— Сейчас вашей жизни угрожает разве что насморк. Идемте, — приказал Берговиц, кивнув на черный автомобиль.
— Никуда я с вами не пойду! — Я сжала кулаки.
Он шагнул вперед, стремительно, едва уловимо, навис надо мной, несмотря на то что стоял на две ступеньке ниже. Видимо, чтобы я почувствовала себя маленькой и ничтожной. Но я не почувствовала! Разве что совсем чуть-чуть.
— Хватит с меня на сегодня монстров, — категорично заявила я.
— Они в вольерах, — уточнил ящер. — Пока что.
Он что, совсем бесчувственный?! У всех есть эмоции! Даже у Беглеца были, я обходила все его блоки. С трудом, но обходила. Чем Берговиц лучше?
Поэтому сейчас я собрала все силы и обрушила на его защиту.
Всей мощью, на которую была способна.
У меня почти получилось: я коснулась огненной вспышки, поймав отголоски чувств, но затем в голове словно взорвалась бомба. Тысячи болезненных игл вонзились в кожу, концентрируясь в висках. Ужалили так, что я успела только охнуть.
Рывок — и я врезалась в каменную грудь ящера.
Его ладонь легла на мою шею, обжигая, не позволяя двинуться с места. Сердце сбилось с ритма, заколотилось с бешеной силой: я чувствовала его сумасшедшую пульсацию там, где пальцы ящера касались кожи. Обманчиво мягкое легкое прикосновение и пружинящий, опасный нажим когтей. Боль схлынула, сменилась бегущим по венам жаром, собравшимся внизу живота.
— Никогда. Больше. Так. Не делайте, — не то прошипел, не то прорычал ящер мне в лицо.
Чешуйки на его скулах посветлели, а взгляд словно вобрал в себя тьму, в которую я упала. Дрожащая, возбужденная и потрясенная реакцией своего тела. И не только своей: я прижималась к Берговицу в самом что ни на есть интимном смысле, чувствуя ответное желание мужчины.
Меня отпустили раньше, чем я успела осознать эту мысль.
— Садитесь в машину, — коротко приказал Берговиц, буквально стаскивая меня с крыльца. — Немедленно.
Его голос звучал глухо и отрывисто, из-под налета цивилизованности проступил хищник, гораздо более пугающий и опасный, чем шэмы, едва не сожравшие нас с девчонкой. Один его взгляд подтолкнул меня к машине, а после на пассажирское сиденье. В контрасте с черным цветом кожаный салон оказался кремовым. Внутри было тепло, даже жарко, пахло лаброй (древесной смолой, которую привозят из Ларии) и морской солью. Я отметила это в каком-то отупении, в себя пришла, только когда ящер переговорил с полицейскими, занял свое место за рулем и завел автомобиль.
Пожалуй, именно сейчас я по-настоящему осознала случившееся.
Он ощутил мое вмешательство. Но как?! Дар эмпата ловят только эмпаты, остальные ничего не чувствуют.
Впрочем, это не самая страшная моя проблема.
Я залезла в чужой двор.
Я подвергла опасности жизнь своей подопечной.
Я сама чуть не погибла.
В довершение ко всему я наорала на своего босса и назвала его монстром. А еще пыталась взломать его эмпатические щиты.
И это если не считать такой мелочи, как то, что я хочу Ладислава Берговица.
Финиш.
Проще всего было сделать вид, что ничего не произошло. Я просто перетрудилась, я молодая женщина, а он видный мужчина, пусть даже ящер. Но киронцы меня никогда не интересовали. Точнее, не возбуждали… Точнее… Гадство! Сейчас же меня штормило от его запаха, от сдержанной холодности его голоса, от воспоминаний о прикосновении горячих ладоней сквозь тонкую ткань. Хотелось повторить эту грубую ласку, почувствовать, как его руки скользят по обнаженной коже, сдавливают ноющие, торчащие соски, гладят живот, разводят в сторону ноги, с силой сжимаются на бедрах, чтобы приподнять их и…
Я покосилась на сильные пальцы, расслабленно лежащие на руле, и поборола желание спрятать лицо в ладонях.
Да, Лили, сегодня ты просто в ударе.
Куда проще было бы, выскажи Берговиц все, что думает, но он молчал. Его молчание тяжестью ложилось на плечи, а напряжение дня вылилось в дикую усталость. Желудок, очевидно, решил, что бесполезно возмущаться, и осторожно прилип к внутренней стороне спины.
Куда мы едем?
Наверное, в особняк Берговица. Или сразу в главный офис, чтобы аннулировать рабочий контракт. Это будет мой собственный рекорд — в столь глубокую задницу я прежде не попадала. Зато Фелиса порадуется.
Тишина в салоне напрягала, я понимала, что если она продлится еще немного, то мои нервы сдадут окончательно.
— Почему вы держите диких животных вместо охраны? — спросила я.
— Этот дом мне не принадлежит.
То есть как не принадлежит? Он ведь приехал вместе с полицейскими.
— Шэмы вас узнали, — напомнила. Я согрелась, и мой голос звучал нормально, а не так, словно я выпила залпом пару стаканов сока с перемолотым льдом. — Они терлись о ваши ноги.
— Они знают меня с детства.
— С их детства? — уточнила я. — Или с вашего?
— С общего. Шэмы живут очень долго.
— Но это не объясняет, откуда их знаете вы.
Берговиц бросил на меня короткий нечитаемый взгляд и вновь целиком вернул свое внимание дороге. В отличие от Фелисы, он вел автомобиль мягко, даже сумасшедшая скорость не чувствовалась.
