шли один за другим. Самому младшему, который еще жив, нет еще и семнадцати.
В голосе француженки было столько боли, что Лукреция готова была заплакать от жалости.
Вот каким тяжким бременем ложилась война на простых людей, не понимавших ее причин, не знавших, за что их заставляют терпеть невзгоды и проливать кровь. Мирные жители знали лишь то, что вся их жизнь разрушена. В конце концов им не оставалось ничего, кроме слез и горьких воспоминаний.
– Как вас зовут? – спросила француженка Лукрецию. Девушка только в эту минуту сообразила, что они не придумали себе подходящих имен.
И тут она вспомнила, как маркиз назвался солдатам.
– Бове, – ответила Лукреция. – Это фамилия моего мужа и его семьи в Ле-Пьё.
– Известное имя, – видимо, из вежливости сказала старуха. – А моя фамилия Круа.
– Мадам Круа, мы должны поблагодарить вас за вашу доброту, – сказала Лукреция с улыбкой. – Мы с мужем вам очень признательны.
Хозяйка выложила на стол хлеб, масло и сыр. Хлеб был очень аппетитный на вид, а головка сыра была достаточно большая.
От одной мысли об омлете у Лукреции потекли слюнки. И не удержавшись, она отрезала кусочек хлеба, который быстро положила в рот.
– Боюсь, кофе у меня плох, – огорченно сказала мадам Круа. – Теперь хорошего кофе не достать. Говорят, его делают из желудей, и пахнет он бог знает чем. Но мы добавляем в него козье молоко. Так получается вкуснее.
Лукреции хотелось ответить, что ей какой угодно вкус покажется чудесным, но она сдержалась. Она помогла хозяйке достать тарелки, спросила, где взять ножи и вилки. Потом ей оставалось лишь наблюдать, как мадам Круа переворачивает омлет, доводя его до готовности.
– Вы поужинаете с нами, мадам? – спросила Лукреция.
– Нет, спасибо, – отказалась старуха. – Я обедала днем, а если наемся на ночь, то не засну. Поделите омлет между собой. Вам с мужем надо как следует подкрепиться.
С этими словами хозяйка пододвинула сковороду к Лукреции, а сама занялась приготовлением кофе.
Лукреция разрезала омлет, положив львиную долю маркизу. Она постаралась поднять сковороду повыше, чтобы он не заметил, как мало она оставила себе.
Маркиз все это время сидел у стола, опустив голову. Поставив перед ним тарелку с омлетом, она обратилась к нему таким тоном, каким разговаривают с ребенком:
– Надо поесть, Пьер, это полезно. Нам еще много предстоит пройти.
Маркиз, на самом деле голодный, послушно воткнул вилку в омлет и стал быстро есть.
Лукреция вернулась к плите. Только после того, как маркиз поел, она положила на свою тарелку остатки омлета. Маркиз сразу заметил, как скудна была доля Лукреции, и едва сдержался, чтобы не заговорить. Она бросила на него выразительный взгляд, давая понять, что надо быть осторожным. И он сдержался.
Лукреция быстро покончила со своей порцией, ей казалось, что никогда еще она не ела такой вкусной еды.
И словно по волшебству, с каждым проглоченным кусочком ее усталость отступала и сменялась бодростью и надеждой.
Она нарезала хлеб и протянула маркизу кусок помягче, из середины, подала ему масло и козий сыр.
– Боюсь, что мы оставим вас совсем без запасов, – сказала она извиняющимся тоном мадам Круа, намазывая маслом третий кусок хлеба.
– Ешьте, сколько сможете, – отвечала щедрая француженка. – Мне-то самой нужно очень мало, а разносчик продуктов заглянет ко мне завтра, так что я смогу пополнить свои запасы.
– Вы уверены?
– Вполне уверена, милая, – ответила мадам Круа. – Жаль, что не могу угостить вас похлебкой. Но резать и разделывать курицу слишком долго.
– Мы очень благодарны вам за это угощение, – искренне заверила Лукреция.
Кофе с козьим молоком имел не слишком приятный вкус, но они с удовольствием выпили горячий напиток.
На теплой кухне Лукрецию разморило. Мадам Круа заметила, что у гостьи слипаются глаза.
– А теперь идите-ка спать, – сказала она. – Такая удача: постель уже готова. Я ждала, что ко мне приедет в гости кузина из Сен-Мало. Это, кстати, недалеко от Ле-Пьё. Она, возможно, знакома с родителями вашего мужа.
– Обязательно спросите ее, когда приедет, – сказала Лукреция. – Но честно скажу, я рада, что сегодня ее здесь нет.
Француженка добродушно улыбнулась.
– Можете занять ее кровать. Простыни чистые, а такой удобной перины, как у меня, не найдешь во всей Бретани.
Лукреция подумала про себя, что ей сейчас любая постель покажется волшебной, учитывая то, где она провела прошлую ночь.
Мадам Круа направилась к узкой лестнице, ведущей в мансарду.
Лукреция, поколебавшись, сказала:
– Не будет ли невежливо с моей стороны спросить, есть ли в этой комнате умывальник? Мне бы очень хотелось помыться.
– Ну конечно, – ответила Круа. – Возьмите ведро в передней. Колодец во дворе.
– Я наберу воды, – сказала Лукреция.
Взяв ведро, Лукреция удивилась, какое оно тяжелое, хотя и пустое. Едва ли она сможет его донести, когда оно наполнится. В этот момент к колодцу подошел маркиз.
