ДЕНЬ ПОМИНОВЕНИЯ
Вот розмарин, таит в себе воспоминанья...
Глава 1
Лусилла Дрейк щебетала. Именно этим словом пользовались в семье, потому что оно точно описывало звуки, слетавшие с добрых губ Лусиллы.
Этим утром у нее было много дел — так много, что сосредоточиться на чем-то одном не было никакой возможности. Предстояло возвращаться в город, а переезд — это всегда куча проблем. Разобраться со слугами, привести в порядок хозяйство, подготовить все к зиме, сделать тысячу мелких дел, а тут еще Айрис выглядит — хуже некуда...
— Дорогая, ты меня сильно беспокоишь, вся бледная, измученная, будто всю ночь не спала, ты вообще спала? Если нет, есть замечательное снотворное доктора Уайли. Или доктора Гаскелла? — точно не помню. Кстати, надо сходить и самой поговорить с нашим бакалейщиком — либо служанки что-то на свое усмотрение заказали, либо он сам что-то не то нам всучил. Какие-то пачки мыла, а я больше трех в неделю не расходую... Или лучше тоник? Когда я была ребенком, меня поили сиропом Бейтона. И шпинатом подкармливали. Скажу повару, пусть на обед приготовит шпинат.
Айрис привыкла к тому, что Лусилла всегда перескакивает с одной мысли на другую, а тут еще легкая вялость... и Айрис не стала выспрашивать, как именно мозг тетушки увязал доктора Гаскелла с местным бакалейщиком, но задай она этот вопрос, ответ последовал бы незамедлительно: «Потому что, дорогая моя, фамилия бакалейщика — Грэнфорд». Тетя Лусилла, как ей самой казалось, мыслила предельно ясно.
Собрав всю оставшуюся энергию, Айрис просто сказала:
— Я прекрасно себя чувствую, тетя Лусилла.
— Круги под глазами, — заметила госпожа Дрейк. — Перегружаешь ты себя.
— Да я неделями ничего не делаю.
— Это тебе только кажется, милая. Но ты много играешь в теннис, а для девушек это утомительно. Да и воздух здесь какой-то пресный. Ведь мы находимся во впадине. Вот доверился Джордж этой девице, а надо было посоветоваться со мной.
— Девице?
— Да, этой его мисс Лессинг, он о ней такого высокого мнения... Ладно бы только на работе, но давать ей дополнительные полномочия — это большая ошибка. Не надо, чтобы она считала себя членом семьи — зачем ее так поощрять? Хотя она не из тех, кому надо поощрение.
— Тетя Лусилла, но Рут и вправду почти член семьи.
Госпожа Дрейк засопела.
— Она к этому стремится — тут сомнений нет. По части женщин Джордж — просто дитя малое. Так дело не пойдет. Джорджа надо защитить от себя самого, и на твоем месте, Айрис, я бы ясно дала ему понять: при всех достоинствах мисс Лессинг жениться на ней он категорически не должен.
Всю апатию Айрис как рукой сняло.
— Мне и в голову не приходило, что Джордж может жениться на Рут.
— Ты, деточка, не видишь, что творится у тебя под носом. Будь у тебя мой опыт, ты бы так не удивлялась, — Айрис не смогла сдержать улыбку; тетя Лусилла иногда бывала такой смешной. — Эта особа рвется замуж.
— А нам какая разница? — спросила Айрис.
— Нам? Очень даже большая.
— Ведь это было бы здорово, — тетя уставилась на нее. — Здорово для Джорджа. Наверное, насчет нее ты права. В смысле, что она к нему привязана. И она была бы ему отличной женой, ухаживала бы за ним...
Госпожа Дрейк фыркнула, и на ее личике безобидной овечки появилось нечто похожее на негодование.
— Джордж вполне ухожен и сейчас. Чего ему не хватает, хотела бы я знать? Его прекрасно кормят, в обносках не ходит. Естественно, он доволен, что в доме живет привлекательная молодая девушка, то есть ты, а когда ты выйдешь замуж, я, будем надеяться, еще смогу обеспечить ему необходимый уют, помогу сохранить здоровье. Уж не уступлю в этом молодой особе из конторы — что она понимает в домашнем хозяйстве? Цифры, бухгалтерские книги, скоропись и пишущая машинка — какая от всего этого польза мужчине, когда он у себя дома?
Айрис улыбнулась, покачала головой, но спорить не стала. Она думала о гладких, всегда уложенных волосах Рут, о ее чистой коже, о прекрасных, сшитых на заказ строгих нарядах, подчеркивавших ее прелести.
«Бедная тетя Лусилла, только и мыслей, что об уюте и домашнем хозяйстве, куда ей до романтических увлечений! Небось забыла, что это такое, если вообще когда-нибудь знала», — подумала Айрис, вспоминая тетушкиного мужа.
Лусилла Дрейк была сводной сестрой Гектора Марля, от первого брака их отца. Когда ее мачеха умерла, она фактически заменила Гектору мать, ведь он был намного ее моложе. При этом она ухаживала за их отцом и шла прямой дорогой в лагерь старых дев, но, когда ей было уже под сорок, встретила преподобного Калеба Дрейка, которому и самому перевалило за пятьдесят. Замужняя жизнь долго не продлилась. Два года спустя она овдовела, оставшись с младенцем на руках...
Материнство, запоздалое и нежданное, оказалось важнейшим событием в жизни Лусиллы. Сын стал для нее источником треволнений, страданий и постоянных финансовых потерь, но только не разочарования.
Госпожа Дрейк отказывалась видеть в Викторе какие-либо серьезные недостатки — в лучшем случае некую милую слабохарактерность. Виктор слишком доверчив, он легко попадает под дурное влияние — именно из-за своей доверчивости. Виктору не повезло. Виктор пал жертвой мошенничества. Виктор оказался пешкой в руках злодеев, которые сыграли на его чистоте.
Когда кто-то осмеливался его критиковать, на простом и располагающем лице госпожи Дрейк появлялись признаки непримиримости и упрямства. Она прекрасно знает своего сына — он хороший мальчик, намерения у него самые добрые, а так называемые друзья играют на его слабостях. Когда он просит у нее деньги, он ненавистен сам себе. Но как ему быть в таких кошмарных обстоятельствах? К кому он придет в трудную минуту? Только к маме.
Короче, Лусилла не могла не признать — приглашение жить у Джорджа и помогать Айрис было просто даром с небес. Весь прошлый год она прожила в этом доме, в состоянии счастья и уюта. Естественно, мысль о том, что Джордж женится на молодой и энергичной Рут, была Лусилле не по нраву — эта Рут просто выпихнет ее отсюда! Мисс Лессинг вела себя весьма корректно, но, слава богу, есть хотя бы один человек, который знает, что у нее на уме.
В подтверждение своих мыслей Лусилла несколько раз кивнула, отчего ее нежные двойные подбородки заколыхались, подняла брови, имитируя высшую человеческую мудрость — и сменила тему на столь же интересную и, пожалуй, более злободневную.
— Не могу определиться с одеялами, дорогая моя. Непонятно, то ли Джордж не появится здесь до весны, то ли все-таки будет наезжать по субботам и воскресеньям. Не говорит, и все тут.
— Скорее всего, сам не знает, — Айрис постаралась сосредоточиться на вопросе, который казался ей не стоящим внимания. — В хорошую погоду, может, и стоит приехать. Лично у меня большого желания нет. Но если все же захотим — вот он, дом, к нашим услугам.
— Ты права, милая, но хочется знать наверняка. Если не приедем до следующего сезона, одеяла надо убрать и присыпать средством от моли. А будем приезжать, ничего присыпать не надо — ведь одеяла будут в ходу, а пахнет средство от моли отвратительно.
— Значит, не надо ничего посыпать.
— Да, но летом стояла жара, моль, того и гляди, сожрет и нас с тобой. Люди говорят: в этом году моли как никогда. И ос хватает. Хокинс сказал мне вчера, что этим летом разорил около тридцати осиных гнезд. Только подумать — тридцать!
Айрис подумала о Хокинсе: «Вот он крадется в темноте, в руках цианистый калий... Цианистый калий... Розмари... Почему все мысли сводятся к смерти Розмари?»
Тонкая струйка звука не хотела иссякать — тетя Лусилла в очередной раз сменила тему:
— ...убирать серебро в банковский сейф или нет? Леди Александра говорила, что взломщики распоясались... конечно, у нас прочные ставни... кстати, я не в восторге от ее причесок, лицо становится каким-то строгим... впрочем, она и есть строгая женщина. И нервная. Хотя нынче все нервные. В годы моего детства никто и понятия не имел, что такое нервы. Между прочим, Джордж в последнее время мне совсем не нравится... Может, грипп подхватил? Пару раз я думала, что у него настоящий жар. А может, с бизнесом что-то не ладится? Смотрит на меня, а я вижу, что голова у него занята другим.
Айрис поежилась, и Лусилла Дрейк торжествующе воскликнула:
— Видишь, я же говорю, что ты простужена!
