Глава 20
Ксандер
Дорога домой показалась мне длиннее, чем обычно. Неоправданно долгой. Ужасно долгой. Что-то не так с пространственно-временным континуумом?
Думаю, это все из-за руки Келли на моем члене.
Всю обратную дорогу она продолжала гладить меня через брюки, пока я не возбудился настолько, что мне показалось, что мой член вот-вот прорвется сквозь молнию.
Я едва успел припарковать внедорожник, как мы выскочили из него и помчались в коттедж, а оттуда в спальню. Мы больше не рисковали возиться в гостиной, не имея возможности закрыть окна. Я ослабил узел галстука, следуя за ней по коридору, как хищник.
Как только я закрыл дверь спальни, я схватил ее сзади, задрал платье, прижался губами к ее шее и просунул руку между ее бедер.
— Блядь, — прохрипел я. — На тебе ничего нет под этим платьем.
— Нет.
— И ты уже мокрая.
— Да.
Обычно я гордился своим терпением и внимательностью во время предварительных ласк, но сегодня вечером у меня не хватило сил ждать. Мне нужно было проникнуть в нее. Мне нужно было прижать ее к себе так близко. Мне нужно было чувствовать, что она моя.
Я развернул ее, прижав спиной к двери, затем быстро расстегнул ремень, расстегнул брюки и спустил их вниз ровно настолько, чтобы они не мешались. Приподняв ее, я усадил ее на свой член, обхватив руками ее задницу. Она была теплой, мягкой, уютной и прижималась ко мне, вскрикивая при каждом толчке, ее спина громко ударялась о дерево.
Находясь в опасной близости от оргазма, я изменил угол наклона, чтобы основание моего члена потерло ее клитор так, как ей нравилось. Меня еще больше возбудило осознание того, что я знаю, как ей нравится, когда к ней прикасаются. Как ей нравится, когда ее целуют. Как ей нравится, когда ее трахают.
Ее тихие стоны становились все громче и неистовее. Ее киска становилась все более влажной, скользкой от жара и трения. И слава богу, она вскрикнула, когда ее охватил оргазм, и я отпустил себя, мои ноги подкосились, пот стекал по спине под костюмом, мой член пульсировал внутри нее.
Когда я снова смог контролировать свои мышцы, я осторожно поставил ее на ноги и вышел из нее. Наклонившись вперед, опершись локтями в дверь по обе стороны от ее головы, я прижался губами к ее лбу, щеке, подбородку. Она подняла лицо, и я поцеловал ее в губы.
— Я сейчас вернусь, — тихо сказала она.
Я кивнул, давая ей возможность открыть дверь. Мое сердце с трудом замедляло свой ритм.
Пока ее не было, я снял пиджак, развязал галстук и стянул с себя мокрую рубашку. Развесив компоненты своего костюма, я снял остальную одежду.
Она снова вошла в комнату, включила свет и закрыла дверь.
— Поможешь мне снять это платье?
Повернувшись, она приподняла свои густые рыжие волосы, и я распустил узел на бретельках. Затем я прижался носом к ее затылку и вдохнул ее аромат. Должно быть, она смыла косметику, потому что я почувствовал запах ее средства для лица и модного увлажняющего крема.
— Можно это законсервировать? — спросил я, скользя руками по её талии и прижимая к себе.
Она тихо рассмеялась.
— Законсервировать что?
— Тебя.
Нас, чуть не сказал я, но вовремя остановился. Не было никаких «нас», таких, что можно было бы сохранить. Удержать. Сама мысль об этом вызвала странную боль в груди, и я разжал руки.
— Здесь есть молния или что-то ещё?
— Есть. Она сбоку.
Я смотрел, как она раздевается, рыжие волосы свободно падают на загорелые плечи, светлые груди, соски розовые и соблазнительные, линия загара от бикини пересекает живот. Мне хотелось провести по ней языком.
Повесив её платье, она забралась на кровать, скользнула под простыни и посмотрела на меня с ожиданием.
— Ты идёшь спать?
— Через минуту.
Я зашёл в ванную и почистил зубы, а когда закончил, окинул взглядом всю эту девчачью мелочь, разложенную на раковине. Баночки, тюбики, флаконы, кисти, компактные зеркальца. Казалось, будто здесь живёт не одна девушка, а как минимум пятеро. Так вот оно какое — жить с женой? А если у тебя ещё и дочери? Вся ванная всегда будет выглядеть так, словно в ней взорвался отдел косметики?
Заметив её флакон духов, я взял его и понюхал. Пульс участился, будто тело решило, что она рядом. Я поставил флакон на место и пошёл искать настоящую её.
На следующее утро я проснулся первым и пошёл в ванную. Когда вернулся в спальню, меня поразило, насколько красивой выглядела Келли. Она лежала на спине, одна рука изящно изогнута над головой, белая простыня спуталась на её талии, а медные пряди волос разливались по подушке.
Утренний свет воскресенья был мягким и розоватым, проникая сквозь тонкую штору над изголовьем. Кожа её едва заметно сияла. Несколько упрямых солнечных лучей пробились под край шторы, осветив веснушки на её носу, а ресницы отбрасывали на щёки тени, похожие на перья.
Она глубоко вдохнула, её грудь приподнялась, и мой взгляд скользнул ниже, по плавным изгибам её тела, мягкости её живота. Сквозняк качнул штору, и та слегка стукнулась о подоконник.
