– Вот и я испытываю те же самые чувства! Я хотел помочь этим детям. Я никогда не хотел, чтобы кто-то… – Тут в голове у Гусеницы вдруг возник образ пистолета, дрожащего у него в руке, этого человека, падающего на пол… Тот бросился на него – пришлось действовать в целях самообороны. Этот человек мог даже работать на них… Это было неизбежно. – Я просто хотел помочь.
– Кто дал вам информацию об этих детях?
– Никто ее нам не давал! Мне не приказывали приходить сюда! – Гусеница напрягся. На что это она намекает? Что им каким-то образом манипулировали? – Мы сами обо всем догадались. Мы перехитрили этих ублюдков.
– Выходит, вы и ваши друзья оказались достаточно находчивы, чтобы узнать об этом самостоятельно. И вы пришли, чтобы проверить, правда ли это. Это было все, что вы хотели сделать. Спасти этих детей.
– Вот именно! Но мы не знали, что ситуация выйдет из-под контроля. Это не моя вина, что… В смысле, мы хотели посмотреть трансляцию с камер наблюдения, и…
Вертолет снаружи приближался, рокот его винтов становился невероятно громким. Они пришли за ним!
Гусеница вскочил на ноги, выронив телефонную трубку, и нырнул на пол. Пистолет? Где его пистолет? Дурак, оставил его на столе! Он вскочил, схватил пистолет и направил его на заложников через дверной проем. Если снайпер сейчас выстрелит, он убьет их – убьет всех до единого…
Звук вертолета затих вдали. Гусеница опять схватил трубку.
– Скажите им, чтоб держались подальше, слышите меня? Держались подальше, черт возьми!
– Мы все держимся в стороне, – заверила Эбби. – Мы не хотим, чтобы хоть кто-то пострадал.
– Да ну? Вообще-то этот вертолет был чертовски близко!
– Подождите, – сказала Эбби. Прозвучало это так, будто она попыталась прикрыть телефон рукой, но ему все равно было слышно, как она кричит на кого-то: – Эй, ты! Вернись, я сказала; держись подальше от этого здания! И найди командира – я хочу, чтобы этот вертолет наконец приземлился, ты понял?
Гусеница выдохнул, обводя мечущимся взглядом комнату и каждые несколько секунд останавливая его на вентиляционной решетке – выискивая за ней даже малейшее движение. Никого и ничего. Но все равно надо регулярно проверять! Придется придвинуть к стене стол, чтобы чем-то ее перекрыть. А заодно и все остальные вентиляционные отверстия в этих комнатах.
– Простите, – опять прорезался в трубке голос Эбби. – Похоже, вы испытываете сильный стресс. Нам нужно вместе подумать, как все упростить.
– Я просто хотел спасти этих детей, – повторил Гусеница срывающимся голосом.
– Я прекрасно вас понимаю. Вы сострадательный человек, и для вас важно поступить правильно. Вы подвергаете себя риску, чтобы спасти ни в чем не повинных детей. Хотела бы я, чтобы больше людей были такими же заботливыми, как вы!
– Да, а теперь посмотрите, к чему это меня привело!
– Как вы узнали о торговле людьми?
– Я вхожу в одну группу. Не знаю, слышали ли вы о ней… – Гусеница колебался, не зная, стоит ли об этом рассказывать. Но она все равно скоро узнает. – Стражи.
– По-моему, я и в самом деле слышала про Стражей! – В ее голосе прозвучало удивление. – Это вы, ребята, имеете какое-то отношение к аресту Харви Вайнштейна[12]?
– Да, как раз мы во всем и разобрались, – осторожно ответил Гусеница. – Мы следим за всеми такими случаями, пытаемся помочь людям, которые не могут помочь самим себе. Есть небольшая кучка людей… тайная клика, и вот они-то и дергают за все ниточки.
– Клика?
– Да, совершенно верно. Вы знаете, о ком я говорю? Вы же работаете на них.
– И почему же, по-вашему, я на них работаю? – В ее голосе послышалось замешательство.
Гусеница издал напряженный смешок.
– Потому что почти все так делают. Особенно полиция. Вы можете этого не знать – можете думать, что вы просто обычный сотрудник полиции. Что бы вы ни делали или ни говорили, вы просто выполняете приказы, верно? Но вот чьи приказы? Чьи интересы вы на самом деле продвигаете? Если полиция Нью-Йорка находится в кармане у клики, то все, что вы делаете, делается для них.
– Итак, вы хотите сказать, что любой, кто не знает об этой клике, на самом деле может работать на клику… И Стражи пытаются бороться с этим?
– Вот именно! И вчера мы кое-что выяснили. Появилось зашифрованное сообщение, и несколько наших совместными усилиями взломали код. В итоге мы решили встретиться и проверить это.
Вдруг – какое-то движение за пределами комнаты. Гусеница подвинулся, чтобы получше рассмотреть, что происходит, и сердце у него пропустило удар. В кабинет секретаря вошел Шляпник, толкая перед собой мальчишку и двух девчонок. У мальчишки была разбита губа, а у одной из девочек на щеке – здоровенный кровоподтек. Вид у детей ошеломленный, глаза смотрят вперед, не в состоянии ни на чем сфокусироваться. Одна из девушек всхлипывала.
– Мне надо идти, – слабым голосом произнес Гусеница. – Держите всех подальше от здания, хорошо?
– Нам нужно продолжить этот разговор, – попыталась возразить Эбби. – И определиться, как держать эту ситуацию под контролем.
