Полагая, что разговор будет идти о продолжительности первого полета на ДОС-7К, я приготовился к бою. Но, как оказалось, Мишин решил использовать эту встречу для иных целей. В присутствии К. Д. Бушуева, Я. И. Трегуба, П. В. Цыбина и других сотрудников ЦКБЭМ он принялся всячески охаивать челомеевскую станцию «Алмаз»: «Я не знаю, что это за «Алмаз» такой… Челомей израсходовал на него полмиллиарда рублей, а мы построили две станции ДОС-7К всего за 80 миллионов…» Мишин совершенно не смущался тем, что Фролов и я хорошо знали истинное состояние дел, что в действительности впустую истратил сотни миллионов рублей не Челомей, а именно он — Мишин. Он на все лады расхваливал свой новый проект станций ДОС-7К № 3 и № 4, изготовление которых он решил оттянуть на год-полтора, с тем чтобы сделать их по существу копией «Алмаза». Мишин обещал построить для ВВС десять кораблей 7КС и в течение получаса доказывал, что заказчиком пилотируемых космических кораблей могут быть только ВВС, что возглавляемый генералом Карасем ГУКОС губит дело, так как он совершенно не заинтересован в развитии пилотируемых полетов.
Поверив обещаниям Мишина, Кутахов и Мишук слушали его как завороженные. По возвращении в Главный штаб ВВС мне пришлось долго разъяснять Кутахову, Ефимову и Мишуку истинные намерения Мишина, которые, коротко говоря, сводятся к следующему: он хочет, чтобы руководство ВВС было его союзником в борьбе против Челомея и Карася, и обещает «хорошо платить» за это. Я высказал маршалу Кутахову такие рекомендации:
1. Съездить в ближайшие дни к Челомею; всячески поддерживать его, но при этом не афишировать нашу большую заинтересованность в «Алмазе».
2. Принять предложение Мишина о постройке для ВВС десяти кораблей 7КС; от борьбы за право заказывать пилотируемые корабли пока воздержаться.
3. Главные наши усилия сосредоточить на создании орбитального самолета по проекту «Спираль».
2 марта.
Встречался сегодня с журналистами. На встрече были: Денисов («Правда»), Ребров («Красная звезда»), Коновалов («Известия»), Кудрявцева и Головачев («Труд»), Голованов («Комсомольская правда»), Сальников («Экран»), Бессарабов (кино) и Машкевич (радио). Все эти товарищи рвутся к работе — им нужны материалы к 10-летию полета Ю. А. Гагарина и к предстоящему полету станции ДОС-7К. Удовлетворить все запросы и «фантазии» журналистов мне, конечно, не удалось, но по основным вопросам (планы работ, встречи с космонавтами, фото-, кино- и телесъемки, статьи космонавтов и специалистов) мы все же договорились.
3 марта.
На состоявшемся вчера в ЦКБЭМ заседании Совета главных конструкторов был полный сбор. От ВВС кроме меня присутствовали: Пушкин, Рудный, Фролов, Кузнецов, Николаев и другие. Основными докладчиками выступали Е. В. Шабаров и К. Д. Бушуев. Общий вывод по их докладам: «Два транспортных космических корабля, станция ДОС-7К и их системы прошли все основные испытания и 3 марта могут быть отправлены на космодром. Подготовка станции к пуску начнется 9 марта. Пуск станции можно осуществить 15 апреля, а старт первого корабля с космонавтами — в период 18–20 апреля 1971 года».
В работе по подготовке ДОС-7К к полету были отмечены следующие недостатки:
1. Не начаты вибрационные испытания; ЦНИИмаш может начать их только 5 марта и закончить через два месяца (при трехсменной работе), а В. П. Мишину требуется получить заключение по результатам испытаний к 20 марта.
2. В процессе подготовки станции и кораблей пришлось снимать и заменять четыре комплекта системы стыковки «Игла»; главный конструктор «Иглы» А. С. Мнацаканян доложил, что пятый комплект работает удовлетворительно и что он уверен в его надежности.
3. Гарантийный срок парашютной системы в упакованном виде в корабле истекает 15 апреля — парашюты надо перекладывать.
4. По первому этапу испытаний СЖО было много серьезных замечаний; второй этап испытаний СЖО еще не начат.
Все эти недостатки вызваны главным образом спешкой. В процессе дальнейшей подготовки полета ДОС-7К мы встретимся еще со многими новыми трудностями. Одна из главных трудностей — отсутствие договоренности о продолжительности пребывания на станции первого и второго экипажей. Мишин и на этом заседании Совета не постеснялся заявить, что первый экипаж полетит на 30 суток, а второй — на 45. Поскольку вопрос о длительности пилотируемых полетов на станции будет решать Госкомиссия, я не считал необходимым обсуждать его на Совете главных конструкторов под председательством Мишина. Но после выступлений Н. Ф. Кузнецова и А. Г. Николаева академик В. П. Глушко задал вопрос: «Достаточно ли обеспечена 30-суточная продолжительность первого пилотируемого полета?» Отвечая Глушко, Николаев сказал: «Я лично считаю, что такая продолжительность полета пока не обеспечена и чревата серьезными последствиями для здоровья экипажа». Это заявление Николаева вызвало бурную реакцию Мишина, он не удержался и еще раз повторил свою мысль о «полете добровольцев».
