Пара щупалец обвила туловище Ульдиссиана и подняла его, как тряпичную куклу. Демон подтаскивал свою жертву ближе.
Сознание Ульдиссиана стало затуманиваться. Что было хуже всего, он не мог никого винить в несчастье, кроме себя. Он пришёл в ловушку Малика в полной уверенности, что сможет перехитрить духа, а сумел только доказать себе, что он — величайший дурак.
Одно сбивало его с толку. Почему Малик был согласен на его мёртвого, если ему нужно было его тело? Высший жрец был намерен сделать Ульдиссиана своим новым сосудом. Он нашёл кого-то получше?
Демон поднял его выше и начал соскальзывать с края. Похоже, он совсем не был заинтересован в Кетуе, что было даже хуже для Ульдиссиана. Он стал думать, что, быть может, существо намеревается доставить его к Малику. Это кое-что объяснило бы.
Но не успел Ульдиссиан об этом подумать, как демон опустил его ниже своего странного тела и потянул под воду. Там сын Диомеда в первый раз увидел то, что полагал ртом существа. Овальная дыра раскрылась, и хотя изнутри демон казался странно жидким, из него ничего не вытекало.
В такой близи благодаря тому, что второй светящийся шар мага всё ещё горел, Ульдиссиан смог разглядеть некоторые предметы внутри. Маленькие кусочки металла, вещи наподобие пуговиц и поясных застёжек.
Теперь он знал, почему не нашли никаких следов тела Зоруна Тзина.
Его голова была уже почти в пасти. Ульдиссиан мог только представлять ужасный процесс переваривания, который должен был начаться сразу после того, как он попадёт внутрь.
Он стал сопротивляться туману в мозгу. Наконец туман отступил, но лишь ненамного. Ульдиссиан почувствовал, как к нему возвращаются силы. У него не было времени думать, что делать; как и в предыдущие разы, Ульдиссиан положился исключительно на эмоции, чтобы подпитать свои усилия. Он пристально взглянул на тело демона.
Густая жидкость внутри запузырилась. Демон издал визг, когда бульканье усилилось. Поверхность округлого тела стала приобретать коричневатый оттенок.
Существо подняло Ульдиссиана высоко в воздух и приложило его к потолку. Даже при неисчезнувшем онемении Ульдиссиан почувствовал огромный толчок от столкновения. Однако он не прекращал своей собственной атаки.
Визжа громче, чудовище снова обрушило свою жертву на потолок. Ульдиссиан использовал новую боль как пищу для своей атаки, основанной на эмоциях.
Тело демона стало тёмно-коричневым. Зловещая внутренняя жидкость начала испаряться. Шарообразное тело надулось.
Демон взорвался.
В предсмертной агонии он в последний раз подбросил Ульдиссиана вверх. Застигнутый врасплох, Ульдиссиан ударился черепом о камень. Мир вокруг него завертелся.
Он рухнул на воду, маленькие кусочки демона посыпались на него сверху. Ульдиссиан пытался сориентироваться, но тело не слушалось его.
Он погружался под воду.
Глава двенадцатая
Ратма.
Никто не отозвался на зов дракона. Так было дюжину раз до этого. Словно над частью Санктуария распростёрли покрывало, которое заслоняло всю кеджанскую землю, а центром, несомненно, имело одноимённую столицу.
Но один Инарий не смог бы добиться такого.
Один Инарий.
И, судя по тому, что Траг’Оул чувствовал, это не могла быть работа двух ангелов. Нет, это было совмещение сил, которого Санктуарий не видывал с момента своего рождения.
Совместная работа ангела и демона.
Сияющие звёзды перемещались, пока Траг’Оул тревожно обдумывал это. Совместная работа ангела и демона… Которая могла произойти лишь по одной возможной причине.
Выбора нет! — убеждал он себя. — Выбора нет! Я должен действовать! Я должен отправиться в мир смертных.
Он начал собирать космическую энергию, которая открыла бы ему путь. Только раз до этого Траг’Оул входил в Санктуарий, и было это сразу после избиения Лилит беженцев и последующей реакции Инария. В тот раз дракон материализовался на каких-нибудь несколько секунд, которых хватило, чтобы обеспечить Ратме фундамент для его обнаружения. Он избрал сына Инария задолго до этого, разглядев в нём искру, которая могла помочь спасти мир в случае, если ангел решил бы, что он должен быть уничтожен.
Но на этот раз Траг’Оулу понадобится гораздо больше, чем несколько секунд. Не будет никакой возможности скрыть себя от ангела или верховного демона, с которым тот сотрудничает.
И Траг’Оул знал, что, открывая себя, он рискует навлечь уничтожение, от которого он столь долго был защищён.
Выбора нет, — снова сказал он себе. — Нет!
Создание прохода было почти завершено, как со всех сторон донеслись голоса.
Ты не можешь! Ты не можешь! Ты не можешь!
В это же время проход распался, несмотря на все его усилия по его сохранению.
Исполненный непривычной ярости, он отвечал голосам:
Таково моё бремя! Таков мой долг! Вы не имеете права говорить об этом, ни один из вас!
Наступил момент тишины, после которого они хором ответили:
Ещё как имеем… Теперь это касается не только Санктуария. Теперь это касается всех нас — часовых.