Глава 2
— Лучше бы мы сюда вообще не приезжали.
Сандра произнесла эти слова с такой необычной горечью, что ее муж уставился на нее в удивлении. Ведь она обернула в слова его мысли — мысли, которые он старательно гнал от себя. Значит, Сандру одолевают те же переживания, что и его? И она тоже считает, что с появлением новых соседей по ту сторону парка, в миле от Фэйрхейвена, атмосфера в их доме ухудшилась, что-то важное исчезло.
— Я не знал, что у тебя к ним тоже тяжелое чувство, — произнес он импульсивно, не скрывая удивления.
Она сразу ушла в себя — или ему это только показалось?
— Когда живешь за городом, соседи очень важны. С ними надо либо дружить, либо враждовать, тут не Лондон, нельзя оставаться просто милыми знакомыми.
— Да, — согласился Стивен, — ты права.
— И теперь придется идти на эту диковинную вечеринку.
Оба умолкли, каждый прокручивал в голове сцену за обедом. Джордж Бартон — само дружелюбие, даже легкая экстравагантность, при этом явно возбужден, к чему они подсознательно уже привыкли. Последнее время Джордж Бартон вел себя очень странно. Пока была жива Розмари, Стивен как-то не сильно его замечал. Джордж всегда был на втором плане, эдакий неприметный добряк, у которого молодая и красивая жена. Угрызений совести в связи с тем, что наставил Джорджу рога, Стивен не испытывал. Ведь Джордж из тех мужей, кому на роду написано быть рогоносцами. Много старше ее, начисто лишен привлекательных качеств, без которых не удержать очаровательную и капризную женщину. Заблуждался ли Джордж на этот счет? Едва ли. Ведь
Джордж прекрасно знал Розмари. Конечно, он ее любил, но понимал, что возможностей поддерживать ее интерес к себе у него немного. В итоге, скорее всего, страдал...
Стивен задумался: что произошло в душе Джорджа, когда Розмари умерла?
Несколько месяцев после трагедии он и Сандра Джорджа практически не видели. И вот он внезапно появился в качестве ближайшего соседа в Литтл-Прайорз, снова вошел в их жизни, и сразу стало ясно — этот человек сильно изменился. Стал более оживлен, более позитивен. И — совершенно очевидно — более странен.
Вот и сегодня он вел себя странно. Выпалил это приглашение. Вечеринка в честь восемнадцатилетия Айрис. Он надеется, что Стивен и Сандра прибудут. Ведь Стивен и Сандра всегда к ним так добры.
Сандра сразу согласилась: конечно, с большим удовольствием. У Стивена будет дел невпроворот, когда они вернутся в Лондон, да и у нее хватает всяких скучных обязательств, но они постараются приехать.
— Тогда назначим день?
Лицо Джорджа — румянец, улыбка, настойчивость.
— Давайте на следующей неделе, в среду или четверг? Четверг — 2 ноября. Подойдет? Если нет, выберем другой день, который вас обоих устроит.
Это было приглашение под дулом пистолета — никаких светских условностей. Стивен заметил, что Айрис Марль покраснела, была смущена.
Сандра, впрочем, повела себя идеально. Она с улыбкой уступила неизбежному и сказала, что четверг, 2 ноября, их вполне устраивает.
Мысли Стивена вдруг прорвались наружу, и он сказал отрывисто:
— Можем не ходить.
Сандра чуть повернулась в его сторону. Было видно, что она переваривает услышанное.
— Ты считаешь?
— Отговорку всегда можно найти.
— Тогда он предложит встретиться в другой раз, назначит другой день. Нам от него не отвертеться.
— Не понимаю, зачем мы ему. Ведь день рождения у Айрис, а она-то вряд ли жаждет общаться с нами.
— Конечно, — задумчиво произнесла Сандра. Потом добавила: — Знаешь, где он назначил вечеринку?
— Нет.
— В «Люксембурге».
Стивен едва не лишился дара речи. Лицо пошло пятнами. Он взял себя в руки, поднял голову — и наткнулся на ее немигающий взгляд. Или ему это просто показалось?
— Что за бред? — пробормотал он, имитируя легкое негодование, чтобы скрыть подлинные чувства. — «Люксембург»? Но ведь там... Он хочет все это пережить снова? Совсем мозги отшибло?
— Мне тоже так показалось, — заметила Сандра.
— Раз так, давай откажемся. Ведь вся эта история — жутко неприятная. Помнишь, какая шумиха потом поднялась? А снимки в газетах?
— Да, все помню, приятного было мало, — согласилась Сандра.
— Неужели он не понимает, что нам будет неловко?
— Стивен, у него есть своя причина. Он мне о ней сказал.
— Что за причина?
К облегчению Стивена, жена заговорила, не глядя на него:
— Он отвел меня в сторону после обеда. Сказал, что хочет мне все объяснить. Якобы эта девочка, Айрис, никак не придет в себя после смерти сестры.
Она замолчала, и Стивен без особой охоты признал:
— Возможно, тут он прав, выглядит она не бог весть как. Я еще подумал за обедом, что вид у нее какой-то болезненный.
— Да, я тоже обратила на это внимание, хотя потом она выглядела вполне здоровой и даже бодрой. Но я тебе повторяю слова Джорджа Бартона. Мол, Айрис с тех пор обходит «Люксембург» стороной.
— Чему тут удивляться?
— По его словам, это якобы неправильно. Он консультировался у специалиста по нервным заболеваниям, одного из нынешних магов и волшебников, и тот сказал ему, что когда у человека случается шок, не надо скрываться от источника беды; напротив, его надо принять. Допустим, самолет потерпел крушение, а летчика сразу снова отправляют в полет. Тот же принцип.
— Этот маг и волшебник предлагает новое самоубийство?
— Он предлагает устранить ассоциации, — ответила Сандра спокойно, — связанные с этим рестораном. В конце концов, это всего лишь ресторан. Идея такая: устроить обычную вечеринку и пригласить на нее, насколько возможно, всех, кто был в ресторане тогда.
— Вот уж они обрадуются!
— Ты настолько против, Стивен?
Ее слова заставили его насторожиться. Он быстро сказал:
— Нет, конечно. Просто идея уж больно бредовая. Нет, лично я не против... Скорее я думал о тебе. Но если ты за...
— Я против, — перебила его Сандра. — И даже очень. Просто своим предложением Джордж Бартон припер нас к стенке. С другой стороны, я ведь после того вечера бывала в «Люксембурге», и ты тоже. Туда все время кто-то приглашает.
— Но не при таких же обстоятельствах.
— Не при таких.
— Да, припер к стенке, ты права, — сказал Стивен. — Отменим встречу — он перенесет ее на другой день. Но зачем это испытание тебе, Сандра? Давай так: я поеду, а ты в последнюю минуту отговоришься — головная боль, простуда, что-то в этом духе.
Она вскинула голову:
— Это трусость. Нет, Стивен, если едешь ты, я еду тоже. В конце концов, — она положила руку ему на запястье, — даже если наш брак мало что значит, трудности мы должны преодолевать вместе.
Он уставился на нее, онемев от ее колючей и горькой фразы — Сандра произнесла ее так легко, словно речь шла о давно известном и незначительном факте.
Придя в себя, он спросил:
— Почему ты так сказала? «Даже если наш брак так мало значит»?
Она в упор посмотрела на него взглядом честным и откровенным.
— Разве это не так?
— Нет, тысячу раз нет. Наш брак значит для меня очень много.
Она улыбнулась.
— Наверное, значит, в каком-то смысле. Мы с тобой — хорошая команда, Стивен. Совместные усилия дают неплохой результат.
— Я совсем не это имел в виду. — Дыхание его сбилось. Он взял ее руку в свои, крепко сжал... — Сандра, разве ты не знаешь, что ты для меня — важнее всего на свете?
Вдруг она поняла — он говорит правду. Немыслимо, невероятно — но это было так. Она оказалась в его объятьях, он прижал ее к себе, стал целовать, бормотать что-то бессвязное.
— Сандра, Сандра, дорогая! Я люблю тебя... Я так боялся, что могу тебя потерять.
— Из-за Розмари? — услышала она свой голос.
— Да, — Стивен отпустил ее, сделал шаг назад, на перепуганном лице застыло нелепое выражение. — Ты знала... о Розмари?
— Конечно, с самого начала.
— И все поняла?
Она покачала головой:
— Нет. Не поняла. И вряд ли мне стоит это понимать. Ты ее любил?
— Пожалуй, нет. Любил я тебя.
Ее словно окатило волной горечи. Она процитировала:
— С первой минуты, когда увидел меня на другом конце комнаты? Только не повторяй эту ложь — потому что это была ложь!
Но этот выпад не застал его врасплох. Стивен тщательно обдумал ее слова.
