лю, а новогодний мороз покрыл лужи и снег ледяной коркой, и хотя условия были явно не для лыжных прогулок, я все же прошел на лыжах с десяток километров.
Сегодня в 8:30 я уже был на службе. Генерал Кузнецов доложил, что в Центре праздник прошел нормально, без происшествий. Беседовал с генералом Л. И. Гореглядом, объявил Леониду Ивановичу, что я собираюсь уходить в отставку и буду представлять его на мое место. Правда, я честно признался, что мне будет трудно добиться утверждения его кандидатуры, так как маршал Кутахов намерен выдвинуть на мою должность В. А. Шаталова.
4 января.
Написал сегодня представления на присвоение звания «генерал-лейтенант авиации» Н. Ф. Кузнецову и Л. И. Горегляду (последнего я одновременно рекомендовал выдвинуть на мою должность — помощника Главнокомандующего ВВС по космосу). У меня нет уверенности, что Кутахов согласится с моей рекомендацией, но такое решение было бы справедливым: Леониду Ивановичу 54 года — лет шесть он мог бы еще поработать. В конце войны он командовал дивизией, Герой Советского Союза, 17 лет носит звание генерал-майора и уже больше десяти лет работает моим заместителем. В прошлом Горегляд злоупотреблял спиртным, и это сильно вредило его карьере. За годы нашей совместной работы он приложил много усилий в борьбе за трезвость, но полностью победить тягу к спиртному не смог: по два-три раза в году он срывался, и это, как правило, не оставалось незамеченным руководством ВВС. Есть у Горегляда и другие недостатки (вспыльчив, недостаточно инициативен, не любит выступать), но он смог бы за два-три года подготовить того же Шаталова к роли руководителя космической деятельностью в масштабе ВВС. В эти дни я много думал о возможности немедленного назначения Шаталова с должности начальника отдела ЦПК сразу на мое место. Такое резкое его продвижение обидит Горегляда, Кузнецова, Берегового, Николаева, Леонова и других и сильно осложнит обстановку для самого Шаталова.
Первые три дня нового года стояла отличная погода: солнце, десятиградусный мороз, в ночь с 1-го на 2-е января выпал снег. За эти три дня я прошел на лыжах 34 километра, а за весь декабрь — около 160 километров.
5 января.
Сегодня маршал Кутахов и я более двух часов были у В. П. Мишина. Василий Павлович рассказал нам о состоянии дел с лунным комплексом Н-1 — Л-3. Он усиленно «лечит» ракету Н-1 и надеется, что уже в этом году она будет способна выводить на орбиту 95-105 тонн полезной нагрузки (я не верил и по-прежнему не верю в эту ракету, но и нельзя совсем исключить возможность ее успешного «лечения», — слишком уж много средств и усилий на нее выделяется). По планам Мишина на 1971–1972 годы намечаются 4–5 беспилотных пусков и один пилотируемый облет Луны, а в марте 1973 года — первая экспедиция на Луну. Затем мы осмотрели корабли «Союз», транспортный корабль и станцию ДОС-7К, а также лунный корабль Л-3. Кутахов побывал на борту станции и кораблей, его сопровождали и давали пояснения Я. И. Трегуб и летчик-космонавт А. А. Леонов.
После осмотра техники мы вернулись в кабинет Мишина и продолжили беседу с ним в присутствии К. А. Керимова и Я. И. Трегуба. Я не собирался поднимать спорные вопросы при Главкоме, так как не был уверен, что он достаточно хорошо подготовлен к защите позиций ВВС. Но Мишин горел нетерпением дать мне бой именно в присутствии Кутахова и сам поставил перед нами три вопроса:
1. Почему ВВС не поддерживают предложение ЦКБЭМ о штатной посадке корабля Л-3 в Индийском океане?
2. Почему ВВС возражают против 30-суточного полета первого экипажа станции ДОС-7К?
3. О недостаточной инженерной подготовке военных космонавтов.
Мне почти не пришлось помогать Кутахову — он очень удачно изложил наши соображения по всем трем вопросам. В частности, по вопросу о длительности первого пилотируемого полета на ДОС-7К он сказал: «Василий Павлович! Вы большой руководитель, Главный конструктор космических систем. Зачем вам или мне предрешать продолжительность полета? Мы можем крепко ошибиться — пусть этот вопрос решают специалисты: медики, космонавты и те, кто готовит их к полету». Короче говоря, Мишин не добился своей цели: по всем вопросам Главком поддержал мои позиции.
9 января.
Вчера вместе с Н. Ф. Кузнецовым, Н. М. Рудным, С. Г. Фроловым, П. Р. Поповичем и другими товарищами был у В. Н. Челомея в Реутове. Владимир Николаевич представил нам своего первого заместителя Сачкова Владимира Владимировича (ведущего конструктора комплекса «Алмаз»), начальника отдела Поличенко Владимира Абрамовича (отвечающего за программы полетов, летные инструкции и подготовку космонавтов), ведущего инженера по испытаниям «Алмаза» Дятлова Юрия Митрофановича и других товарищей, занимающихся «Алмазом». Затем он коротко рассказал о космической станции «Алмаз» и о долгой истории ее мытарств.
