— Благородной властью, данной мне великой столицей, я приказываю вам разойтись или сдаться в мои руки!
В передних рядах Йонас и некоторые другие эдиремы дерзко рассмеялись на такое требование офицера. Серентия сама ухмыльнулась.
Мендельн волновался всё больше. Выйдя вперёд, он сказал:
— Капитан, нет нужды для беспокойства. Если бы я мог…
Солдат полетел со своей лошади. Когда он ударился о землю, несколько эдиремов рассмеялось.
Капитан поспешил достать оружие:
— Арестовать их!
И в мгновение ока начался сущий ад. Конные стражники пошли в атаку. Эдиремы ринулись им навстречу. Мендельн взглянул на Серентию, ища поддержки в предотвращении насилия, но она была в голове тех, кто рвался в битву.
«Нет! Так быть не должно! Это уничтожает всякую надежду мирно вызволить Ульдиссиана!» — но, похоже, только Мендельну это было ясно. Эдиремы в очередной раз дали волю своим эмоциям. Подобно Ульдиссиану в джунглях той ночью, они дали своим силам управлять ими больше, чем сами управляли ими.
Расплачиваться за это пришлось солдатам-кеджани. Сотня вооружённых мужчин на лошадях были ничем по сравнению с тысячей эдиремов. Мендельну не нужно было смотреть за ходом битвы, чтобы знать, что всадников разрывают на куски, тогда как они не могут нанести даже случайного удара по захватчикам.
В отчаянии он стал пробираться к Серентии. Только она могла заставить остальных слушать, но сначала он должен был заставить слушать её.
Только благодаря почти неотъемлемой неловкости, которую эдиремы испытывали в присутствии Мендельна, удалось ему быстро добраться до неё. Он схватил Серентию за руку и попытался оттянуть назад.
Её ярость напугала его.
— Мендельн, ты болван! Отпусти меня! Сейчас же!
— Серентия! Посмотри, что происходит с тобой — со всеми вами! — даже пока он говорил, солдат издал ужасающий вопль. Мендельн видел, как в воздух полетели рука и голова. — Так себя ведут звери, а не люди!
— Они сами навлекли на себя это! Они…
Мендельн был окружён призраками постоянно, и потому мало обращал на них внимания за исключением случаев, когда ему требовался от них ответ на что-либо. Они редко заговаривали, если к ним не обращались.
Однако сейчас более чем от одного из них передалось чувство неминуемой угрозы, которое заставило человека в чёрной мантии не только проигнорировать требование подруги отпустить её, но сильнее потянуть её к себе.
Стрела не попала в неё, хотя было ясно, что расчёт был таким. Стрела под углом вошла в плечо Мендельна, да с такой скоростью, что его отбросило на землю.
Только это привело Серентию в чувства. Она схватилась за него, ещё когда он падал, так что упала вместе с ним. Вокруг них эдиремы продолжали наступление как ни в чём не бывало.
— Мендельн! Мендельн! — дочь торговца заслоняла его своим телом, чтобы его не раздавили.
Хотя он не перенял от брата его замечательных восстанавливающих способностей, Мендельн мог изыскать свои ресурсы. Он применил технику снятия боли, которой научил его Ратма, сумев уменьшить жгучую боль до притуплённой непрерывной пульсации.
— Я… Буду в порядке, Серентия…
— Обещаю, солдат, который попал в тебя, поплатится за это.
Он сильно сдавил её предплечье.
— Серентия… Не обманывай себя. Стрела предназначалась не мне.
— Нет, но она попала в тебя, потому что ты попытался спасти меня! — её глаза вспыхнули яростью.
— Слушай. Я говорю, не обманывай себя. Я хочу, чтобы ты посмотрела на стрелу, которая не смогла бы близко подлететь к тебе, не будь на то одной очевидной причины.
Наконец она посмотрела — действительно посмотрела — и у неё отвисла челюсть. Серентия закачала головой.
Как и Мендельн, она с лёгкостью узнала стрелу, изготовленную Ахилием.
Он бы не… Он бы не попытался убить меня… Или даже тебя!
— Попытался бы, — брат Ульдиссиана схватился за древко. Призывая все знания, которые почерпнул у Ратмы и дракона, он добился того, что стрела вышла. — Он уже попытался убить Ульдиссиана.
Как только он вытащил древко, Серентия быстро приложила к ране руку. Рана залечилась так быстро, что даже Мендельн, который знал, насколько она сильна, удивлённо ахнул.
Буря вокруг них стала утихать. Иногда раздавались ещё звуки насилия. Для солдат уже было всё кончено, и Мендельн скорбел об этой ужасной ошибке. Как теперь они могли мирно встретиться с лидерами Кеджана?
Но об этом можно будет поспорить после. Серентия встала на колени рядом с ним, не в силах поверить в это последнее подлое предательство её возлюбленного.
— Он бы никогда такого не сделал! Только не Ульдиссиана!
— Сделал. В ночь, когда я и брат вынесли два тела из лагеря… — Мендельн поморщился при мысли о том, что́ чуть не произошло. — Было чудо, что Ульдиссиан выжил.
— В каком смысле?
— Ты знаешь мастерство Ахилия. Он легко бы пронзил твоё сердце. Мне повезло, что я не был мишенью, и потому получил только это — простую рану.
— А Ульдиссиан?
— Чуть ближе к сердцу, и он был бы убит на месте. Но Ахилий как-то промахнулся. Он никогда просто так не промахивается… Только когда хочет.
