– Положите пушки на стол, – говорю я, не отрывая взгляда от испуганного лица Шевченко. Ничего не происходит.
Я поднимаю взгляд на двух его людей, которые стоят с другой стороны кабинки с направленными на меня пистолетами в руках. Я хватаю за руку ближайшего ко мне человека и тяну его через стол, прикрываясь им как раз за мгновение до того, как другой мужчина стреляет. Парень, которого я держу, кричит, когда пуля попадает ему в грудь. Я поворачиваю его руку, в которой он все еще сжимает пистолет, в сторону стрелявшего и сжимаю его пальцы. Пистолет стреляет дважды, оба раза попадая другому телохранителю в живот. Когда тот, скуля, падает на пол, я рассекаю разбитой бутылкой шею парню, которого держу, а затем возвращаю свое внимание к Шевченко. Он все еще сидит, прижимая девушку к груди, как жертвенного агнца. Он переводит взгляд с меня на окровавленное тело, распростертое на столе, на своего человека, который теперь без сознания лежит на полу.
– Меня нервирует, когда люди наставляют на меня оружие, – заявляю я и делаю девушке знак рукой. – Иди сюда, милая.
Ее глаза распахиваются. Сначала она выглядит испуганной, вероятно потому, что у меня с рук капает кровь, но потом слезает с колен Шевченко и подбегает ко мне.
– Сколько тебе? – спрашиваю я, не сводя глаз с охваченного ужасом ублюдка, все еще сидящего в кабинке.
– Пятнадцать, – раздается едва слышный шепот.
Пятнадцать. Боже. Она могла бы быть его внучкой.
– Иди наверх, – говорю я сквозь стиснутые зубы. – Спроси Пашу. Он найдет кого-нибудь, кто отвезет тебя домой.
Я жду, пока она уйдет, затем подхожу к больному сукиному сыну, который откинулся на спинку стула, как будто это может ему помочь. Склонив голову набок, я оценивающе смотрю на него, затем тянусь за пистолетом, оставленным на столе.
– Мне не нравятся растлители малолетних. – Я поднимаю пистолет и стреляю прямо в центр его уродливой морды.
Бросив пистолет обратно на стол, я вытираю кровь с руки краем пиджака Шевченко и, обернувшись, обнаруживаю официанта и уборщицу, которые, съежившись, смотрят на меня из противоположного угла клуба.
– Паша здесь? – спрашиваю я.
Уборщица пытается сделать шаг назад, прижимаясь спиной к стене. Официант моргает и указывает наверх. Я поднимаю взгляд на галерею над танцполом. Павел стоит по другую сторону стеклянной стены, прижимая к уху телефон и глядя в мою сторону. Он, вероятно, звонит Роману, чтобы пожаловаться на меня. Я большим пальцем показываю через плечо в сторону будки, затем жестом, что ему следует прибраться. Павел сжимает виски свободной рукой и качает головой. Не думаю, что он теперь позволит мне проводить собрания в «Урале».
Мой телефон звонит, когда я уже на полпути к машине. Я достаю его и отвечаю на звонок, не глядя на экран. В этом нет необходимости… Я закрепил особую мелодию за своим братом.
– Да?
– Я убью тебя на хрен! – рычит Роман, и я быстро убираю телефон от уха. Крик продолжается с минуту или около того, обычное семейное поддразнивание. Щенячьи нежности. – Покромсаю тебя на мелкие кусочки, а потом скормлю их твоему зверю.
– Мими не ест сырое мясо. – Я снова прикладываю трубку к уху и закуриваю сигарету. – Это вредно для пищеварительного тракта.
– У тебя есть неделя, чтобы найти мне нового покупателя. Неделя. Ты понял?
– Я уже разговаривал с Каморрой на прошлой неделе. Они заберут вдвое больше, чем мы продали украинцам. И на этих выходных у меня встреча с несколькими бандами в пригороде. У нас все в порядке.
– Черт возьми, Сергей, – вздыхает Роман.
– Шевченко сказал кое-что интересное, прежде чем я отправил его на тот свет. Об ирландцах.
– Что?
– Они ведут переговоры с Диего Риверой. Похоже, они планируют вторгнуться на нашу территорию.
– О, я бы с удовольствием посмотрел на то, как они попытаются, – рычит Роман. – Хватит убивать наших покупателей, Сергей. Ты меня слышишь?
– Буду стараться изо всех сил.
– Он будет стараться изо всех сил. Замечательно, – бормочет он в трубку и вешает ее.
Как только я паркую машину в гараже, иду не к себе, а к Феликсу, чтобы принять душ и переодеться. Я старался не испачкать рубашку кровью, но она все равно попала мне на рукав. Не хочу, чтобы Ангелина видела это или боялась меня. Кроме того, если я позволю ей увидеть меня в крови, то нужно будет объясняться.
Закончив, я направляюсь в дом. Внизу никого нет, поэтому я бегу наверх, в свою спальню, где, свернувшись калачиком, в кресле с книгой в руках сидит Ангелина. На мгновение мне кажется, что она читает один из моих детективных романов – у меня их тонны, – но я замираю на месте, когда замечаю обложку. Она держит в руках «Анну Каренину», русское издание. Был ли Феликс прав насчет нее?
Ангелина отрывает глаза от книги и встречается со мной взглядом.
– Как прошла встреча?