— Да, это была ложь — но в то же время и не была. Я начинаю верить, что эти слова — правда. Постарайся понять, Сандра. Ты ведь знаешь, есть люди, которые свои низкие поступки объясняют всякими благородными целями, благими намерениями? Эти люди «должны быть честными», когда на самом деле замышляют зло, они «считают своим долгом повторить» то и это, они лицемерят даже перед собой и так и идут по жизни с убеждением, что все мерзкие и подлые деяния они совершили из добрых побуждений! Постарайся понять, что есть и другие люди — полная противоположность первым. Эти, вторые, пропитаны цинизмом, они не верят ни себе, ни жизни, ими движет зло. В тебе я увидел женщину, которая мне нужна. По крайней мере, это — правда. И сейчас, оборачиваясь назад, скажу: не будь это правдой, ничего бы у меня не вышло.
— Ты меня не любил, — с горечью констатировала она.
— Не любил. Но я не любил никого и никогда. Я был изголодавшимся бесполым существом, которое гордилось — и это правда — пренебрежительной холодностью своей натуры. А потом я влюбился в девушку «на другом конце комнаты», это была дурацкая щенячья любовь. Это был вихрь в летнюю пору — налетел, как в сказке, вскружил голову и умчался прочь. — С тоской в голосе он добавил: — Как в сказке, рассказанной идиотом — только шум и ярость, а смысла ни на грош.
Он помолчал, потом продолжил:
— Именно здесь, в Фэйрхейвене, я постиг истину.
— Истину?
— Я понял, что самое дорогое в моей жизни — это ты... и твоя любовь.
— Но я этого не знала...
— А что думала ты?
— Что ты хочешь сбежать с ней.
— С Розмари? — он хмыкнул. — Обречь себя на пожизненное заключение?
— Разве она не хотела, чтобы вы сбежали вместе?
— Хотела.
— И что было потом?
Стивен перевел дыхание. Возвращаемся в исходную точку. Снова смотрим в лицо неосязаемой угрозе.
— Потом был «Люксембург».
Оба умолкли, видя, без сомнения, одну и ту же картину. Синеву на лице некогда очаровательной женщины.
Они смотрели на умершую, потом подняли глаза — и их взгляды встретились...
— Забудь об этом, Сандра, — взмолился Стивен. — Прошу тебя, ради бога, давай об этом забудем!
— Прогонять эти воспоминания бессмысленно. Нам не дадут об этом забыть.
В комнате повисла тишина. Потом Сандра спросила:
— Что будем делать?
— Ты сама только что сказала. Встретим неприятности вместе. И пойдем на эту жуткую вечеринку — не важно, для чего мы туда приглашены.
— В то, что Джордж Бартон сказал насчет Айрис, ты не веришь?
— Не верю. А ты?
— Вообще-то, такое возможно. Но подлинная причина в другом.
— В чем же?
— Не знаю, Стивен. Но я боюсь.
— Джорджа Бартона?
— Да... ведь он знает.
— Что знает? — сорвался на фальцет Стивен.
Она медленно повернула голову, и их взгляды встретились. Шепотом она произнесла:
— Мы не должны бояться. Надо набраться мужества, быть смелыми и крепкими. Тебя ждет прекрасное будущее, Стивен, тебе покорится весь мир — и ничто не должно этому помешать. Я твоя жена и люблю тебя.
— Но что ты думаешь об этой вечеринке, Сандра?
— Думаю, что это — ловушка.
— И мы готовы в нее попасть?
— Мы не можем показать, что нам известно про ловушку.
— Ты права.
Внезапно Сандра откинула назад голову и расхохоталась. Потом сказала:
— Что ж, Розмари, действуй. Тебе все равно не выиграть. Стивен крепко сжал ее плечо.
— Успокойся, Сандра, Розмари умерла.
— Неужели? Иногда мне кажется, что она очень даже жива...
Глава 3
А тем временем в самом центре парка Айрис сказала:
— Ничего, Джордж, если я не пойду с тобой назад? Хочется еще погулять. Дойду до Фрайерз-Хилл, а потом вернусь через лес. Весь день жутко болит голова.
— Бедняжка. Иди, конечно. Я не составлю тебе компанию — где-то пополудни я жду человека, а когда именно он приедет — не знаю.
— Ладно. Тогда до чая.
Айрис быстро повернулась и взяла курс на лиственную рощу у склона холма.
Добравшись до выступа холма, она глубоко вздохнула. День был промозглый, самый что ни есть октябрьский. Листья деревьев придавлены влагой, прямо над головой — серое облако, сулившее новую порцию дождя. Не сказать, что на холме было больше воздуха, чем в долине, но все равно Айрис казалось, что здесь ей дышится легче.
Она присела на упавший ствол дерева и глянула вниз. Перед ней раскинулась долина; в лесистой лощине примостился Литгл-Прайорз. Левее белел Фэйрхейвен.
Упершись рукой в подбородок, Айрис рассеянным взглядом обводила пейзаж.
Шум за спиной, легкий шорох падающих листьев, заставил ее резко обернуться. Из-за раздвинувшихся ветвей вышел Энтони Браун.
— Тони! Почему ты всегда появляешься, как дьявол в пантомиме? — воскликнула девушка с шутливым упреком.
Энтони присел на землю рядом с ней, протянул портсигар с сигаретами; она отказалась, и он, закурив, сказал:
— Потому что я тот самый «таинственный незнакомец», если пользоваться газетными терминами. Я люблю возникать из ниоткуда.
— А как ты догадался, где я?
— Мне помог полевой бинокль. Я был в курсе, что ты завтракала у Фарадди, и выследил тебя с холма.
— Что же ты не зашел в дом, подобно всем обыкновенным людям?
— А почему ты решила, что я обыкновенный человек? — спросил Энтони с видом оскорбленного. — Я необыкновенный.
— В этом я не сомневаюсь.
Браун кинул на нее быстрый взгляд:
— Что-нибудь случилось?
— Нет. Все в порядке. По крайней мере... — Айрис вдруг остановилась.
— По крайней мере... — повторил Энтони.
Она глубоко вздохнула:
— Мне все здесь осточертело. Терпеть не могу это место. Скорее бы вернуться в Лондон!
— Но ведь вы и так скоро переезжаете?
— На следующей неделе.
— Значит, сегодня был торжественный завтрак на прощанье?
— Никакого торжества не было. Присутствовали лишь сами Фарради и какой-то их родственник.
— Как тебе Фарради?
— Сама не знаю. Наверное, не очень — хотя нехорошо так говорить, ведь они были очень добры к нам все это время.
— А ты им нравишься, как тебе кажется?
— Не думаю. По-моему, они нас ненавидят.
— Очень интересно.
— Неужели?
— Это не ненависть, если говорить честно. Но ведь ты сказала «нас». А мой вопрос относится к тебе лично.
— A-а... Мне кажется, я им нравлюсь, но отношения все же натянутые. Наверное, они недовольны, что мы поселились рядом. Ведь их друзьями мы никогда не были — они дружили с Розмари.
— Да, — согласился Энтони, — как ты говоришь, они дружили с Розмари, хотя я плохо себе представляю, что Розмари и Сандра Фарради были закадычными подружками.
— Не были, — подтвердила Айрис, чуть насторожившись.
Энтони же продолжал спокойно курить. Наконец он сказал:
— Знаешь, что меня больше всего поражает в Фарради?
— Что?
— Именно то, что они — Фарради. Я так их и воспринимаю — не Стивен и Сандра, две отдельные личности, связанные узами брака и церкви, а некое двуединство Фарради. Такой союз встречается редко. У этой парочки общая цель, общий образ жизни, схожие надежды, страхи и верования. При этом, как ни странно, у них совершенно разные характеры. Стивен, по-моему, человек большой эрудиции, но абсолютно неуверенный в себе: ему крайне важно мнение окружающих и не хватает нравственной силы. У Сандры же узкие и средневековые взгляды на жизнь, она может быть предана до фанатизма и отважна до безрассудства.
— А мне, — вступила Айрис, — Стивен всегда казался напыщенным и глупым.
— Ну, глупым его не назовешь. Он один из тех несчастных, кто добился успеха.
— Несчастных?
— Почти все успешные люди несчастны. Потому и добились успеха — им нужно было себе что-то доказывать и добиваться результата, который заметит весь мир.
— Какие странные мысли приходят тебе в голову, Энтони.
— Ты поймешь, что я прав, если хорошенько подумаешь. Счастливых людей ждет провал — им с собой так хорошо, что на все остальное им плевать. Возьми хоть меня. Обычно со счастливыми легко иметь дело — опять же, как со мной.
— Какого ты хорошего о себе мнения...
— Просто обращаю твое внимание на мои сильные стороны, если ты сама их не заметила.
Айрис засмеялась. Настроение у нее улучшилось. Страхи и уныние исчезли. Она посмотрела на часы.
— Идем к нам, попьем чаю и позволим другим людям насладиться твоим легким обществом.
Энтони покачал головой.
— Не сегодня. Мне надо возвращаться.
Айрис резко повернулась в его сторону:
— Почему ты никогда к нам не заходишь? Есть какая-то причина?
Энтони пожал плечами:
— Скажем так, у меня свой взгляд на гостеприимство. Твой зять меня не сильно жалует — он ясно дал это понять.