Это подняло Серентии настроение.
— Вот видишь? Для меня бы он сделал то же самое!
— Давай порадуемся тому, что не пришлось проверять. И ещё это не оправдывает его попытку, не так ли?
— Но он помог нам спастись от того огромного демона! Зачем ему теперь пытаться убить нас?
— Ему незачем… Виноват другой. Думаю, ангел, причём не Инарий.
Она с недоверием закачала головой:
— Невозможно. Таких нет в природе!
— Боюсь, ещё как возможно, причём Ратме и Траг’Оулу это ещё яснее — что-то их давно нет. Хотелось бы мне знать, что знают они.
— А этот… Этот ангел действует сообща с Инарием?
Мендельн уже чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы подняться, что он и сделал с её помощью. Выпрямившись, он посмотрел на стрелу.
— Я сомневаюсь в этом, во всяком случае, вряд ли напрямую. Он — загадка, которую у нас нет времени разгадывать, особенно теперь, когда мы воюем с Кеджаном.
Серентия огляделась вокруг и впервые увидала сгустившиеся тучи. Она знала, что это означает для жизней сотни людей.
— С этим ничего нельзя сделать, Мендельн! Нельзя!
— Так много всего, с чем «ничего нельзя сделать», — почти с горечью возразил он. — Так много. Чем становятся эдиремы — чем становитесь вы с Ульдиссианом, Серентия? Я видел, как его силы завладевают его разумом, и вижу то же самое здесь с вами. Чем больше вы на них полагаетесь, тем больше они овладевают вами.
— Это просто смешно! — её тон стал вдруг граничить с гневом — гневом на него. — Может, ты просто немного завидуешь, Мендельн!
Он уже видел этот взгляд перед тем, как эдиремы ринулись на солдат. Мендельн поспешил сменить тему:
— Ты знаешь, что Ахилий не захотел бы убивать тебя, что эта стрела… — он поднёс оперение к её глазам. Гнев на него утих, ему на смену пришла скорбь о продолжающемся отсутствии лучника, — …была уготована для тебя другим. Другим ангелом, я уверен в этом.
— Но Ахилий промахнулся! — гордо сказала темноволосая девушка. — Несмотря на это, он промахнулся оба раза!
— В самом деле… И как ты считаешь, что́ ангел об этом подумает, Серентия? — Мендельн пытался не представлять себе лучника в этот самый момент. — И что ты считаешь, он потребует у Ахилия за эти неудачи?
Кровь отхлынула от лица Серентии.
Ахилий испытывал одновременно облегчение и опасение. Неожиданная реакция Мендельна спасла лучника от возможного попадания вопреки тому, что каждая толика его воли стремилась к противоположному. Когда Ахилий выяснил, что Ульдиссиан выжил, он мог только предположить, что виной тому была его целеустремлённая решимость. Только на это ему и оставалось надеяться, когда был отдан приказ выстрелить в Серентию.
Он был рад, что благодаря Мендельну не нужно было выяснять, оправдалась ли надежда.
Опять Ахилий побежал ещё до того, как древко приблизилось к своей цели. Сейчас он был в глубине джунглей, хотя путь был более извилистый, чем в прошлый раз. Эдиремы продвигались по всё более и более населённым областям, из-за чего отдельные поселения отыскивались в неожиданных местах. Ни он, ни его мучитель не желали, чтобы он был замечен.
И как только Ахилий подумал об ангеле, он почувствовал, как его ноги замедляются. Он встал как вкопанный в густом заросшем месте, в которое проникало так мало света, что у него возникло чувство, будто снова наступила ночь.
Его тело более его не слушалось. Ахилий гадал, потеряет ли он сознание, как случалось раньше. Для мёртвого бессознательность была тревожащим состоянием. Ахилий боялся, что его похоронят или сожгут.
Когда прошло больше минуты, а лучник всё стоял на месте, он в конце концов стал выходить из терпения. Он знал, насколько бесполезно ругать существо, но не придавал этому значения. Ахилия уже заставили попытаться убить двоих дражайших для него людей. Чего более зверского от него мог хотеть ангел?
«Зверского… Ангел» — ироничность подобных мыслей не укрылась от Ахилия.
В этот миг сбоку возникло знакомое свечение. Хотя оно и было ярким, кроме Ахилия никто не был достаточно близко, чтобы увидеть его.
— Ну… Хорошо! Я снова выполнил твоё проклятое поручение. Но кое-кто перехитрил тебя! Я заметил это, когда бежал, и готов поспорить, что ты тоже!
БРАТ УЛЬДИССИАНА НЕ СПАС ЕЁ.
— Что? — слова вызвали внезапный приступ паники у восставшего охотника. — Нет! Я видел, как стрела… Как стрела не попала в неё! Она жива! Она должна быть…
В свете сформировался бесплотный воин. Как-то было видно по пылающей энергии, которая исходила из мест, где должны были находиться глаза, что они смотрят на Ахилия с жалостью.
ТЫ НЕ ПОНЯЛ. ОНА ЖИВА, НО ЭТО НЕ ОН СПАС ДЕВУШКУ. ЭТО БЫЛ ТЫ, ЛУЧНИК. КАК И В ПРОШЛЫЙ РАЗ.
Он не мог дать светловолосому лучнику лучшего ответа. Ахилий широко ухмыльнулся — эта картина напугала бы любого смертного, — затем вызывающе махнул на крылатую фигуру: