Ахилий бежал. Не потому, что хотел, но потому, что это он него требовалось. Он выстрелил, как ему было приказано, но этим дело не кончалось. Ничуть.
Ещё ведь была Серентия…
Он со своими плавными ястребиными чертами считался красивым мужчиной в дни, когда это имело значение. Светловолосый и выносливый, как и пристало хорошему охотнику, и не менее стремительный Ахилий был предметом вожделений многих девиц вокруг деревни Серама. Его глаза, однако, были устремлены к одной. В те дни ему приносило такую печаль то, что вместо него Серентия выбрала Ульдиссиана.
Смерть всерьёз изменила его точку зрения.
Он остановился, чтобы прислушаться, опершись белой, как полотно, рукой на ближайшее дерево. Убедившись, что не слышно звуков погони, Ахилий по старой привычке потёр в задумчивости подбородок. Это обратило его взгляд, который не замечал разницы между днём и ночью, на частички грязи, которые покрывали его кожу на тыльной стороне ладони.
Внезапно охваченный гневом, он выронил лук и стал тереть грязь. Хотя он чувствовал, как она отходит, рука не становилась чище, ровным счётом как и та, которой он тёр. Ахилию не нужно было видеть своё лицо, чтобы знать, что с ним ситуация та же. Всё его тело и даже его зелёно-коричневый наряд охотника были запачканы, почти как если бы он недавно выкопал себя из могилы. Сколько он себя ни чистил, всегда находилось больше частичек, больше кусочков земли.
Теперь положение его было ещё хуже: нужно было отчистить не только плоть, но и разум.
Он только что прострелил своего лучшего друга, и хотя сам он не хотел этого, это ничуть не умаляло его грех. Приказ отдал другой, но у Ахилия кишка оказалась тонка отказаться. Он подобрал время, прицелился и, как ни кричал его разум о том, что нужно не стрелять либо промахнуться, Ахилий повиновался своему господину.
Подняв свой лук, лучник снова оглянулся. Он увидел освещение то ли от огня, который создал Ульдиссиан в своём гневе, то ли просто от лагеря — это было неважно. Нужно было бежать дальше.
«Но куда я бегу? Куда?».
На это у него был только один вариант, но о нём было страшно даже думать. Ахилий будет бежать, пока не исчезнет всякая возможность, что его найдут. Не дальше. Было приказано оставаться неподалёку, но не слишком. В конце концов, Серентия была следующей. Следующей…
Подавленный этой жуткой мыслью, охотник попытался закричать, но ни звука не вырвалось из него. Разумеется, это было никак не вязано с зияющей давнишней дырой на месте горла. Магия, которая оживила его, наделила его и голосом тоже, но голос этот украл, во всяком случае, на данный миг, тот, кто захватил над ним полную власть.
Так что Ахилию ничего не оставалось, кроме как возобновить бег. Его темп до смерти изнурил бы самого сильного оленя и коня, но без необходимости дышать ему было нетрудно продолжать суровый путь.
Ахилий обегал деревья, проскальзывал в узкие лазейки и перепрыгивал через стволы с лёгкостью, какую не демонстрировал даже при жизни.
И всё же он не мог почувствовать ни малейшего дуновения. Даже этой малой отдушины он был лишён.
Затем ни с того ни с сего охотник остановился. Это произошло не по его воле, и внезапность действия чуть не заставила его упасть. Однако он знал, что́ означает чрезвычайная остановка. Он достиг своего незримого предела. Чтобы убедиться в этом, Ахилию достаточно было оглянуться и увидеть, что свечение пропало из виду.
Чего смерть не возбраняла ему, так это крепких и сочных высказываний. Теперь, когда он был достаточно далеко и потому снова мог говорить, Ахилий от души выругался. Звук не донесётся ни до кого рядом с Ульдиссианом, и его вообще вряд ли кто-то услышал за исключением нескольких животных, но это была одна из немногих вещей, которая помогала ему почувствовать себя почти живым.
Но едва он успел закончить, как перед ним появился яркий неестественно-синий свет. Ахилий ругнулся ещё раз. Он попытался подготовить выстрел, хотя и знал, что от стрелы не будет никакого проку.
Посреди света появилась фигура в серебристо-голубом нагруднике и с крыльями, которые были завитками энергии. Остальное оставалось неразличимо.
— Я выполнил… Твой… Вонючий приказ… — прокряхтел охотник. — Теперь дай мне умереть…
ПОДОЙДИ… — приказала бесплотная фигура, подманивая одной ладонью в печатке.
— Я выполнил твою проклятую работу! — стоял на своём Ахилий. Он поднял лук и навострённую стрелу. — Этим я убил своего лучшего друга — моего брата во всём, кроме крови, — лучник резко рассмеялся. — Кровь… Теперь он в крови…
Но крылатая фигура не выказала и тени сочувствия. Отчаяние Ахилия наконец побудило его прицелиться и выстрелить. Стрела пролетела как раз там, где он хотел, прямо над нагрудником, где должно было находиться горло.
Но как случилось и в прошлый раз, когда он пытался убить своего притеснителя, древко пролетело целиком насквозь, не останавливаясь. Ахилий издал ещё одно проклятье; а ведь этот самый злодей некогда заколдовал его стрелы так, чтобы они могли убить огромного демона с щупальцами по имени Тонос. Они также остались заколдованными, так что могли пробить любое защитное заклинание, каким бы ни был окружён Ульдиссиан.