— О Джордже не беспокойся. Вполне достаточно, что тебя приглашаем я и тетя Лусилла — она такая прелесть, обязательно тебе понравится.
— Не сомневаюсь в этом, но приглашение все равно не принимаю.
— Когда была жива Розмари, ты к нам приходил.
— Тогда, — заметил Энтони, — все было иначе.
К сердцу Айрис словно прикоснулась рука холода.
— А почему ты приехали сегодня? — спросила она. — У тебя дела в этой части света?
— Да, и очень важные, они касаются тебя. Я приехал кое о чем тебя спросить, Айрис.
Холодная рука исчезла. Вместо нее возник легкий трепет, тревожное волнение, так хорошо известное женщинам с незапамятных времен. На лице Айрис отразилось любопытство вперемешку с непониманием — такое выражение могло быть и у ее прабабушки за пару минут до того, как она воскликнула: «Ах, господин Икс, это так неожиданно!»
— О чем?
Она повернула свое на диво невинное личико к Энтони. Тот смотрел на нее строго, почти сурово.
— Ответь, Айрис, только честно. Вот мой вопрос: ты мне доверяешь?
Она отпрянула, потому что ждала другого вопроса. Он это понял.
— Думала, я спрошу что-то другое? Но это очень важный вопрос, Айрис. Сейчас для меня — самый важный. Я его повторю. Ты мне доверяешь?
Она на секунду замешкалась, но потом, опустив глаза, сказала:
— Да.
— Тогда еще один вопрос. Ты готова поехать в Лондон и тайно вступить со мной в брак?
Айрис уставилась на него.
— Нет. Как такое возможно?
— Ты не можешь выйти за меня замуж?
— Так — не могу.
— Но ведь ты меня любишь. Любишь?
— Да, — услышала она собственный голос, — люблю, Энтони.
— Но выйти за меня в церкви Святой Элфриды, в Блумсбери, не хочешь — я пару месяцев жил на территории этого прихода и могу вступить там в брак в любое время.
— Но так выходить замуж я не могу! Джордж жутко расстроится, а тетя Лусилла меня никогда не простит. К тому же я несовершеннолетняя — мне всего восемнадцать[19].
— Про возраст придется соврать. Не знаю, что мне будет за брак с несовершеннолетней без разрешения ее опекуна... Кстати, кто твой опекун?
— Джордж. Он же распорядитель моего имущества.
— Не важно, как меня накажут, но расторгнуть наш брак будет нельзя, а это для меня самое главное.
Айрис покачала головой.
— Не могу. Нельзя быть такой жестокой. И вообще, зачем эта тайна? Какой в этом смысл?
— Поэтому я и спросил, доверяешь ли ты мне. Если да, положись на меня — а смысл есть. Так будет проще. Впрочем, не важно.
— Если бы Джордж знал тебя чуть лучше... — робко сказала Айрис. — Идем к нам. Дома сейчас только он и тетя Лусилла.
— Правда? А мне показалось... — он помолчал. — Когда я поднимался по холму, то увидел человека, он шел в сторону вашего дома... забавно, что я его узнал... — он заколебался. — Мы когда-то встречались.
— Верно, я забыла, Джордж сказал, что ждет гостя.
— Человека, которого я увидел, зовут Рейс. Полковник Рейс.
— Вполне возможно. Про полковника Рейса Джордж что-то говорил. Он был приглашен на ужин в тот день, когда Розмари... — Голос ее задрожал, она смолкла. Энтони взял ее за руку.
— Не надо об этом вспоминать, милая. Знаю, было страшно.
Айрис покачала головой.
— Ничего не могу с собой поделать. Энтони...
— Да?
— Тебе не приходило в голову... никогда не казалось... — она не могла подобрать нужные слова. — Ты никогда не думал, что никакого самоубийства не было? Что Розмари просто... убили?
— Господи, Айрис, с чего ты это взяла?
Она не ответила, но настойчиво повторила:
— Тебе никогда не приходило это в голову?
— Конечно, нет. Разумеется, это было самоубийство.
Айрис промолчала.
— Кто навел тебя на эту мысль?
Она уже готова была раскрыть ему невероятную историю Джорджа, но все-таки сдержалась.
— Просто сама пришла в голову, — медленно произнесла она.
— Вот и выкинь ее из головы, моя неразумная кошечка, — Энтони чуть приподнял девушку и легонько поцеловал в щеку. — Неразумная испуганная кошечка. Забудь о Розмари. Думай только обо мне.
Глава 4
Попыхивая трубкой, полковник Рейс задумчиво поглядывал на Джорджа Бартона. Он помнил его еще мальчишкой — дядя Джорджа был загородным соседом Рейсов. Разница в возрасте между мужчинами составляла лет двадцать. Полковнику было за шестьдесят — высокий, прямой, с военной выправкой, загорелый, ежик седых волос, темные проницательные глаза.
Эти двое никогда не были особенно близки, но Бартон остался в памяти Рейса, как «молодой Джордж», один из тех туманных персонажей, с кем связаны «былые времена».
В эту минуту полковник думал: он и понятия не имеет, что за человек этот «молодой Джордж». В последние годы они изредка встречались, но у них практически не было точек соприкосновения. Рейс был непоседой, этаким «строителем империи» — почти всю жизнь провел за пределами Англии. А Джордж — ярко выраженный горожанин. Их ничто не связывало, и когда они встречались, могли лишь обменяться пресными воспоминаниями об «ушедших днях», а потом повисала неловкая тишина. Полковник не был мастером вести светскую беседу; романисты прежнего поколения вполне могли бы писать с него своих неразговорчивых, но крепких духом героев.
И сейчас Рейс думал: почему «молодой Джордж» так настаивал на их встрече? За год, прошедший со дня их последней встречи, Джордж Бартон заметно изменился. Он всегда производил впечатление зануды — осторожный, практичный, лишенный фантазии. И вот с ним явно что-то произошло. Какая-то нервозность, кошачьи повадки... У него уже три раза гасла сигара, что было совсем на него не похоже.
Рейс вынул трубку изо рта.
— Итак, молодой Джордж, что-то случилось?
— Вы правы, Рейс, — случилось. И мне очень нужен ваш совет — а возможно, и помощь.
Полковник кивнул, выражая готовность слушать.
— Почти год назад я пригласил вас отужинать с нами в Лондоне, в ресторане «Люксембург». Но вы в последнюю минуту отбыли за границу.
Рейс снова кивнул:
— В Южную Африку.
— Во время того ужина моя жена умерла.
Рейс поерзал в кресле.
— Знаю. Читал в газетах. Сейчас не стал выражать вам по этому поводу соболезнования — к чему сыпать соль на рану? Но, конечно же, старина, я вам сочувствую.
— Да, спасибо. Но дело вовсе не в этом. Предполагалось, что моя жена покончила жизнь самоубийством.
Рейс сразу выделил ключевое слово. Брови его поднялись.
— Предполагалось?
— Вот, прочитайте.
Джордж Бартон передал собеседнику два письма. Брови Рейса поднялись еще выше.
— Анонимные?
— Да. Но я им верю.
Рейс медленно покачал головой.
— Это весьма опасно. Вы не представляете себе, сколько злобных и лживых писем пишется после любого события, которое попало в прессу.
— Знаю. Но эти письма не были написаны тогда — они написаны шесть месяцев спустя.
Рейс кивнул.
— Это несколько меняет дело. И кто, по-вашему, мог их написать?
— Не знаю. Да особенно и не хочу знать. Главное — я верю тому, что в них написано. Мою жену убили.
Рейс отложил трубку. Выпрямился в кресле.
— Почему вы так считаете? Вы что-то подозревали уже тогда? Что-то подозревала полиция?
— Тогда я был ошеломлен, совершенно выбит из колеи. И просто согласился с заключением следствия. Жена переболела гриппом, была подавлена. Других версий не выдвигалось — только самоубийство. Вещество обнаружили у нее в сумочке.
— Какое вещество?
— Цианид.
— Да, помню. Она приняла его вместе с шампанским.
— Точно. И тогда объяснение казалось простым и понятным.
— Она никогда не заводила разговор о самоубийстве?
— Нет. Розмари, — добавил Джордж Бартон, — любила жизнь.
Рейс кивнул. Жену Джорджа он видел лишь однажды. Пустоголовая красотка — вот какое впечатление осталось после той встречи. Конечно же, меланхолия таким не свойственна.
— А медицинское заключение — в каком душевном состоянии она была и тому подобное?
— Семейный доктор Розмари — пожилой человек, знающий сестер Марль с детства, — в то время совершал какой-то круиз. И от гриппа Розмари лечил его партнер, доктор помоложе. Насколько помню, он сказал, что после такой формы гриппа человек часто впадает в тяжелую депрессию.
Джордж помолчал, потом продолжил:
— С семейным врачом Розмари я поговорил позже — когда получил эти письма. Понятно, что о письмах я ему ничего не сказал, просто хотел выяснить, что же произошло. И он сказал мне, что происшедшее весьма и весьма его удивило. Ему бы такое и в голову не пришло, у Розмари не было ни малейшей склонности к самоубийству. Из этого следует, добавил он, любой пациент, даже хорошо тебе известный, способен удивить и совершить поступок, которого от него никак не ждешь.
Джордж умолк, потом заговорил снова:
— После разговора с ним я понял, что совершенно не верю в самоубийство Розмари. Все-таки я очень хорошо ее знал. Конечно, у нее бывали бурные приступы недовольства. Какие-то вещи ее изматывали, порой она действовала поспешно и необдуманно, но покончить со всем раз и навсегда — это было совершенно не в ее духе.
Рейс не без смущения пробурчал:
— А помимо депрессии, как таковой, мог у нее быть другой мотив для самоубийства? Может, было что-то конкретное, отчего она страдала?
— Я... нет... она бывала иногда раздраженной.
Избегая взгляда собеседника, Рейс спросил:
— А мелодрама была ей свойственна? Я видел ее лишь однажды. Но есть люди, которым попытка самоубийства будоражит кровь — обычно, когда они с кем-то поссорились. Возникает такой детский мотив: «Вы еще об этом пожалеете!»
— Мы с Розмари не ссорились.
— Понятно. Я бы сказал, что цианистый калий несовместим с подобными попытками. Не та вещь, с которой можно безобидно дурачиться, это всем известно.
— И еще. Задумай Розмари свести счеты с жизнью, вряд ли она избрала бы такой способ: болезненный, уродливый... Скорее ей подошла бы большая доза снотворного.
— Согласен. А откуда у нее цианид — об этом что-то известно?
— Нет. Как-то она останавливалась у знакомых за городом, и они пытались разорить осиное гнездо. Предположили, что тогда к ней и могли попасть кристаллы цианистого калия.
— Да, сейчас раздобыть цианистый калий нетрудно. Он есть у многих садовников.
После паузы Рейс продолжил:
— Позволю себе обобщить услышанное. Ничто не указывало на склонность к самоубийству или намерение его совершить. Свидетельств в пользу этой версии нет. С другой стороны, не было никаких улик, наводящих на мысль об убийстве, иначе полиция обратила бы на них внимание. В отсутствии бдительности ее не упрекнешь.
— Да, сама идея убийства казалась какой-то фантастикой.
— Но полгода спустя никакой фантастики вы тут не видите?
— Мне кажется, — медленно заговорил Джордж, — что результат расследования не устраивал меня с самого начала. Похоже, я внутренне был готов к тому, что содержимое этих писем — когда и если они появятся — меня не сильно удивит.
— Понятно, — Рейс снова кивнул. — Что ж, выкладывайте. Кого вы подозреваете?
Джордж подался вперед, лицо его дернулось.
— В этом-то и ужас положения. Если Розмари убили, это сделал один из тех, кто сидел в тот вечер за столом, один из наших друзей. Больше к столу никто не подходил.
— А официанты? Кто разливал вино?
— Чарльз, старший официант в «Люксембурге». Знаете Чарльза?
Рейс согласно кивнул. Чарльза знали все. Чтобы тот намеренно отравил клиента — представить себе такое просто невозможно.
— А обслуживал нас Джузеппе. Мы хорошо его знаем. Я бываю в «Люксембурге» много лет. Все эти годы меня обслуживал именно он. Это веселый и симпатичный человек.
— Значит, переходим к гостям. Кто сидел за столом?
— Стивен Фарради, член парламента. Его жена, леди Александра Фарради. Моя секретарша, Рут Лессинг. Некто Энтони Браун, сестра Розмари Айрис и я. Всего семь человек. Мы хотели, чтобы их было восемь, и восьмым должны были быть вы. Когда стало известно, что вас не будет, мы уже не смогли найти подходящую замену.
— Понятно. Так кто же, на ваш взгляд, это сделал?
— Не знаю! — выкрикнул Джордж. — Говорю же вам, что не знаю. Если бы я...
— Хорошо, ладно. Просто я думал, что вы подозреваете кого-то конкретно. Ну, особых сложностей я тут не предвижу. Как вы сидели — начиная с вас?
— Справа от меня сидела Сандра Фарради. Дальше — Энтони Браун. За ним — Розмари. Потом — Стивен Фарради, Айрис, а слева от меня сидела Рут Лессинг.
— Ясно. А в начале вечера ваша жена шампанское уже пила?
— Да. Бокалы наполняли несколько раз. Все случилось, когда на сцене было кабаре. Шум, громкая музыка, чернокожие танцовщики и танцовщицы, мы сидели и смотрели на них. Она сползла на стол как раз перед тем, как зажегся свет. Может быть, вскрикнула, пыталась судорожно глотнуть воздух — но никто ничего не слышал. Доктор сказал, что смерть наступила практически мгновенно. Слава богу, что так.
— Вы правы. Что ж, Бартон, по чисто внешним признакам все совершенно ясно.
— То есть?
— Конечно, это Стивен Фарради. Он сидел от нее справа. Ее бокал с шампанским стоял возле его левой руки. Свет притушен, общее внимание на сцену — ничто не мешало ему подсыпать яд в бокал. Ни у кого другого такой возможности не было. Я знаю столы в «Люксембурге». Они достаточно широкие, едва ли кто-то мог наклониться через стол — это было бы заметно, даже в полумраке. И к тому, кто сидел от Розмари слева, это тоже относится. Как он мог что-то положить в ее бокал? Тянуться прямо перед ней? Есть еще один вариант, но давайте начнем с того, что лежит на поверхности. Стивен Фарради, член парламента, — у него были причины разделаться с вашей женой?
Джордж ответил приглушенным голосом:
— Они... они были близкими друзьями. Если... если, к примеру, Розмари его отвергла, возможно, он хотел ей отомстить.
— Ну, это какая-то мелодрама. Другого мотива предложить не можете?
— Нет, — ответил Джордж.
Лицо его густо покраснело. Рейс взглянул на него и тут же отвел глаза. Потом продолжил:
— Давайте изучим возможность номер два. Одна из женщин.
— Почему женщина?
— Дорогой Джордж, причина очень проста. За столом семь человек, четыре женщины и трое мужчин, три пары уходят танцевать, а одна из дам остается за столом в одиночестве. Ведь танцевали все?
— О, да.
— Прекрасно. Вспомните, какая из дам перед выступлением кабаре сидела за столом одна?
Джордж задумался.
— Было такое. Последней без пары осталась Айрис, а до этого — Рут.
— Не помните, когда ваша жена пила шампанское в последний раз?
— Надо подумать... она танцевала с Брауном. Когда вернулась, сказала, что ей пришлось изрядно постараться — ведь Браун танцор хоть куда. Потом выпила вино из своего бокала. Через несколько минут заиграли вальс, и она пошла танцевать со мной — знала, что единственный танец, который я могу сносно танцевать, — это вальс. Фарради танцевал с Рут, леди Александра — с Брауном. Айрис сидела одна. Сразу после вальса на сцену вышло кабаре.
— Тогда поговорим о сестре вашей жены. После ее смерти девушка что-то унаследовала?
Джордж вспыхнул.
— Дорогой Рейс, это просто чушь. Год назад Айрис была еще ребенком, ходила в школу.
— Я знаю двух школьниц, которые совершили убийство.
— При чем тут Айрис? Она любила Розмари всей душой!
— Не кипятитесь, Бартон. Значит, физическая возможность у нее была. Теперь вопрос: был ли у нее мотив? Я полагаю, ваша жена была человеком состоятельным. Кому отошли ее деньги — вам?
— Нет, Айрис. Через доверительный фонд.
Джордж объяснил, как предполагалось распорядиться деньгами, и Рейс выслушал его самым внимательным образом.
— Любопытно. Одна сестра богатая, а другая бедная. Кое-кому такое покажется несправедливым.
— Сомневаюсь, что это относится к Айрис.
— Возможно, но выходит, что мотив у нее был. Сейчас мы к этому вернемся. У кого еще был мотив?
— Ни у кого. Абсолютно ни у кого. Уверен, врагов у Розмари не было. Я ведь пытался в этом разобраться, расспрашивал людей, пытался докопаться до истины. Я даже снял дом по соседству с Фарради, чтобы...
Он осекся. Рейс взял трубку и спокойно принялся ее чистить.
— Может, расскажете все начистоту, молодой Джордж?
— То есть?
— Вы что-то скрываете — это видно невооруженным глазом. Одно дело — защищать репутацию жены, и совсем другое — выяснять, убили ее или нет. Если вас больше интересует второе, придется выложить все, что вам известно.
Наступила тишина.
— Хорошо, — сказал Джордж приглушенным голосом. — Будь по-вашему.
— У вас есть основания полагать, что у жены был любовник, так?
— Да.
— Стивен Фарради?
— Не знаю! Клянусь — не знаю! Может, он, а может, Браун. Понять это я не мог. Это был какой-то кошмар.
— Расскажите, что вам известно об Энтони Брауне. Забавно, но, кажется, это имя я слышал.
— Мне о нем ничего не известно. Не только мне — никому. Это красивый занятный малый, но никто о нем ничего не знает. Вроде бы американец, но говорит без акцента.
— Возможно, о нем есть сведения в посольстве. Только в каком?
— Понятия не имею. Скажу вам правду, Рейс. Она писала письмо, а я... потом прочитал его оттиск на втором листе. Письмо любовное, сомнений нет — но имени там не было.
Рейс предусмотрительно отвел глаза в сторону.
— Это уже пища для размышлений. Например, появляется мотив у леди Александры — если у ее мужа был роман с вашей женой. Она из тех, кто живет напряженной внутренней жизнью.
Тихий омут, вещь в себе. Такие в трудную минуту способны на убийство. Видите, уже кое-что. Значит, есть загадочный Браун, есть Фарради и есть его жена, да еще и молодая Айрис Марль. А что насчет оставшейся дамы, Рут Лессинг?
— Рут здесь вообще ни при чем. По крайней мере, никакого мотива у нее быть не могло.
— Ваша секретарша? А что она за человек?
— Самое дорогое для меня существо на свете, — заговорил Джордж с энтузиазмом. — Фактически член семьи. Моя правая рука... нет человека, которого я ценю выше, которому доверяю больше.
— Вы к ней привязаны, — констатировал Рейс, задумчиво глядя на собеседника.
— Я ей предан. Эта девушка, Рейс, — настоящая находка. Я полностью на нее полагаюсь. Честнейшее и милейшее существо.
Рейс хмыкнул и не стал развивать эту тему. Никоим образом он не дал Джорджу понять, что в графе «Мотив» поставил против имени Рут Лессинг жирную галочку. У «самого дорогого существа на свете» могли быть очень серьезные причины для того, чтобы отправить госпожу Джордж Бартон на тот свет. Например, элементарная корысть — самой в ближайшем будущем стать госпожой Бартон. Не исключено, что она искренне влюблена в своего работодателя. Но мотив отправить Розмари в мир иной у этой дамы был.
Вслух же он сказал:
— Вам, наверное, приходило в голову, что хороший мотив был у вас самого.
— У меня? — на лице Джорджа отразилось изумление.
— Вспомните Отелло и Дездемону.
— Понятно. Но у нас с Розмари все было не так. Разумеется, я ее обожал, но всегда знал — с какими-то вещами мне придется мириться. Не скажу, что она не была ко мне привязана, — была. Очень привязана, всегда нежна со мной. Но я ведь редкий зануда, от этого никуда не деться. Какая со мной романтика? Короне, когда я принял решение на ней жениться, то понимал: жизнь моя не будет сплошь медом и сахаром. Да и она меня об этом предупредила. Конечно, когда у нее кто-то появился, мне было больно, но предположить, что я мог бы ее хоть пальцем тронуть...
Он помолчал, потом продолжил, совершенно другим тоном:
— Если бы ее убил я, какой мне резон теперь все это разгребать? Официально — это самоубийство, шумиха улеглась, все обо всем забыли. Надо быть полным идиотом...
— Совершенно верно. Поэтому всерьез я вас и не подозреваю, дорогой друг. Будь вы убийца и окажись в ваших руках эти письма, вы бы их тихонечко сожгли и сидели себе спокойно. Теперь переходим к самой занимательной части нашего расследования. Кто написал эти письма?
— Что? — Джордж даже вздрогнул. — Понятия не имею.
— То есть вам это не так интересно. Но это очень интересно мне. Это первый вопрос, который я вам задал. Насколько я понимаю, их едва ли написал убийца. Зачем ему рубить сук, на котором он сидит, ведь все, как вы говорите, улеглось, версия о самоубийстве была официально признана. Так вот — кому понадобилось проводить раскопки?
— Слугам? — туманно предположил Джордж.
— Возможно. Если так, каким слугам, что им известно? У Розмари была наперсница?
Джордж покачал головой:
— Нет. Тогда у нас работала повариха, госпожа Паунд, она и сейчас с нами, и еще две служанки. Но они ушли, проработав у нас недолго.
— Что ж, Бартон, если вам нужен мой совет — как я понимаю, нужен, — я бы сказал: надо как следует подумать. С одной стороны, есть очевидный факт — Розмари умерла. Вернуть ее из царства мертвых не удастся, как ни старайся. Улик, указывающих на самоубийство, недостаточно — но нет и улик, очевидно говорящих об убийстве. Допустим, Розмари убили — сделаем такое допущение, — готовы ли вы во всем этом копаться? Вас ждут неприятные откровения, публичная стирка грязного белья, романы вашей жены станут достоянием гласности...
Джордж Бартон поморщился и гневно воскликнул:
— По-вашему, я должен позволить какой-то скотине выйти сухим из воды? Этому олуху Фарради с его напыщенными речами и драгоценной карьерой? И при всем этом — трусливому убийце?
— Просто вы должны понимать, что повлечет за собой такое расследование.
— Мне нужно знать правду.
— Прекрасно. Тогда с этими письмами надо идти в полицию. Скорее всего, они легко найдут их автора и выяснят, что ему известно. Но имейте в виду — если эту машину запустить, остановить ее будет невозможно.
— Ни в какую полицию я не пойду. Именно поэтому я обратился к вам. Я хочу расставить для убийцы ловушку.
— Какую еще ловушку?
— Объясняю: я собираю вечеринку в «Люксембурге». Хочу пригласить и вас. Там будут все те же: чета Фарради, Энтони Браун, Рут, Айрис и я. Я все продумал.
— Что же именно?
Джордж издал короткий смешок.
— Это моя тайна. Я все испорчу, если скажу кому-то заранее — даже вам. Я хочу, чтобы вы пришли туда без предвзятого мнения — и посмотрим, что произойдет.
Рейс резко подался вперед. Голос его неожиданно зазвенел.
— Мне это не нравится, Джордж. Романтические мелодрамы хороши для книг. Идите в полицию — там работают люди, которые вам нужны. Они знают, как решать такие проблемы. Это профессионалы. Устраивать любительский спектакль в мире криминала не рекомендуется.
— Поэтому я и хочу, чтобы там были вы. Вы же не любитель.
— Дорогой друг, вы намекаете на мой опыт работы в разведке — и при этом хотите держать меня в неведении?
— Это необходимо.
Рейс покачал половой:
— Извините. Я вынужден отказаться. Ваш план мне не нравится, и участвовать в нем я не буду. И вам советую быть разумным мальчиком и отказаться от него.
— Нет, не откажусь. Я все продумал.
— Что за глупое упрямство? Я в таких спектаклях разбираюсь лучше вас. И ваша затея мне не нравится. У вас ничего не получится. К тому же она может оказаться просто опасной. Вы об этом подумали?
— Конечно, кое для кого она будет очень даже опасной.
Рейс вздохнул.
— Вы не понимаете, во что ввязываетесь. Что ж, я вас предупредил. Последний раз прошу — откажитесь от этой вашей головоломки.
Но Джордж Бартон решительно покачал головой.
Глава 5
Утро второго ноября выдалось сырым и мрачным. В гостиной дома на Элвастон-сквер стояла такая полутьма, что к завтраку пришлось зажигать свет.
Обычно Айрис завтракала кофе с тостами в своей комнате наверху, но в этот раз она спустилась в гостиную и сидела, похожая на привидение, гоняя по тарелке недоеденную пищу. Джордж нервно шуршал газетой, а на другом краю стола Лусилла Дрейк рыдала в платок.
— Мой мальчик совершит что-то ужасное, я знаю. Он такой чувствительный — и если он пишет, что речь идет о жизни и смерти, значит, так оно и есть.
Шурша газетой, Джордж резко заметил:
— Прошу вас, Лусилла, не беспокойтесь. Я ведь сказал, что приму меры.
— Знаю, дорогой Джордж, вы бесконечно добры. Просто я чувствую — задержка может иметь роковые последствия. Вы говорите, что надо навести справки, а на это уйдет столько времени.
— Нет, все будет сделано быстро.
— Он написал: «Третье — крайний срок», а завтра уже третье. Если что-то случится с моим мальчиком, я никогда себе этого не прощу.
— Не случится, — Джордж отхлебнул кофе из чашки.
— А тут еще пересчет моей ссуды...
— Лусилла, я же сказал: предоставьте это мне.
— Не беспокойтесь, тетя Лусилла, — вмешалась Айрис. — Джордж все устроит. Это ведь не в первый раз.
— Было такое, но давно («Три месяца назад», — вставил Джордж). Тогда бедного мальчика обманули эти его дружки на ранчо, мошенники, каких свет не видывал.
Джордж вытер салфеткой усы, поднялся, легонько похлопал госпожу Дрейк по спине и вышел из комнаты.
— Не унывайте, дорогая. Рут пошлет телеграмму сейчас же.
Он вышел в коридор — за ним Айрис.
— Джордж, может, сегодняшнюю вечеринку стоит отменить? Тетя Лусилла так расстроена... Давай останемся дома, вместе с ней?