— Этот особняк принадлежит деду моей жены, он ящер старых правил и не доверяет охранным системам. Я часто бывал у них в гостях, поэтому шэмы меня запомнили.
Он снова замолчал, а я пыталась переварить услышанное. Значит, дом Берговицу не принадлежит, тем не менее с полицией приехал именно он, а шэмы сложили лапки и дали деру к вольерам по его приказу. Впрочем, достаточно сложно представить что-то или кого-то, кто попытался бы остановить Берговица на пути к цели. Еще сложнее вообразить ящера удирающим от клыкастых зверюг. Не то чтобы я сомневалась в исходящей от них угрозе, просто была уверена, что Берговиц, если бы захотел, легко бы вошел через парадный вход. Даже если бы шэмы видели его впервые.
Да уж, что-то мысли снова свернули не туда.
— Значит, дом принадлежит вашему родственнику, — вернулась я к теме разговора. — Но сейчас он в нем не живет?
— Он слишком стар, — кивнул ящер и припечатал меня взглядом к сиденью. — Поэтому, по сути, особняком владеет мой шурин. И вы вторглись на частную территорию.
Из короткого рассказа я поняла, что особняк принадлежит брату Холли Камрин-Берговиц. Который оставил шэм для охраны дома, но добавил следящую систему. Она нас засекла и по камерам идентифицировала Фелису, поэтому за нами приехала не только полиция. Судя по тому, что мы лезли через забор, дядя с племянницей не дружит. И судя по тени, пробежавшей по лицу ящера, — с самим Берговицем тоже.
Но все это было не важно в сравнении с главным вопросом.
— Тогда почему Фелиса хотела забраться в дом?
— Об этом надо спросить вас, лисс Рокуш.
Глубоко вздохнула и порадовалась тому, что Берговиц за рулем: так он не мог долго сканировать меня взглядом, а я — тонуть в этой бездне. Смотреть в окно на смазанные картинки пригорода было куда проще. И не думать о том, что произошло на крыльце. Особенно об этом!
— Мы искали место для проведения праздника, — пояснила я. — Посвященного дню рождения вашей дочери. Сначала были отель «Мадин» и арт-галерея. Потом мы приехали сюда.
— Почему сюда?
Да откуда мне знать?
— Вам не проще спросить у дочери?
— Не проще, — отрезал Берговиц.
Пришлось снова сделать вздох: на этот раз — чтобы усмирить волну раздражения.
Кажется, Берговиц не спешит меня увольнять. А значит, ему нужны мои способности. Способности…
Слишком увлеченная собственными чувствами (особенно в последний час), я отгораживалась от эмоций Фелисы. В основном они дублировали мое раздражение, но были и другие. Те, что я уловила случайно, когда она считала, что меня нет рядом. В памяти ярко отпечаталось лицо девочки, по которому стекали капли дождя.
Дождя ли?
Она плакала, поняла я. Смотрела на дом и плакала.
Никогда и ни к кому я не испытывала подобных чувств. Даже когда из моей жизни внезапно исчез Беглец, я немного тосковала, но не проронила ни слезинки. У меня были Нат и мой оптимизм, а у Фелисы — отец, брат и куча родственников. Так почему же она чувствует себя такой одинокой?
— Фелиса тоже бывала здесь в детстве? — уточнила я.
— Нет, — сухо ответил Берговиц. — Она была здесь лишь однажды.
Значит, дело в матери.
Ее мать жила здесь, когда была маленькой, и, возможно, рассказывала об этом Фелисе. Рассказывала о том, что для нее значит этот дом, ведь детские чувства — самые сильные. Самые искренние, поэтому воспоминания о них остаются с нами навсегда.
— Думаю, что это место очень важно для нее, — заметила я и добавила уже увереннее: — И по-настоящему Фелиса хотела бы отметить свое совершеннолетие именно здесь.
— Это не имеет значения. Я уже арендовал дом для праздника на западном берегу.
Я поморщилась, впервые понимая отношение девочки. А ведь при всей состоятельности своего отца она чувствовала себя не лучше, чем я в свое время в Тарите. Все действительно решали за нее.
— Зачем вы наняли меня? — полюбопытствовала я.
— Чтобы вы помогали ей, — знакомо прищурился киронец.
— С этим вполне могла справиться Майя или любая другая ваша помощница. Но вам понадобился эмпат, чтобы чувствовать дочь. Зачем вам знать ее чувства, если они вас не волнуют?
Сильные пальцы сжались на руле, будто хотели повторить этот трюк с моей хрупкой шеей. Не сомневаюсь, что для киронца она хрупкая, тем не менее я смело встретила потемневший взгляд.
— Для той, кто держится за рабочее место, вы слишком прямолинейны, — сквозь холод его голоса на мгновение проступила ярость, или же это было раздражение — я не успела уловить.
Мне хотелось взять тайм-аут и разобраться в его чувствах и в собственных, но пока это не представлялось возможным. Слова Берговица достигли цели, они были полностью созвучны с моими мыслями, здравый смысл вообще советовал кивать и не отсвечивать. Но…
— Я сегодня достаточно вам наговорила, чтобы быть уволенной. — Я повернулась к ящеру, всматриваясь в строгие, словно отлитые из металла, черты. — Хотя у меня получилось перенести концерт Эры Блек и убедить Мирослава Корра переступить через свою гордость, так что как помощница я сработала на отлично. Но вы ведь платите мне не за это.