И вот Ахилий понадеялся, что, быть может, они сработают так же и против крылатой фигуры.
Словно ничего не произошло, дух в броне повторил свой приказ:
ПОДОЙДИ… МЫ ЕЩЁ ОТНЮДЬ НЕ ЗАКОНЧИЛИ.
Для Ахилия это могло означать только одно.
— Нет, только не её! Не Серентию…
Супротив его воли его рот внезапно плотно закрылся. Ноги повели охотника вперёд сами по себе. Таким же образом опустились его руки. Лук повис в одной руке, совершенно никчёмный.
Не в силах сделать ничего, кроме как подчиниться, восставший из мёртвых лучник последовал за ангелом в чащу джунглей.
Глава третья
— Ульдиссиан!
Мендельн еле успел подхватить брата, прежде чем тот свалился на землю. Брата Ульдиссиана охватила паника, которой он не испытывал со времени смерти родителей. Он смотрел, как кровь сочится из раны, которая, если и не находилась над самым сердцем, то проходила совсем близко от него.
Тело Ульдиссиана неистово тряслось, он в изумлении взирал на тёмный саван джунглей. Казалось, он что-то хотел сказать, но Мендельн понятия не имел, что именно.
Младший брат перебирал в уме всё, чему Ратма научил его, но ничто не казалось подходящим для этого случая. Было заклинание, с помощью которого Мендельн сумел снова прикрепить руку, которую отрезал один из служителей Триединого, но оно явно не подходило. Ульдиссиан и остальные думали, что Мендельн излечил сам себя после того, как приложил конечность к прежнему месту. Но никто не знал, что рука была не живая, а оживлённая. Она была так же мертва, как Ахилий, двигающийся благодаря магии.
Он не смог бы сделать даже этого, не присоедини он назад руку в течение часа после её потери. Если бы прошло больше времени, Мендельн ничего не смог бы сделать. Нет, даже это заклинание, которое с виду походило на лечение, не могло его выручить в данную минуту.
А воскрешать Ульдиссиана, как он сделал это с Ахилием, он не хотел.
Его мысли метнулись к Серентии, чьё умение было почти так же велико, как ульдиссианово. Она могла спасти его брата.
«Где она?»- внезапно задумался Мендельн. Ну конечно же, уж кто-кто, а она должна была ощутить, что произошло? Так почему их двоих ещё не окружала толпа эдиремов?
Ульдиссиан откашлянул кровь, и его тело затряслось ещё неистовей.
Стрела вспыхнула пламенем, пепел посыпался на забрызганную кровью рубаху Ульдиссиана. Из раны вытекла специфическая густая жидкость, в которой Мендельн в итоге узнал то, что осталось от головки стрелы.
И когда остатки её вытекли, рана стала зарастать… И в конце концов затянулась.
Ульдиссиан кашлянул ещё раз, но на этот раз он как будто просто прочищал себе горло. Глаза его открылись.
Мендельн смотрел на него во все глаза.
— Ульдиссиан! Этого не может быть! Ты был… Ты был…
— Где… — старший сын Диомеда попытался снова. — Где… Он?
— Кто?
— Ахил… Ахилий…
Только тогда Мендельн осознал, откуда стрела. Всё ещё крепко держа Ульдиссиана, он посмотрел на джунгли. Конечно, он ничего не увидел, но в нынешнее время это ещё ничего не значило.
Вдруг до него дошёл смысл ужасного обвинения, которое Ульдиссиан только что сделал.
— Да быть того не может! Это была хитрость, проделка Инария или, возможно, Триединого. Ахилий никогда бы не…
Не без усилий Ульдиссиан встал сам. Мендельн восхитился его силе восстановления.
— Мендельн, это стрела Ахилия. Я это знаю. Это ясно мне и должно быть ясно тебе. Он стрелял. Он намеревался убить меня быстро.
Всё ещё надеясь опровергнуть, что их друг хоть как-то замешан, пусть даже невольно, в покушении на Ульдиссиана, Мендельн заметил:
— Если бы это был он, ты бы точно был мёртв. С расстояния в сто шагов в густейшем лесу Ахилий мог убить любого зверя точным выстрелом в сердце. Эта стрела прошла близко, да, но…
— Ахилий собирался убить меня, — стоял на своём его брат. Однако выражение Ульдиссиана смягчилось. — Но тут ты прав. Он ни за что бы не промахнулся, если бы не молился об этом.
Пожар, который учинил Ульдиссиан, разгорелся не на шутку. То, что и это не привлекло внимания эдиремов, поставило Мендельна в тупик, но потом он увидел, как его брат простым взмахом руки унял всё пламя. О пожаре напоминало только несколько обуглившихся деревьев.
— Так значит, это был ты, — прошептал он, обращаясь к Ульдиссиану. — Это из-за тебя никто, даже Серентия, не пришёл к нам на помощь!
Ульдиссиан угрюмо ощупал место на груди, куда ударила стрела. Его правая рука озарялась слабым золотистым светом, когда проходила не только над самой областью раны, но и вообще везде, где текла кровь. Наблюдая, Мендельн качал головой в изумлении.
Пятна крови исчезли в считанные секунды, и даже изорванная туника тут же починилась.