— Ни в коем случае! — Розовое лицо Джорджа даже побагровело. — Почему из-за этого молодого прохиндея все должны страдать? Это шантаж, шантаж в чистом виде. Будь моя воля, он не получил бы и пенса.
— Тетя Лусилла никогда на такое не согласится.
— Лусилла глупа, никогда не отличалась большим умом. От женщин, которые рожают после сорока, здравого смысла ждать не приходится. Портят своих чад с самой колыбели, потакают всем их желаниям. Если бы Виктору хоть раз сказали: сам кашу заварил, сам и расхлебывай, — он мог бы вырасти нормальным человеком. Не спорь со мной, Айрис. До вечера я что-то придумаю, чтобы Лусилла легла спать со спокойным сердцем. Будет нужно, возьмем ее с собой.
— Нет, рестораны она терпеть не может, бедняжку там сразу клонит в сон. И ей там душно, а от табачного дыма у нее разыгрывается астма.
— Знаю. Это я пошутил. Иди и подбодри ее, Айрис. Скажи, что все будет в порядке.
Он повернулся и вышел. Айрис уже хотела вернуться в гостиную, но зазвонил телефон.
— Алло? Кто? — Лицо ее, только что безнадежно бледное, вдруг засияло. — Энтони!
— Он самый. Я звонил вчера, но не дозвонился. Ты что, занялась обработкой Джорджа?
— То есть?
— Джордж просто вцепился мне в горло со своим приглашением на вашу сегодняшнюю вечеринку. Ведь его обычный стиль — «руки прочь от моей прелестной подопечной»! А тут все наоборот. Категорически настаивает, чтобы я приехал. Я решил, что это ты деликатно на него повлияла.
— Нет, я здесь ни при чем.
— Что же, он просто так взял и сменил гнев на милость?
— Не совсем. Просто...
— Алло? Ты куда-то пропала.
— Нет, я здесь.
— Ты что-то начала говорить, я прослушал. В чем дело, моя милая? Слышу, как ты дышишь в трубку... Что-то случилось?
— Нет, ничего. Завтра я буду в полном порядке. Вообще завтра в порядке будет все.
— Восторгаюсь твоей верой. Знаешь поговорку «Не кормите нас завтраками»?
— Зачем ты...
— Айрис, что-то случилось?
— Нет, ничего. Просто не могу тебе сказать. Я дала обещание.
— Говори, моя девочка.
— Нет... не могу. Энтони, ты ответишь на мой вопрос?
— Если смогу.
— Ты... был влюблен в Розмари?
Короткая пауза, потом смешок.
— Вот оно что. Да, Айрис, я был немного влюблен в Розмари. Сама знаешь, какая она была прелестная. Но однажды я с ней разговаривал и вдруг увидел, как по лестнице спускаешься ты. И в эту минуту все мое чувство к ней исчезло, куда-то улетучилось. Ты затмила собой весь мир. Вот тебе холодная истина — без прикрас. Так что не мучайся этими мыслями. Даже у Ромео, пока он не влюбился по уши в Джульетту, была Розалина.
— Спасибо, Энтони. Я рада это слышать.
— Тогда вечером увидимся. Сегодня твой день рождения?
— На самом деле мой день рождения — через неделю. Но сегодняшняя вечеринка — по его поводу.
— Ты говоришь об этом без восторга.
— Никакого восторга и нет.
— Надеюсь, Джордж понимает, что делает, но по мне это полное безумие — устраивать вечеринку там же, где...
— Ну, я в «Люксембурге» с тех пор, после Розмари, уже несколько раз была... От него никуда не денешься.
— Конечно, да оно и к лучшему. Я приготовил тебе подарок ко дню рождения, Айрис. Надеюсь, тебе понравится. Au revoir[20].
Он повесил трубку, и Айрис направилась к Лусилле Дрейк — убедить ее, успокоить и утешить.
Джордж приехал на работу и первым делом велел позвать Рут Лессинг. Едва она вошла, спокойная и улыбающаяся, в элегантном пиджаке и юбке, морщины беспокойства на его лице разгладились.
— Доброе утро.
— Доброе утро, Рут. Опять неприятности. Вот, посмотрите.
Она взяла из его рук телеграмму.
— Опять этот Виктор Дрейк!
— Да, чтоб ему неладно было.
С телеграммой в руке она на миг погрузилась в собственные мысли. Узкое загорелое лицо, когда смеется, появляются морщинки у носа... Насмешливый голос: «Такие девушки выходят замуж за босса»... Все это вспомнилось так живо, словно было вчера...
Голос Джорджа вернул ее к действительности.
— Мы его выпроводили около года назад?
Она задумалась.
— Пожалуй, так. Насколько я помню, 27 октября.
— Вы не устаете меня поражать! Какая память!
«У меня есть свои причины хорошо помнить эту дату», — сказала себе Рут. Ведь именно под влиянием Виктора Дрейка она по-новому отнеслась к беззаботному щебету Розмари по телефону и поняла: жену своего работодателя она ненавидит.
— Нам еще повезло, — заметил Джордж, — что он столько времени не проявлялся. Хотя три месяца назад нам пришлось выложить пятьдесят фунтов.
— А теперь он просит триста фунтов!
— Да. Но он столько не получит. Надо, как обычно, навести справки.
— Я свяжусь с господином Огилви.
Александр Огилви был их агентом в Буэнос-Айресе — расчетливый и практичный шотландец.
— Да. Пошлите телеграмму. Его матушка, как всегда, в страданиях. На грани истерики. Так не вовремя — ведь сегодня у нас вечеринка...
— Хотите, чтобы я посидела с ней?
— Нет, — решительно отмел он это предложение. — Ни в коем случае. Я хочу, Рут, чтобы вечером вы были рядом. Вы мне нужны, — Джордж взял ее за руку. — Вы совершенно не думаете о себе.
— Я бы этого не сказала. — Улыбнувшись, она предложила: — Может, связаться по телефону с господином Огилви? К вечеру у нас будет полная ясность.
— Хорошая мысль. Затраты наверняка окупятся.
— Займусь этим сейчас же.
Рут мягко высвободила руку и вышла.
А у Джорджа были свои неотложные дела. В половине первого он вышел из дому, сел в такси и поехал в «Люксембург».
Навстречу ему вышел Чарльз, пресловутый и всем известный старший официант, и улыбнулся в знак приветствия, чуть склонив свою величественную голову.
— Доброе утро, господин Бартон.
— Доброе утро, Чарльз. Для вечера у нас все готово?
— Надеюсь, сэр, вы будете удовлетворены.
— Тот же столик?
— Средний в алькове, если не ошибаюсь?
— Да, и вы помните насчет дополнительного места?
— Все сделано, как вы просили.
— Вы приготовили розмарин?
— Да, господин Бартон. Боюсь, украшение из него не бог весть какое. Может, добавить каких-нибудь красных ягод или, скажем, хризантем?
— Нет, нет — только розмарин.
— Как скажете, сэр. Хотите посмотреть меню? Джузеппе!
Чарльз щелкнул большим и средним пальцами — и рядом
мгновенно возник маленький улыбчивый итальянец в летах.
— Меню для господина Бартона.
Тут же появилось меню. Устрицы, бульон, палтус «Люксембург», куропатка, груша в красном вине, куриная печень в беконе.
Джордж окинул меню равнодушным взглядом.
— Да, все отлично.
Он вернул меню, и Чарльз провел его к выходу.
Чуть понизив голос, он произнес:
— Знаете, господин Бартон, мы очень признательны вам за то, что вы к нам вернулись.
На лице Джорджа появилась улыбка — слегка жутковатая.
— О прошлом надо забывать, — сказал он. — Прошлым не проживешь. Что было, то прошло.
— Вы совершенно правы, господин Бартон. Вы знаете, как мы были потрясены и опечалены случившимся. Надеюсь, мадемуазель будет счастлива в свой день рождения, и все пройдет так, как вы желаете.
Чарльз изысканно откланялся — и тут же рассерженным оводом налетел на какого-то младшего официанта, который не так накрывал столик у окна.
Джордж с кривой улыбочкой на губах вышел из ресторана. Сочувствовать «Люксембургу» — для этого у него просто не хватало воображения.
Конечно же, ресторан не виноват, что Розмари решила свести счеты с жизнью именно здесь — или кто-то решил убить ее именно здесь. И, конечно же, «Люксембургу» было от этого не легче. Но Джордж, как большинство людей, одержимых какой-то идеей, мог думать только об этой идее.
Он пообедал в клубе и отправился на собрание директоров. Возвращаясь на работу, из телефона-автомата позвонил по номеру в Майда-Вейл, в западной части Лондона, и вышел из будки со вздохом облегчения. Все шло по плану.
Когда он вернулся на работу, к нему сразу подошла Рут:
— Насчет Виктора Дрейка.
— Да?
— Боюсь, новости малоприятные. Возможно уголовное дело. Он какое-то время прикарманивал деньги компании.
— Это сказал Огилви?
— Да. Я связалась с ним утром, он перезвонил мне десять минут назад. Говорит, что Виктор совсем обнаглел.
