— Гигант был бы наименьшей проблемой любого узника, — ответил тёмный маг. Потом, пожимая плечами, он добавил. — Но я согласен, что мишенью был он.
Нурзани издал неразборчивый звук, который привлёк внимание остальных.
— И что, никто не видит ещё более значимой улики перед нашим носом?
Амолия сощурилась:
— И что же это?
Он указал на область рядом с трупом:
— Зорун Тзин оставил свой посох. Посох — подарок для любого мага, при этом Зорун Тзин оставил его. Почему?
Ни один из коллег не смог ответить… И это очень сильно встревожило всех троих.
Орис тревожилась, как любящая мать, в сотый раз за день проходя к изящно вырезанным двойным дверям. Они оставались запечатаны даже для самих стражей, снаружи охраняющих их. Пророк не выходил из своих личных покоев на протяжении нескольких дней — примеров такого седовласая жрица не нашла ни в одном из журналов, которые вели она и её предшественники. Он никогда не прибегал к такому заключению, и это пугало её больше всего.
— Ты не делаешь лучше ни себе, ни ему, волнуясь так, дорогая Орис, — послышался голос Гамюэля. Второй старший жрец шагал по сверкающему мраморному коридору подобно воину, которым он и был до того, как Пророк показал ему свет. Гамюэль был немного моложе Орис и не находился так долго на своём посту, но он так же всецело посвятил себя делу. — У него наверняка есть весомая причина, чтобы вести себя так, и если он посчитает нужным поделиться с нами своими знаниями, когда появится, — а уж он появится, Орис, — тогда ты увидишь, насколько глупой была твоя тревога.
— Тебе следовало бы подумать, что он мог бы захотеть, чтобы мы справились о его состоянии и развеяли все опасения паствы, — ответила она. Орис не пыталась скрывать свою любовь — свою плотскую любовь, — какую она питала к своему господину. Когда она впервые вошла в Собор, она была красивой женщиной, следы былой красоты оставались на её овальном лице даже теперь. Тем не менее, Пророк видел в ней лишь то же, что и во всех остальных: одного из своих детей.
При этом Орис никогда не делилась с Гамюэлем подозрением, которым терзалась сама: что сердце их лидера некогда принадлежало другой женщине, недостойной его. Орис была уверена, что это была одна из причин, почему он не выбрал её, когда она была молода. Теперь, когда на вид она годилась ему в бабушки, была ещё тысяча других горестных причин.
Но она по-прежнему любила его, и, как жена, мать и бабушка, вместе взятые, пыталась принимать все его проблемы как свою ношу.
Гамюэль вежливо взял её за руку, так, чтобы не поставить её в неловкое положение перед стражами.
— К слову о пастве: стали известны некоторые сведения, которые стоит обсудить немедленно.
Отвлечение сработало. Орис стала собой — опытным бойцом.
— Армия сельских жителей? Она перегруппировалась?
— Отчасти, но, как ты знаешь, это была необходимая жертва, чтобы раскрыть людям глаза на истинную природу фанатиков.
Оба остановились, чтобы немного помолиться за тех, кто погиб в тщетной атаке последователей Ульдиссиана уль-Диомеда. Пророк разъяснил, что мёртвым будет уделено почётное место в учениях Собора.
Закончив молитву, Орис спросила:
— Так в чём дело?
— Мы знаем, что ассенианец намеревался переговорить с магическими кланами, гильдиями, а может, и с самим принцем, но что-то произошло, он исчез, оставив за собой много мёртвых.
Жрица серьёзно кивнула.
— Я думала, это Пророк…
— Может, и так. Он расскажет нам, когда сочтёт нужным. Сейчас это не важно. Важно то, что люди ассенианца теперь знают, что он пропал, и уже сейчас его люди в двух днях пути от столицы!
Орис остановилась на полушаге. Она заглянула в лицо широкоплечего мужчины и убедилась, что он не преувеличивает.
Это заставило её тут же оглянуться на вылепленные двери.
— Он должен об этом знать! Он не дал бы им спокойно подойди к городу, он сделал бы что-нибудь. Он должен выйти сейчас и сказать нам, что делать дальше!
Они стояли там, и даже Гамюэль, воодушевлённый её заявлением, ожидал, что Пророк распахнёт двери и выйдет, чтобы обнадёжить их встревоженные умы каким-нибудь великолепным планом.
Но вход оставался закрытым.
Глава седьмая
Ульдиссиан не имел представления, обо что он споткнулся, да и вообще как дошёл досюда. Он знал только, что нельзя останавливаться. Взрыв, направленный им на Малика, после всего того, что он претерпел в руках Зоруна Тзина, оставил его не бодрее ходячих мертвецов Мендельна.
Теперь он даже не был уверен, где находится. Он смутно различил других прохожих на улицах, через которые пробирался. В основном они были темнокожими, не как дома. Тораджа? Хашир? Нет… Всё это осталось в прошлом. Где он был? Кеджан? Да, это была она. Столица.
Столица. Кого это ему нужно было повидать здесь? Не магов. Ульдиссиан не решился бы отдать себя в руки магов. Сейчас они были для него не меньшими злодеями, чем Триединое и Собор.
Так кого же тогда? Был кто-то ещё. Мастер Фахин. Он поминал кого-то. Ко…
Принца. Ульдиссиан вспомнил о принце. Амрин? Нет. Эмрад? Эхмад.
