Зная неприятие Тертуллианом гладиаторских игр, можно было бы подумать, что он преувеличивал. Но годами ранее врач Цельс писал: «Некоторые избавляются от эпилепсии, когда пьют большими глотками теплую кровь, что бьет из горла гладиатора» (О медицине, 3.23.7). Плиний Старший тоже указывал на факты лечения эпилепсии кровью: «Эпилептики пьют кровь гладиаторов, как будто это чаша жизни… Они верят, что лучше всего пить кровь теплой из самого человека, когда он находится при издыхании, прижимаясь губами к ране, черпая из нее квинтэссенцию самой жизни» (Естественная история, 28.4–5).
И Аретей из Каппадокии описывал то же, что и Тертуллиан: «Я видел людей, подставляющих чашки под рану только что убитого человека и пьющих эту кровь!» (Лечение хронических заболеваний, 7.4.7–8). Помимо лечения бесплодия и эпилепсии, кровь гладиаторов считалась колдовским зельем: «Приворотное зелье совершалось при помощи героев, гладиаторов, а также тех, кто погиб жестокой смертью. Оставь ломтик хлеба, который ты ешь; раздели его на семь маленьких кусочков. И направляйся туда, где были убиты герои, гладиаторы и те, кто погибает жестокой смертью. Прочти заклинание над кусочками хлеба и брось их. Затем набери немного оскверненной грязи с места, где совершаешь ритуал, и брось ее в дом женщины, которую ты желаешь, потом иди домой и ложись спать» (PGM 4.1390–1398/ Бетц).
Желая приобрести свойственные гладиаторам отвагу и силу, люди не только пили «квинтэссенцию» их жизни, кровь, но и вырезали у них печень: древнеримский врач-фармаколог Скрибоний Ларг говорил, что «некоторые люди принимают девятиразовую дозу маленького кусочка печени, вырезанной из тела погибшего гладиатора» (Сочинения, 17). И это, видимо, являлось правдой, поскольку перед этим Ларг рекомендовал в качестве лечения эпилепсии печень самца оленя, убитого оружием, которым, в свою очередь, был умерщвлен гладиатор.
Заключение
Гладиаторские бои представляли лишь один тип публичных зрелищ, обожаемых плебсом. Помимо этого, народ толпами собирался на театральные представления, состязания на колесницах и атлетические соревнования. Но баснословная популярность гладиаторов, сопровождавшая их жизнь смертельная опасность, от которой захватывало дух, делали этих кумиров арены особенно интересными для людей. Жизнь свободных добровольных бойцов была невероятно опасной, но очень привлекательной, поскольку обещала славу и, возможно, богатство. Конечно, раба отдавали в гладиаторы насильно, и он не мог отказаться исполнять волю своего господина, но зато у подневольного возникал достаточно сильный мотив сражаться – надежда на освобождение. При всей неуверенности и рисках этой профессии, мужчины, а порой и женщины ухитрялись иметь семьи и друзей, хотя знали, что могут погибнуть на арене. Подобно остальным простым римлянам, они всеми силами стремились выжить и по возможности преуспеть во враждебном для них мире.
Глава 9. Вне закона: разбойники и пираты
Преступники – это люди, живущие в государстве, но не соблюдающие его законы. Сама природа классового общества является питательной средой для зарождения преступности, ибо оно создает институты, призванные поддерживать различие всех его слоев по важности, могуществу, власти и состоянию. Они-то и обеспечивают почву для преступности. Проще говоря, сначала появляются законы, а затем те, кто их нарушает; каждое государство принимает законы, обеспечивающие защиту его системы. Основой иерархического общества является эксплуатация одних в интересах других, и этот факт дает мотивацию тем, кто не желает жить по этим правилам.
Все вышесказанное автоматически исключает из нашего исследования два весьма известных типа преступников Древнего мира: объединенных в сообщества преступников, именуемых современниками разбойниками и пиратами, с одной стороны, и обычных мелких преступников – с другой. Первых более правильно было бы назвать «живущими по иным законам» или «внешними преступниками», поскольку они образовывали свои группы вне государственного общества, устанавливали собственные правила и иерархию, полностью игнорируя законы Римской империи. К этой категории можно отнести разбойников долины реки Каликадн в Киликии, пиратское племя маратакупрени в Сирии, а позднее – варварские племена саксов. Это были племенные преступные сообщества, которые, подобно таким же разбойничьим группам, существовавшим в другие эпохи Античности (пиратам Киликии и гомеровским предводителям пиратов, а позднее викингам), грабили всех, кто что-то имел. Географ Страбон описал такое разбойничье общество: «После Синдской области и Горгипии, что на море, следует побережье ахейцев, зигов и гениохов, лишенное большей частью гаваней и гористое, так как оно является частью Кавказа. Эти народности живут морским разбоем, для чего у них есть небольшие, узкие и легкие лодки вместимостью приблизительно до 25 человек, редко – до тридцати; у греков они называются „камарами“… Снаряжая флотилии таких „камар“ и нападая то на купеческие корабли, то даже на какую-нибудь страну или город, они господствовали на море. Иногда им помогают даже жители Боспора, предоставляя свои корабельные стоянки, рынок для сбыта добычи… им хорошо известны лесистые места; там они прячут свои „камары“, а сами пешком бродят днем и ночью, похищая людей для продажи в рабство. Похищенных они с готовностью предлагают отпустить за выкуп, извещая об этом после выхода в море их родных. В землях, подчиненных местным властителям, правители оказывают помощь жертвам насилия; они нередко в свою очередь нападают на разбойников и, захватив их „камары“, приводят назад вместе с экипажем. Области, подчиненные римлянам, более бессильны против этого зла из-за небрежения посылаемых туда правителей» (География, 11.2.12).