— Ясное дело!
— Но Огилви добавил, что если деньги вернутся, дела заводить не будут. Старший партнер компании так и сказал господину Огилви. Речь идет о сумме в сто шестьдесят пять фунтов.
— Значит, на этой операции молодой Виктор хотел обогатиться на сто тридцать пять фунтов чистыми?
— Получается, что так.
— Ну, тут он прогадал, — сказал Джордж с мрачным удовлетворением.
— Я поручила господину Огилви решить этот вопрос. Верно?
— Лично я был бы рад видеть этого мошенника в тюрьме — но приходится думать о его матери. Ослеплена любовью к сыну, наивная душа. И молодой Виктор снова выходит сухим из воды.
— Какой вы замечательный, — вырвалось у Рут.
— Я?
— Вы самый лучший мужчина в мире.
Эти слова тронули Джорджа. Услышать их было лестно, он даже смутился. Взволнованный, он взял ее руку и поцеловал.
— Моя дорогая Рут. Вы — мой самый лучший друг. Что бы я делал без вас?
Они стояли совсем близко друг к другу.
«Я могла бы быть с ним счастлива, — подумала она. — И сделала бы его счастливым. Если бы только...»
«Может, послушаться совета Рейса, — подумал он. — И забыть обо всей этой истории? Может, так будет лучше?»
Но колебание было минутным, и вслух он сказал:
— Жду вас в половине десятого в «Люксембурге».
Глава 6
Приехали все.
Джордж облегченно перевел дух. До последней минуты он опасался, что кто-то подведет, но приехали все. Стивен Фар-ради, высокий, с ровной спиной, несколько манерный. Сандра Фарради — строгое платье из черного бархата, на шее изумрудное колье. В ней чувствовалась порода. Она держалась совершенно естественно, выглядела даже изящнее, чем обычно. Рут тоже в черном, единственное украшение — брошь. Иссиня-черные волосы гладко зачесаны, шея и руки сияют белизной, у других дам кожа выглядела темнее. Рут — рабочая лошадка; на то, чтобы нежиться под солнцем и загорать, у нее просто нет времени. Их глаза встретились, и, увидев тревогу в его глазах, она улыбнулась в знак поддержки. На сердце у Джорджа полегчало. Верная, преданная Рут.
Рядом с ним сидела необычно тихая Айрис. Она была единственной, чей вид намекал: вечеринка необычная. Айрис была бледна, но каким-то образом эта бледность ей шла, создавая образ суровой и незыблемой красоты. На ней было прямое платье простого кроя, лиственного цвета. Последним пришел Энтони Браун; двигался он, как показалось Джорджу, крадучись, подобно хищнику — пантере или леопарду. Хорошие манеры едва ли были его сильным местом.
Итак, все они были здесь — все попались в расставленную Джорджем ловушку. Что ж, можно начинать...
Бокалы с коктейлями были опустошены. Все поднялись и через открытую арку прошли в собственно ресторан.
Танцующие пары, мягкий негритянский блюз, проворно снующие официанты.
Появился Чарльз и с улыбкой сопроводил их к столику. Он располагался в дальнем углу ресторана, в небольшом обрамленном аркой алькове, где стояли три столика: большой посредине и два маленьких, за каждым — два человека: желтолицый иностранец средних лет и белокурая красотка за одним, худощавый парень и девушка — за другим. Средний стол был зарезервирован для вечеринки Бартона.
Джордж, как радушный хозяин, рассадил всех по местам.
— Сандра, садитесь сюда, справа от меня. Рядом с Сандрой — Браун. Айрис, дорогая, эта вечеринка — в твою честь. Садись рядом со мной, а вы, Фарради, — рядом с Айрис. Теперь Рут...
Он замешкался — между Рут и Энтони оказался свободный стул, стол был накрыт на семерых.
— Мой друг Рейс задерживается. Он просил его не ждать. Когда придет, тогда и придет. Я хочу всех вас с ним познакомить — потрясающая личность, исколесил весь мир, будете слушать его с разинутыми ртами.
Айрис села на предложенный стул, понимая, что недовольна. Джордж разделил ее с Энтони нарочно. На ее месте, рядом со своим боссом, должна сидеть Рут. Получается, что Джордж все равно не доверяет Энтони, не любит его.
Она украдкой посмотрела на сидевшего через стол Энтони — тот хмурился, в ее сторону не смотрел. Потом колючим взглядом окинул стоявший рядом с ним пустой стул. И сказал:
— Хорошо, что придет еще один мужчина, Бартон. Мне, наверное, придется сняться пораньше. Ничего не поделаешь. Я тут встретил знакомого.
— Занимаетесь делами в часы досуга? — спросил Джордж с улыбкой. — Вы для этого слишком молоды, Браун. Хотя в чем состоят ваши дела, понятия не имею.
За столом в эту минуту как раз было тихо, и ответ Энтони прозвучал нарочито и вызывающе:
— Организованной преступностью, Бартон, я всегда отвечаю на этот вопрос именно так. Организация ограблений. Наводка. Специальное обслуживание с доставкой на дом.
Засмеявшись, Сандра Фарради сказала:
— Вы имеете отношение к оружию, господин Браун? Оружейный король — в наши дни злодей номер один.
Айрис увидела, что на миг глаза Энтони расширились от удивления. Но ответил он с легкостью:
— Только не выдавайте меня, леди Александра. Это ведь большая тайна. Кругом иностранные шпионы, так что лучше не болтать лишнего.
И он покачал головой, пародируя серьезность.
Официант унес тарелки из-под устриц.
Стивен пригласил Айрис на танец. Вскоре танцевать пошли все. Атмосфера разрядилась.
После двух-трех танцев партнером Айрис оказался Энтони.
— Джордж такой вредный, — сказала Айрис, — не захотел посадить нас вместе.
— Наоборот, спасибо ему. Я сижу напротив и могу все время на тебя смотреть.
— Ты ведь не уйдешь раньше?
— Все может быть.
Чуть позже он спросил:
— Ты знала, что будет полковник Рейс?
— Нет, понятия не имела.
— Странно это.
— Ты его знаешь? Да, ты же в тот раз говорил. — И после паузы: — А что он за человек?
— Никто толком не знает.
Они вернулись к столу. Там было скучно. Напряжение, которое вроде бы ослабло, воцарилось снова. Казалось, стол обрамлен натянутыми нервами. Только хозяин держался легко и непринужденно. Айрис заметила, что он глянул на часы.
Внезапно раздалась барабанная дробь — и свет погас. Из пола поднялись подмостки. Гости немного отодвинулись от столов, развернулись в сторону сцены. На ней появились танцоры — трое мужчин и три женщины. А с ними — мастер имитировать звуки. Поезд, паровой каток, самолет, швейная машинка, мычание коровы. Публика громко ему аплодировала. На смену им с показательным выступлением вышли Пенни и Фло, это был скорее спортивный танец. Их тоже наградили аплодисментами.
Еще одна группа музыкантов — «люксембургская шестерка». После их выступления включили свет.
Публика замигала.
И всех собравшихся за большим столом словно окатило волной облегчения. Казалось, все они подсознательно чего-то опасались — но ничего не произошло. Ведь когда свет зажегся в прошлый раз, за их столом оказался труп. И теперь прошлое окончательно ушло в прошлое, кануло в реку забвения. Тень трагедии, случившейся год назад, окончательно улетучилась.
Сандра, оживившись, повернулась к Энтони. Стивен перекинулся парой фраз с Айрис, к ним наклонилась и Рут. Только Джордж сидел и неподвижно смотрел перед собой — на незанятый стул. Место перед этим стулом было сервировано. В бокале искрилось шампанское. В любую секунду кто-то мог войти и сесть на этот стул...
Айрис толкнула его локтем в бок:
— Проснись, Джордж. Идем танцевать. Мы с тобой еще не танцевали.
Он встряхнулся, с улыбкой поднял бокал.
— Сначала тост — за молодую особу, чей день рождения мы сегодня празднуем, за Айрис Марль; пусть отбрасываемая ею тень растет не по дням, а по часам!
Все чокнулись и выпили, смеясь, снова пошли танцевать — Джордж и Айрис, Стивен и Рут, Энтони и Сандра.
Играл лихой джаз.
К столу вернулись все вместе — разгоряченные, довольные. Расселись по местам.
Внезапно Джордж подался вперед:
— Хочу вас кое о чем попросить. Примерно год назад все мы были здесь на вечеринке, которая окончилась трагически. Я не намерен ворошить прошлое, но и не хочу, чтобы Розмари была окончательно забыта. Поэтому предлагаю ее помянуть — чтобы память о ней не исчезла.
Он поднял бокал. Все послушно последовали его примеру. На каждом лице — маска вежливости.
— Помянем Розмари, — сказал Джордж.
Все поднесли бокалы к губам. Выпили.
Наступила пауза — внезапно Джорджа качнуло, он тяжело опустился на стул, судорожно схватился за горло, лицо побагровело, было видно, что ему нечем дышать.
Через полторы минуты он умер.