— Эхмад, — выдохнул он. — Мне нужен Эхмад. Принц…
Он брёл мимо магазинчиков и мест, где торговали сырыми продуктами, то и дело наскакивая на кого-нибудь. Большинство кеджани пытались притворяться, что его не существует, хотя пара пробормотала что-то злобным голосом, когда Ульдиссиан прошёл, слегка задев их.
Тому, кто бы взглянул сейчас на фигуру в лохмотьях, бредшую по узким улочкам столицы с высокими стенами, показалось бы, что Ульдиссиан слоняется бесцельно. Он набредал то на одно, то на другое место. Однако пусть он сам и не осознавал этого, он направлялся именно туда, куда ему было нужно.
Две белые лошади попятились, когда незнакомец выступил из теней перед ними. Обученные не только тянуть колесницу, но и защищать того, кто едет в ней, они вздыбили передние копыта и приготовились обрушить их на Ульдиссиана.
Но удара почему-то не последовало. Когда сын Диомеда заметил лошадей, они странным образом утихомирились. Они отступили назад и стали ждать.
Возничий, который прикрикнул на зверей, хмыкнул в знак одобрения самого себя, ошибочно полагая, что это ему удалось приструнить лошадей. За солдатом, положив одну руку на обод золотой колесницы, высокий, молодой человек в равно блистательных нагруднике и металлическом килте стоял и взирал на виновника опасной ситуации. Яркие тёмно-карие глаза остановились на ассенианце.
Возничий, который проявлял куда меньше интереса, поднял плеть, чтобы отогнать того, кого он принял за бедняка или сумасшедшего. Однако господин схватил его за запястье.
— Принц… Принц Эхмад… — произнёс Ульдиссиан, качаясь взад-вперёд.
— Да, это я, — голос был сильный и полный непоколебимости, свойственной молодым.
— Мастер Фахин… Он сказал мне найти вас… — психически Ульдиссиан начал больше чувствовать себя собой, но физически он был изнурён.
— Мастер Фахин, — на лице принца отобразилось раздумье. — Сехкар, помоги ему взобраться в колесницу.
— Мой господин, — хрипло возразил возничий. — Поехать без сопровождения и без того было опасно, но дать этому — кто бы он ни был — приблизиться к вам…
— Делай, как говорю, Сехкар.
Немало ворча, возничий передал поводья своему господину и спрыгнул, чтобы помочь Ульдиссиану. Сын Диомеда оглядел человека с беспокойством, но затем снова взглянул на принца. Эхмад вежливо кивнул ему, что почему-то дало почувствовать себя легче.
— Эй ты, иди-ка сюда! — приказал Сехкар, хватая Ульдиссиана за руку. Вокруг них начала собираться толпа.
Высокомерное отношение солдата внезапно пробудило гнев в Ульдиссиане. Он взглянул на человека, инстинктивно призывая свою силу.
В этот момент раздался голос принца Эхмада:
— Обходись с ним с уважением, Сехкар!
Возничий ослабил хватку. Ульдиссиан переборол свою ярость, а вместе с ней и возможные взрывные последствия.
Под руководством Сехкара пара очутилась рядом с Эхмадом. Принц сам помог Ульдиссиану подняться.
— Спасибо, — сумел произнести Ульдиссиан устало.
Эхмад изучил его.
— Ты не бедняк. Над твоими синяками, похоже, кто-то изрядно потрудился. Ты упомянул мастера Фахина. Ты знал его?
Внезапно возникло чувство, будто целый мир лёг на плечи Ульдиссиана.
— Я был с ним, когда он… Когда он умер.
— Ты… — знатный человек улыбнулся с плотно сжатыми губами. — Похоже, мне сегодня улыбается удача, раз я случайно наткнулся на тебя.
— Это не была удача. Я хотел найти вас.
Принц Эхмад огляделся вокруг.
— В самом деле! Думаю, стоит продолжить разговор в моём дворце. Вези нас туда, Сехкар.
— Слушаюсь и повинуюсь, — пробормотал возничий. Он щёлкнул плетью и, когда лошади поскакали, сильно потянул за поводья, чтобы заставить их повернуть.
Толпа расступилась перед колесницей принца. Принц Эхмад махал людям, которые радостно приветствовали его. Ульдиссиан видел, что их энтузиазм не притворен. Они вправду любили молодого человека.
Ульдиссиану подумалось, что бы они почувствовали, если бы узнали, кто едет в колеснице вместе с принцем.
Сехкар ещё раз щёлкнул плетью и прикрикнул. Лошади ускорили бег. Колесница и её пассажиры стремительно миновали толпу.
Но не раньше, чем Ульдиссиан мельком увидал в ней знакомое лицо — лицо, которое он не ожидал увидеть.
Задумчивое лицо Зоруна Тзина.
ОН…
Инарий сидел в полнейшей темноте в покоях, которые он использовал как Пророк, сидел на обтянутом шёлком стуле и смотрел за пределы стен. Смотрел на место, которое перестал звать домом много столетий назад.
ОН… ЭТОТ ПАРАЗИТ, КОТОРОГО ОНА СОБЛАЗНИЛА…
Сейчас он сбросил личину Пророка и более-менее напоминал свою истинную форму. Инарий не боялся, что его обнаружат: вся армия его прислужников не смогла бы пробить двери, и, даже обладая слухом летучей мыши, невозможно было подслушать ни звука внутри.