Римляне, сами бывшие захватчиками, которые завоевывали и грабили все Средиземноморье, воспринимали это разбойничье племя как враждебное сообщество.
Обычно с этими внешними преступниками боролись путем организованных военных действий, как в приведенном выше примере; Страбон подчеркивал, что в борьбе против пиратов и разбойников эти действия римских властей не всегда достигали успеха. Поскольку в принципе власть и эти преступные сообщества играли по одинаковым правилам, понятно, что одна сторона стремилась напасть на другую и если не уничтожить, то хотя бы завладеть чужой собственностью. Правда, сами римляне практически не делали различий между «внутренними» преступниками и внешними, думаю, имело бы смысл рассмотреть этот вопрос. Как правило, внешние преступные сообщества представляли опасность для представителей элиты, поэтому в трудах ее писателей, а также в донесениях военных и дипломатов такая разбойничья деятельность широко задокументирована. Обычные же преступники меньше «затрагивали» элиту (из всех классов у нее было больше возможности от них защититься); кроме того, она избегала о них говорить, поскольку их существование становилось упреком в адрес иерархического общества. Они оказывались предметом внимания со стороны богатых только тогда, когда начинали угрожать так же, как и преступные сообщества. Обычно же люди воспринимали преступников как неизбежное зло, старались как-то защитить себя от грабежей, и элита считала, что они, как и прочие простые римляне, не заслуживают чести быть упомянутыми в ее трудах.
Другую группу, которую я не рассматриваю, составляли обычные злоумышленники. Эти люди – убийцы, воры, мелкие мошенники и вымогатели – являлись хищниками в законопослушном обществе, но происходили из него и в него возвращались, не создавая ему альтернативы в виде какого-то сообщества. Лукиан представил их так: «Когда я отправлялся из дома в Афины, желая познакомиться с эллинским образованием, я приплыл в Понтийскую Амастриду. Этот город, расположенный неподалеку от Карамбы, лежит на пути плывущих из Скифии. Со мною был Сисинн, мой товарищ с детства. И вот, найдя у гавани какую-то гостиницу и перенеся туда с корабля свои вещи, мы пошли погулять, не предвидя никакой неприятности. Воспользовавшись этим, какие-то воры, вытащив у двери засов, унесли у нас все, не оставив даже столько, чтобы хватило на один день» (Токсарид, или Дружба, 57/Гармон).
Воры и грабители часто упоминаются в Новом Завете, в романах и других источниках. Эти мелкие преступники не отвергали полностью нормы общества, а лишь нарушали их, зачастую воспользовавшись случайно подвернувшейся возможностью. Грабители осложняли жизнь людей, порой даже угрожали ей, но при этом не представляли реальной угрозы и не образовывали обособленной группы.
И наконец, я могу спокойно пренебречь метафорическим образом разбойника, которого представители римской элиты используют в политической борьбе друг с другом. В широком смысле под «разбойниками» они понимают всех, кто не играет по их правилам; это слово предназначалось для того, чтобы очернить противника, криминализировать его и, таким образом, оправдать против него любые действия. Эти «разбойники» не являлись злоумышленниками; они действовали в границах политических и социальных норм элиты и не имели ничего общего с настоящими преступниками, т. е. людьми, жившими не по законам общества.
Обнаружение преступников
Хотя я уже довольно подробно описал используемые мною источники, думаю, здесь стоило бы особенно подчеркнуть значение художественных произведений для создания представления о жизни преступника в греко-римском обществе. Я широко использую эти источники наравне с трудами историков, надписями и папирусами. В художественной литературе, особенно в «Золотом осле» Апулея и в греческих любовных историях, изображен мир, который ученым пришлось признать действительно существовавшим, реальным. Тот мир изображен в вымышленной ситуации, но за фантазией автора лежат реальные факты истории общества, которые ученые могут использовать в своих трудах. Я привожу отрывки из таких сочинений, как если бы они были историческими документами, но это лишь средство для раскрытия моей цели. Я исхожу из убеждения, что в эпизодах, приводимых мной в качестве примеров, в действиях и речах героев этих произведений отражается реальная жизнь, хотя сами ситуации и положения являются плодом вымысла авторов.