Макет «Алмаза» я видел еще пять лет тому назад — он и тогда (в первоначальном варианте) был, бесспорно, хорош. Но решения о строительстве «Алмаза» не было более пяти лет — его принятию мешали С. П. Королев и В. П. Мишин при поддержке Л. В. Смирнова и Д. Ф. Устинова. Только в августе 1970 года состоялось, наконец, решение ЦК и Совмина: Челомея обязали построить и испытать станцию во второй половине 1971 года, а в 1972 году сдать ее на вооружение МО. Обязать-то обязали, но лишили возможности строить: отобрали весь задел по «Алмазу» и передали его Мишину для разработки ДОС-7К и одновременно переподчинили ему филиал ОКБ Челомея в Филях во главе с Бугайским. Мишин с пеной у рта пытается доказать, что его ДОС-7К дешевле и лучше «Алмаза», что надо построить десять станций ДОС-7К и закрыть программу «Алмаз». Он стремится окончательно закрепить за собой Бугайского, чтобы лишить Челомея производственной базы. У Мишина сейчас пять КБ и более 60 тысяч рабочих, он захватил себе работы по «Союзам», 7КС, Л-3, ДОС-7К и другим объектам и почти по всем программам, кроме «Союза», терпит провалы. У Челомея же осталось одно ОКБ и 8 тысяч рабочих, но при этом он успешно справляется с морскими ракетами и построил хорошую ракету УР-500 (на сегодня это наш самый мощный действующий носитель).
«Алмаз» Челомея на порядок лучше мишинской ДОС-7К — это ясно всем, кто способен объективно сравнить эти две космические станции. Но отношение к «Алмазу» и его автору — В. Н. Челомею — со стороны Д. Ф. Устинова по меньшей мере ошибочное. Устинов дал зеленую улицу ДОС-7К и зажег красный свет перед «Алмазом». По этому поводу Владимир Николаевич высказался так: «Для того, чтобы «Алмаз» взлетел вовремя, нам нужно хотя бы 10 процентов того внимания, которое Устинов уделяет ДОС-7К».
Несмотря ни на что, работы по «Алмазу» заметно продвинулись вперед. Мы осмотрели макет станции и ознакомились с ее оборудованием и основными системами. Затем мы легко и быстро договорились с В. Н. Челомеем о программе подготовки космонавтов и строительстве тренажеров, о системах жизнеобеспечения и посадки, а также решили все вопросы медико-биологического обеспечения экипажа станции. С Владимиром Николаевичем приятно сотрудничать.
12 января.
В ночь с воскресенья на понедельник произошло резкое повышение температуры до +2 градусов — ходить на лыжах нельзя, бегать тоже плохо из-за луж и подтаявшего льда. За первые десять дней января я прошел на лыжах 150 километров, но наступившая оттепель испортила лыжню, лишив меня удовольствия лыжных прогулок. Сегодня я ночевал в Москве; так как весь снег растаял, пришлось переключиться на бег (утром пробежал 4 километра).
Сегодня у меня был режиссер Лев Александрович Кулиджанов, которому А. В. Романов поручил съемки художественного фильма о Юрии Гагарине. Кулиджанов производит хорошее впечатление, сценарий тоже приличный, но плохо то, что упущено время. Более года назад я просил Романова начать работу над фильмом о Гагарине — он дал согласие, но так «организовал» дело, что целый год ушел на раскачку, а на работу осталось всего два месяца. Никакого нового фильма о Гагарине к 10-летию его полета наверняка не будет. Правда, ленинградская и волгоградская телестудии могут успеть сделать телефильмы на эту тему.
Сегодня же была у меня писательница Лидия Обухова. Она пишет повесть о Гагарине, повесть хорошая, и я дал согласие на печатание ее в журнале «Знамя».
14 января.
Вчера подробно доложил маршалу Кутахову о нашей поездке к Челомею и убедил его в необходимости поддержать Челомея в отражении наскоков Мишина. Главком согласился поехать к Челомею на следующей неделе.
Сегодня изучал со специалистами состояние работ по орбитальному самолету (проект «Спираль»). Лишний раз убедился, что главные виновники медленных работ по «Спирали» — мы сами, и в первую очередь А. Н. Пономарев и я: мы не сумели уговорить Кутахова лично побывать у министра обороны, чтобы доказать ему необходимость ускорения работ по этой теме. Сейчас все шарахаются от нее, как черт от ладана, и боятся говорить о ней с министром только потому, что на докладной записке маршала Захарова с просьбой подписать проект решения ЦК по «Спирали» (уже подписанный Дементьевым, Афанасьевым, Калмыковым и Зверевым) Гречко написал: «Опять фантазия. Нам деньги и усилия промышленности нужны на более реальное оружие». Сегодня я договорился с Ефимовым о том, чтобы завтра вместе со специалистами вновь искать пути оживления работ над этой темой. Кутахов не рискнет лично защищать перед Гречко проект «Спираль» — было бы неплохо, если бы он не мешал нам выполнить за него эту малоприятную обязанность.
15 января.
Совещались у Ефимова по «Спирали». Ефимов ознакомился с письмом Гречко в ЦК и резолюцией на нем Устинова, с проектом решения ЦК и резолюцией Гречко на докладной записке маршала Захарова. Изучив эти материалы, он не смог придумать ничего лучше, как рекомендовать мне доложить вопрос о «Спирали» Военному совету ВВС. В ответ я предложил до Военного совета изучить и обсудить состояние дел со «Спиралью» у Кутахова. Ефимов вынужден был согласиться со мной. Я глубоко убежден, что Гречко просто забыл о своем письме в ЦК, и если бы наш Главком устно толково доложил