Дракон всё больше тревожился.
Как так? Как такое может быть?
Как всегда, они ответили хором, и, как и прежде, их слова поразили его, как не могло ничто другое.
Потому что в Санктуарий идёт война, и если ты помешаешь тому, чего требует Баланс, он и всё сущее могут быть обречены.
Тогда они оставили его, все другие стражи отдельных миров оставили его со знанием того, что неизбежная участь его Санктуария определяет их участи. Они оставили Траг’Оула понявшим, что все годы помощи Камню Мира закрывать Санктуарий от внешней угрозы прошли впустую.
Не один только ангел обнаружил творение Инария. Теперь всё Высшее Небо знало о существовании мира.
Бесконечная война шла в Санктуарий… И ему только что запретили что-либо делать по этому поводу.
Амолия предстала перед принцем Эхмадом, её тёмное выражение соответствовало её настроению.
— Совет не доволен. Ульдиссиан уль-Диомед делает хуже себе, пренебрегая ими так!
Принц сидел в своих личных покоях, молча попивая из графина. Горела всего одна свечка на маленьком столике, где теперь стоял его напиток.
— Было ошибкой верить ему, — заметил Эхмад, хмурясь. — Я только что узнал от своего личного шпиона, что он ушёл и заключил с Пророком договор, чтобы свергнуть кланы магов и гильдии и разделить землю между его последователями и Собором.
Светлокудрая дева была не то чтобы уж очень удивлена.
— Я считала его злодеем изначально. У тебя есть доказательства?
— Есть, но я должен представить их совету, — он встал. — Будет лучше всего, если ты отведёшь меня туда немедленно, раз они уже собрались.
— То, что ты появишься перед ними, не обсуждалось. Если у тебя есть что-нибудь, на что можно положиться, передай это мне, а я скажу им сама.
— Так не пойдёт. Я должен встретиться с ними лицом к лицу. Это единственный путь.
Амолия покачала головой. В руке она вертела медальон, идентичный тому, который носил Кетуй и остальные, кто, подобно им, служил совету магов.
— Твоя дерзость всем известна, принц Эхмад, как и твоя растущая бесцеремонность. Ты лишён настоящей власти; народная любовь в конечном итоге ничего не значит. Если бы тебя не стало, они бы забыли о тебе за один день. Совету нет нужды даровать тебе аудиенцию. Что бы ты ни хотел передать, ты можешь сделать это через меня.
Эхмад сунул руку в карман.
— Как скажешь. Может, это и лучший вариант. Они уж точно никак этого не ожидают.
— Не ожидают чего?
Принц потянулся к ней другой рукой. Амолия хотела отодвинуть руку, но тут Эхмад крепко схватил её за запястье.
— Не ожидают, что я ударю прямо из их рядов, — ответил он, улыбаясь злобной улыбкой. — Как один из них.
— Ты не… — только и успела сказать маг.
Тело принца Эхмада сморщилось. Другая рука показалась из кармана… И в ней был крошечный алый кристалл.
Заклинательница улыбнулась точно так же, как принц за миг до этого. Она протянула руку и взяла крошечный фрагмент, засунула в мешочек у себя на поясе. Её внимание привлекло позолоченное зеркало. Она подошла к нему, рассматривая себя.
— Да, некоторое время протянешь. Довольно долго, кстати.
— Было бы мудро умерить ненужное восхищение собой, сын мой, — раздался музыкальный мужской голос.
Маг повернулась и увидела, что красивая фигура Пророка стоит над телом принца. Лицо Амолии приняло сердитый вид.
— Помогает мне вжиться в роль, прежде чем продолжить движение. Убедительней выйдет сыграть.
— Тебя должно заботить только одно. Полное уничтожение Ульдиссиана уль-Диомеда. Ничто другое не имеет значения, — властно заявил Пророк. — И уж точно не твои гадкие вкусы… Малик.
Дух усмехнулся ангелу, несмотря на то, что тот, вероятно, мог навсегда отправить его обратно в могилу.
— Так я гадкий, значит? Но я служу пути Собора и его благородного владельца.
— И это единственная причина, по которой тебе всё ещё разрешено бродить по этому миру. На тебя возложена священная задача; не трать тот малый шанс на воскрешение, который у тебя есть, на совершение чего бы то ни было ещё.
Но Малик всё смеялся.
— Такая священная задача! Такая кровавая резня достойна любого из орденов Триединого! Из тебя бы вышел такой же хороший Примас, как из моего повелителя Люциона!
Младая фигура протянула к духу раскрытую ладонь, и внезапно Малик почувствовал, что его достают из недавно обретённого тела. Тело мага качалось взад-вперёд, пока он отчаянно пытался удержаться в нём. Несмотря на его усилия, высшего жреца вытащили.
Инарий сжал ладонь и дал руке свободно опуститься.
Дух Малика вернулся в тело Амолии. Призрак дрожал от напряжения, вызванного происшествием.
— Знай своё место, грешник, — заметил Пророк. — Радуйся, что оказался пригодным, чтобы служить мне.
— И… И другому, — прохрипел Малик голосом Амолии. — Владыке Диабло.