Мишин не понимает самой простой истины: космонавты полетят на любой срок, установленный Госкомиссией. Он запугивает космонавтов своими заявлениями о добровольцах, забывая, что за их жизни и здоровье мы тоже должны отвечать. В предстоящем полете нет таких целей и задач, которые заставляли бы нас идти на риск, увеличивая его продолжительность, — ее должны определять не Мишин с «добровольцами», а руководители полета с учетом мнения врачей и специалистов.
4 марта.
Выступал вчера на торжественном собрании общественности Гагаринского района Москвы, посвященном Международному дню женщин. Первый секретарь Гагаринского райкома партии Тамара Васильевна Голубцова очень просила меня приехать на это собрание с В. В. Терешковой и В. И. Гагариной, но получилось так, что Терешкова срочно вылетела в Прагу, а все мои попытки уговорить Валентину Ивановну поехать со мной оказались безрезультатными: после гибели Юрия Алексеевича она еще ни разу не была на больших собраниях и панически боится просьб о выступлениях.
Сегодня генералы Пушкин и Кузнецов докладывали мне о своем участии в работе экспертной комиссии по комплексу Н-1 — Л-3.
Уже в течение нескольких лет я доказываю (два раза специально был в ЦК партии и неоднократно — в ВПК), что ракета Н-1 и лунный корабль Л-3 безнадежно устарели и что нашу программу экспедиции на Луну надо коренным образом пересмотреть. И вот, наконец, решением ЦК и Совмина создана комиссия под председательством Келдыша, перед которой поставлена задача: до 1 мая 1971 года ответить на вопрос, что дальше делать с лунным комплексом и как быть с существующей программой экспедиции. Я бы ответил на этот вопрос без малейших колебаний (хотя знаю, что на создание комплекса затрачены миллиарды рублей): на ракете Н-1 и корабле Л-3 поставить крест, модифицировать ракету Челомея УР-700 и строить принципиально новый лунный корабль, планируя нашу первую экспедицию на Луну на 1974-75 годы.
Мишин и его защитники боятся такого решения: в состав экспертной комиссии они подобрали в основном тех, кто будет «смотреть им в рот». Наиболее вероятно, что комиссия Келдыша будет рекомендовать и дальше «лечить» плохую ракету и не менее плохой корабль. Правда, за последние полтора года в конструкцию и системы ракеты Н-1 внесены существенные усовершенствования, но я убежден, что надежным носителем она никогда не станет. Еще хуже обстоит дело с кораблем Л-3. Мишин настаивал на том, чтобы ВВС поддержали его идею о приводнении лунного корабля в Индийском океане, но мы выступили против этого предложения и потребовали проведения морских испытаний. В первом же испытании корабль лег набок и выходной люк оказался наполовину в воде (при таком положении уже через 30–35 минут космонавты начнут задыхаться, а при попытке открыть люк корабль утонет). Л-3 имеет и принципиальные недостатки, связанные с издержками «идеологии» экспедиции на Луну: возможна высадка на лунную поверхность лишь одного космонавта; в полете по окололунной орбите необходимо дважды переходить из одного отсека корабля в другой через открытый космос; лунный скафандр получился очень громоздким и неудобным.
Одним словом, я считаю принятую нами программу экспедиции на Луну окончательно сорванной. В срыве программы виноваты Мишин, Келдыш, Смирнов, Сербин и Устинов, но они никогда не признают своей вины и будут продолжать тянуть время и маневрировать, делая ставку на пуски автоматических станций в ущерб пилотируемым полетам.
5 марта.
Вчера имел обстоятельный разговор с маршалом Кутаховым. Подробно доложил Главкому о работе Совета главных конструкторов, о состоянии станции ДОС-7К, об отправке ее на космодром и о новой дате пуска — 15 апреля. Рассказал и о создании экспертной комиссии по комплексу Н-1 — Л-3 под председательством Келдыша. Самым главным предметом нашего разговора был вопрос о длительности предстоящего пилотируемого полета.
Под нажимом со стороны Мишина, Сербина и Смирнова Главком уже трижды выражал свое неудовольствие моим упорством в этом вопросе. Я сказал, что космонавты готовы лететь на любой срок, как им прикажут, но в данном полете нет такой цели, ради которой можно было бы рисковать их жизнью и здоровьем: все цели полета достигаются при его продолжительности в 20–22 дня, а каждый дополнительный день лишь увеличивает его рискованность, практически ничего не прибавляя к числу наших достижений.
Ответственность за жизнь и здоровье космонавтов несут в первую очередь ВВС. Во всех случаях неприятностей с экипажем Мишин будет первым из тех, кто станет обвинять ВВС. В полете «Союза-9» нам повезло: экипаж сел прямо «на руки врачей». Но есть большая вероятность и посадки в сложных условиях ночью, в горах или тайге, на воду, при сильном ветре и плохой погоде, когда помощь экипажу может задержаться на несколько часов. В этих тяжелых условиях экипаж, ослабленный невесомостью и перегрузками, может сильно пострадать и даже погибнуть. Как заместитель председателя Государственной комиссии по пуску ДОС-7К я не могу согласиться с позицией Мишина и буду отстаивать свою точку зрения по вопросу о продолжительности первого и второго полетов космонавтов на станции. Когда я сказал об этом Главкому, он задумался — ему было трудно отступать от данных С