– Держите всех подальше от нас! Все здесь под контролем, пока никто сюда не суется, вы меня поняли? Я позже перезвоню.
– Ладно. Так как мне сообщить руководству – с кем я разговаривала?
– Просто скажите, что разговаривали с каким-то парнем внутри. Этого будет достаточно.
– Я хочу доложить, что мы добились определенного прогресса, но мне не поверят, если я не смогу назвать даже просто имени, без фамилии. Сами знаете, как это бывает.
Да какая разница? Вот почему у них интернет-псевдонимы. Чтобы никто до них не добрался.
– Своего имени я вам не назову, но можете называть меня Гусеницей.
– Гусеницей, хорошо. А когда вы…
Он повесил трубку и направился к двери.
– Да что ты, черт возьми, творишь?
Шляпник ухмыльнулся ему.
– Я слышал, как ты сказал копам по громкой связи, что у нас есть заложники. Хорошая мысль. Я нашел еще нескольких. Не знаю, насколько копов волнуют эти старые уроды… – Он мотнул головой в сторону директора и секретарши. – Но им точно не захочется, чтобы пострадали дети.
Гусеница сглотнул. Последние десять минут он изображал их хорошими парнями. И вот теперь Шляпник угрожает детям…
– Никто здесь не причинит вреда детям! – Он обменялся взглядами с Альмой, которая с бледным видом кивнула.
– Посмотрим. Все зависит от того, что сделают копы, – сказал Шляпник. – Нам повезло: дверь, через которую они пытались удрать, была заперта. Но нам нужно запереть и остальные двери. Закрыть все окна. Здание огромное – надо убедиться, что полиция не проникнет внутрь.
– Полиция может взломать двери, если захочет, – сказала Альма дрожащим голосом. – Мы должны сдаться.
– Никто тут и не подумает сдаться! – рявкнул Гусеница.
– Вот именно, черт возьми! – поддержал его Шляпник. – И полиция просто так не войдет, точно? А ты еще спрашиваешь, зачем они мне сдались…
Он подтолкнул мальчишку к остальным заложникам в углу. Тот споткнулся и упал на пол.
– Прекрати! – возмутился Гусеница. – Нет никакой нужды…
– Не указывай мне, что делать! – выплюнул Шляпник.
Гусеница подошел к нему.
– Нам нужно действовать сообща, согласен?
Шляпник сердито посмотрел на него, и Гусеница понял, что этот дородный малый намного выше его ростом. Тот весь дрожал, но не от страха, а как будто едва сдерживая ярость. Лицо у него порозовело, глаза выпучились.
– Ты прав, – помолчав, продолжил Гусеница. – Надо прямо сейчас заблокировать все входы в школу. И убедиться, что окна закрыты. На нижнем этаже они зарешечены, но полиция может штурмовать нас через окна на этом этаже.
Шляпник подтолкнул двух девушек к остальным заложникам. Теперь у стены сидели уже пятеро. Девушки сразу прижались друг к другу – так им явно было немного спокойней. Гусеница хотел сказать им, что беспокоиться не о чем. Они никогда не причинят им вреда. Они здесь, чтобы помочь!
Но ему также требовалось, чтобы девчонки продолжали бояться, чтобы не попытались сбежать.
Внезапно разнесшиеся по комнате звуки заставили Гусеницу вздрогнуть – что-то вроде гитарного соло. На компьютере запустилось какое-то видео? Нет. Похоже, что рингтон.
Шляпник бросился к заложникам.
– Чей это телефон? – выкрикнул он. – Где он?
Гусеница схватил сумочку секретарши, перевернув ее над столом. Оттуда вывалилась куча всякой всячины, разлетевшейся по сторонам, – бумажник, солнцезащитные очки, губная помада… Ага, вот он! Телефон. Гусеница схватил его со стола, но тот явно не звонил – экран был темным.
А мелодия все продолжала звучать, доносясь из угла комнаты, от одного из школьников.
– Где он? – Шляпник уже тянул лапы к девчонке, причесанной и накрашенной под гота.
– Это не мой! – взвизгнула она. – Не прикасайся ко мне!
– Вот, это мой телефон, – сказал мальчишка, вытаскивая из кармана мобильник. Рука у него дрожала, когда он протянул его Шляпнику.
Шляпник выхватил у него телефон как раз в тот момент, когда тот перестал звонить. А потом все началось по новой. Шляпник ткнул пальцем в экран, и мелодия звонка мгновенно оборвалась.
– Телефоны! – прорычал он. – Чтоб все сейчас же отдали мне свои телефоны!
Другие подростки поспешно достали свои мобильники из карманов, и Шляпник выхватил их и отключил.
– Мой телефон в моей сумке в кабинете, – поспешно сказал директор.
– Я схожу за ним, – произнесла Альма напряженным голосом.
– Ты! – Шляпник пнул директора в ногу. – Где ключи от школы?
– Я… у меня их нет.
Шляпник пнул его сильнее. Мужчина вскрикнул.
– Они в верхнем ящике моего стола, – быстро выпалила секретарша.
Шляпник порылся в ящике и достал их.
– Я скоро вернусь. Следи за картинками с камер и дай мне знать, если кто-нибудь появится!
И с этими словами вышел из комнаты.
Гусеница опустил взгляд на заложников, после чего украдкой покосился на человека, неподвижно лежащего на полу, посреди размазанной по плиткам лужи крови. И как же до такого дошло?