как выполнить то или иное задание, но и это ухищрение часто заканчивалось поркой.