Она открыла глаза и увидела, что я стою рядом. Её губы тронула улыбка, голос прозвучал лениво:
— Что ты делаешь?
— Думаю о том, какая ты красивая. Хотел бы я сфотографировать тебя.
— Так сделай это. У тебя же есть камера.
Я сглотнул.
— Ты правда хочешь?
— Конечно.
Её глаза снова закрылись.
Моя сумка лежала в углу комнаты — Келли перенесла её туда ещё в начале недели. Я достал камеру и включил её. Но вместо того чтобы сразу направить объектив, сел рядом с ней и убрал прядь волос с её лба.
— Привет.
Она открыла свои глаза цвета морского стекла.
— Привет.
Я опёрся на руку, нависая над ней.
— Хочу, чтобы ты знала: для меня это нечто большее, чем просто фото.
— Для меня тоже. Но если эти снимки появятся в сети без ретуши, я буду очень зла.
— Я серьёзно, Келли. Я понимаю, насколько сильно нужно доверять, чтобы позволить это. И знаю, что сейчас ты вообще никому не доверяешь.
— Ты для меня вне этой зоны.
Я криво усмехнулся.
— Да?
Она кивнула.
— С тобой я будто в каком-то другом мире, где только мы двое. И там мне спокойно. Не знаю, как объяснить, но это так. В этом мире мне ничего не угрожает.
— Так и есть, — сказал я, и действительно так думал. — Ты в безопасности.
Она улыбнулась с лукавым огоньком в глазах.
— Тогда фотографируй, Ксандер Бакли. Мне интересно, какой ты меня видишь.
— Не уверен, что смогу передать это на снимке, — я встал, вновь включая камеру. — Но я никогда не отступал перед вызовом.
— Так как мне быть?
— Вот так. Именно так.
Я начал снимать: её, раскинувшуюся на спине, с рукой, изогнутой над головой, с другой — на бедре, с рыжими прядями, обрамляющими лицо. Работал быстро, пока не исчез этот тонкий, прозрачный свет.
Келли была прирождённой моделью — знала, как повернуть голову, как приподнять плечо, как наклонить подбородок. Её движения были грациозными, пластичными, линии — совершенными. Она показывала разные стороны себя: то с широко распахнутыми, игривыми глазами, то с полуприкрытыми веками, дразняще. Без стеснения она позволяла простыне спадать, когда переворачивалась на живот, оглядывалась через плечо, вытягивалась на боку, положив щёку на руку, или выгибала спину, приподнимаясь с матраса.
Она была днём и ночью. Светом и тьмой. Ангелом и соблазнительницей.
Снимок за снимком, где-то на задворках сознания мелькала мысль, что это чертовски горячо, но при этом не ощущалось ни пошлости, ни вульгарности. Это было самым большим подарком, который мне когда-либо делали.
Но в конце концов тело всё же отреагировало — особенно в тот момент, когда она провела пальцем по нижней губе и легко её потеребила.
— Ты в этом очень хороша, — сказал я, убирая камеру обратно в сумку.
— Было немного практики, — рассмеялась она. — Но я никогда раньше не фотографировалась совсем голой.
— Никогда? — Я забрался в кровать рядом с ней.
Она покачала головой.
— А ты? Ты когда-нибудь снимал кого-то так, как только что снял меня?
— Нет. — Растянувшись рядом, я прижал её к себе, и она перекинула ногу через мои бедра, закинула руку мне на грудь.
— Даже не думал об этом?
Я задумался. Не то чтобы мне раньше не нравились женские тела, но…
— Во-первых, я никогда не видел, чтобы кто-то выглядел так красиво в этом свете. А во-вторых, я не тот, кто задерживается до утра.
— Ты не остаёшься?
— Это даёт ложные надежды.
— А. — Она провела кончиком пальца по моей ключице. — Значит, мне просто повезло, что у тебя не было выбора, кроме как ночевать со мной.
Я рассмеялся.
— Думаю, повезло скорее мне.
— Ты мог бы фотографировать и раньше. До меня, я имею в виду.
— Наверное, мог бы. Но я говорю правду — мне даже в голову не приходило. Я никогда раньше не хотел запечатлеть кого-то так.
— Ты вообще будешь смотреть на эти снимки?
— Это зависит…
— От чего?
— От того, что ты с ними сделаешь.
— Что я с ними сделаю? Они же не мои.
— Нет, твои. — Я перевернулся и оказался сверху, чтобы она могла видеть моё лицо. — Ты позволила мне снять тебя, доверилась мне. Чтобы доказать, что я этого доверия достоин, я хочу отдать тебе все фотографии.
— Но в этом и смысл: я доверяю тебе хранить их и никогда не показывать. Никогда не предавать меня.
— Я скорее умру.
Она улыбнулась, сузив глаза.
— Или мой брат тебя убьёт.
— И будет прав. Он должен пытать меня перед этим. Заставить слушать песни Дюка Прюитта часами напролёт.
Она рассмеялась.
— В любом случае, я не хочу забирать снимки, Ксандер. Пусть они останутся у тебя. Чтобы ты никогда меня не забыл.
Я уткнулся носом в её шею и глубоко вдохнул её запах.
— Я никогда тебя не забуду.
Если честно, это уже начинало становиться проблемой.