– Хорошо. – Я прислоняюсь к дверному косяку и киваю на книгу, которую она держит в руках. – Ты говоришь по-русски?
– Не то чтобы. Я знаю некоторые основы. – Она пожимает плечами. – На первом курсе я изучала русский, но в итоге решила сосредоточиться на английском и итальянском.
– Насколько хорошо ты его понимаешь?
– Ну, я, наверное, могла бы спросить дорогу по-русски, а еще помню названия некоторых фруктов и овощей. Зато я знаю много ругательств. – Она фыркает, встает со стула и подходит к книжной полке, чтобы поставить книгу на место. – Мне понравился фильм, и хотела попробовать почитать. Я застряла на втором предложении, потому что кое-кто не позволил мне воспользоваться ноутбуком, чтобы посмотреть перевод.
Я покидаю свое место у дверного проема, пересекаю комнату, пока не оказываюсь прямо у Ангелины за спиной, и кладу руки на полку по обе стороны от нее. Она делает глубокий вдох и поворачивается ко мне лицом.
– Ты снова лжешь мне, Ангелина? – Я наклоняю голову, чтобы посмотреть ей прямо в глаза.
– О чем?
– Ты шпионка, лисичка?
Она пристально смотрит на меня, затем кивает с серьезным лицом.
– Да. Ты меня раскусил.
Я прищуриваюсь.
– Я также прошла тщательную подготовку по боевым искусствам, так что тебе следует быть настороже рядом со мной.
Я смотрю на нее и разражаюсь смехом. Из-за голодания она стала худой, как жердь, и не смогла бы справиться и с белкой. И даже если она и потеряла часть своей мышечной массы, то не держится как мастер боевых искусств.
Когда мой смех стихает, я изучаю ее. Она улыбается, и я не могу вспомнить, когда в последний раз кто-то дразнил меня.
– Скажи что-нибудь по-русски.
– Сейчас? – Она вскидывает бровь. – Что ты хочешь, чтобы я сказала?
– Первое, что придет на ум.
– Сабака Бобик, – выпаливает она.
Я съеживаюсь. У нее ужасное произношение.
– Сабака Бобик? Где ты, черт возьми, откопала эти слова?
Я поднимаю голову и смотрю на то, как она смеется. В ней есть что-то такое… что-то, что заставляет моих демонов угомониться. Я не помню, когда в последний раз чувствовал себя так спокойно в чьем-то присутствии. Положив правую руку ей на затылок, я зарываюсь пальцами в ее волосы. Ее глаза распахиваются, но она не вздрагивает, как я ожидал, лишь наблюдает за мной. Ангелина никак не может быть шпионкой. Ее лицо словно открытая книга, и, как я уже заключил, она совершенно не умеет лгать.
Но вопрос, что она делала в том грузовике, остается открытым. Я задаюсь им, наверное, в тысячный раз, когда наклоняю голову, пока мой рот не оказывается совсем рядом с ее ухом.
– В конце концов я узнаю, что ты скрываешь.
Я стою совершенно неподвижно, стараясь подавить непреодолимое желание наклониться и вдохнуть аромат Сергея. Он снова использовал этот одеколон, который напоминает мне о том, каково это – утыкаться в его крепкую грудь, когда эти сильные руки прижимают меня к себе. Я не то чтобы влюбчивая, но представляю, как мое лицо прижимается к изгибу его шеи, а его рука скользит вверх и вниз по моей спине. Как он делал в ту первую ночь.
Сергей выпрямляется, при этом кончик его носа касается моей щеки, и у меня перехватывает дыхание. Я провожаю его взглядом, когда он выходит из комнаты, и все еще ощущаю мурашки на чувствительной коже затылка, там, где только что была его рука. Этот человек очень опасен. Мне следует сосредоточить все свои силы на том, чтобы выбраться отсюда как можно скорее. Этот вывод, однако, никак не связан с его репутацией, лишь с тем фактом, что мне не нравится, как мое тело и мозг реагируют на него. Испытывать влечение к человеку, который держит меня в плену, – ненормально.
Снаружи доносится громкий лай, я подхожу к окну и смотрю вниз, во внутренний дворик перед домом. Сергей стоит на краю подъездной дорожки, держа в руках палку, а взбудораженная Мими бегает вокруг него. Он швыряет палку в другой конец дворика, и Мими бросается за ней. Для собаки такого размера она довольно быстрая. Я перевожу взгляд на Сергея, удивляясь, почему он настаивает на том, чтобы держать меня здесь.
Он действительно верит в то, что я шпионка? Если так, то не разумнее ли было бы выдворить меня? Все это не имеет никакого смысла.
Довольно сложно сопоставить безжалостного, сумасшедшего человека, которого описывали люди моего отца, с парнем, который в данный момент катается по траве со своей собакой и смеется. Машина для убийств – вот как они его называли. Феликс тоже говорил о нем что-то подобное, так что, должно быть, во всем этом есть доля правды, но все же…
Положив ладонь на стекло перед собой, я наблюдаю за человеком, который был центром моих мыслей с того самого момента, как я впервые его увидела.
Глава 6
Я притворяюсь, что поглощен своим завтраком, а сам тайком наблюдаю за ней, сидящей на противоположном конце стола. Ложка в ее руке застыла на полпути ко рту: Ангелина смотрит на Мими, которая тыкается мордочкой ей в бок.