– Осторожно! – шепнула она.
– Объясните хозяйке, что хоть я и не в себе, но носить тяжести могу, – шепотом велел он Лукреции.
Набрав воды, они вернулись на кухню.
– Пьеру, похоже, стало получше, – с радостью сказала Лукреция. – Он сам понял, что мне нужно помочь принести ведро. Иногда у него бывают проблески.
– А что говорят доктора? Он поправится? – спросила мадам Круа.
– Ох уж эти доктора! – вздохнула Лукреция. – Что они знают?! Они сказали, что он, может быть, поправится, а может быть, и нет. Ну как им можно верить?
– И вправду как? – отозвалась мадам Круа.
Она стала подниматься по лестнице, показывая дорогу Лукреции. А позади женщин с ведром воды шел маркиз.
Спальня была маленькая, с низким потолком. В наступивших сумерках все же можно было различить ее скромную обстановку: кровать, стол с тазиком для умывания, под столом – ведро, рядом стул, а в углу стоял комод, а на нем – маленький осколок зеркала.
– Большое спасибо, мадам, – сказала Лукреция. – Мы очень вам благодарны за вашу доброту.
– Да уж не за что, – ответила женщина. – Помогать тем, кто нуждается, – это по-христиански. А бедолагам, изувеченным в этих ужасных войнах, мы непременно должны помогать, чем сможем. Стольким ведь уже ничем не помочь!
– Действительно ничем, – тихо сказала Лукреция. – Мадам, мне так жалко, что вы на войне потеряли близких.
– Троих, троих потеряла! – причитала мадам Круа, покидая комнату.
Они слышали, как хозяйка, грузно ступая, спускается по лестнице. Маркиз наконец выпрямился и расправил плечи.
Несколько мгновений ни один из них не решался заговорить.
– Вы, наверное, полагаете, что я должен поступить как истинный джентльмен и лечь спать на полу, – нарушил молчание маркиз. – Это…
– Нет, что вы! – перебила его Лукреция. – Вы устали так же, как и я. Мы положим между нами подушку.
– Я так и думал, что вы найдете практичный выход из этого сложного положения, – сказал маркиз.
– Здесь нет ничего сложного, – сухо ответила Лукреция. – А теперь сядьте, пожалуйста, на стул и отвернитесь. Мне надо раздеться и помыться. Я мечтала об этом весь день.
Ей показалось, что маркиз вот-вот рассмеется. Но она решительно одернула себя: «Мы оба можем вести себя как благоразумные и воспитанные люди. Сейчас не время проявлять жеманную стыдливость».
В ситуации, когда их свободе, а может быть, и жизни угрожала опасность, кокетство было неуместно.
Маркиз потянулся к ведру.
– Вам налить воды в таз?
– Да, пожалуйста.
В этот момент они услышали, как хозяйка, грохоча сабо, поднимается по лестнице.
Маркиз поспешно поставил ведро и опустился на стул. Раздался стук в дверь.
– Войдите, – откликнулась Лукреция.
– Я принесла вам свечку, ведь скоро совсем стемнеет, – сказала мадам Круа. – И еще я подумала: у вас нет с собой никаких вещей, и вам, милочка, наверное потребуется ночная рубашка.
– Как любезно с вашей стороны! – воскликнула Лукреция, принимая вещи от француженки. – Спасибо, мадам, и спокойной ночи.
Хозяйка удалилась. Лукреция поставила на стол свечу в дешевом подсвечнике. Потом она развернула ночную рубашку и рассмеялась.
– Смотрите, милорд, в такой рубашке я была бы в безопасности с самим Казановой! – воскликнула Лукреция.
Рубашка была из плотной фланели, от множества стирок ткань стала еще грубее. Фасон был очень целомудренный: застежка на пуговицы до самого горла, длинные рукава и подол до пола. Лукреция приложила рубашку к себе.
– Мне казалось, я так устал, что будь со мной рядом сама Венера Милосская, я и тогда бы оставался совершенно равнодушным. Однако теперь я в этом не уверен, – сказал маркиз совершенно серьезно.
И они оба дружно рассмеялись. Казалось, маркиз был не в силах справиться со смехом, и Лукреция приложила ладонь к его губам, чтобы заглушить громкий смех.
Он накрыл ее руку своей, и она почувствовала жар его губ на своей руке.
Они на секунду замерли. Потом Лукреция вырвала свою руку.
– Отвернитесь, – приказала она. – Чем скорее мы ляжем спать, тем лучше.
Раздеваясь, она чувствовала себя такой усталой, что ее почти не волновало присутствие маркиза, сидевшего к ней спиной.
Она ополоснулась холодной водой. Как приятно было освободиться от пыли!
Облачившись в ночную рубашку, Лукреция подошла к кровати.
– Я лягу у стенки, – сказала она.
Перина на постели была мягкая и легкая, как облако. Одну подушку Лукреция положила на середину кровати.
– Я буду мыться с ног до головы, – заявил маркиз. – Так что если вы опасаетесь, что ваша девичья скромность может быть оскорблена, то лучше отвернитесь или зажмурьтесь и не открывайте глаза.
– Конечно, вы можете быть спокойны на этот счет, – заверила его Лукреция.
Девушка услышала, что маркиз выливает воду из таза, наполняет его чистой водой. На нее накатила сонливость. Она погружалась в сон, самый сладостный, какой ей только довелось видеть. Сквозь забытье Лукреция ощутила запах и тепло его тела. Она постепенно возвращалась из своего сна в реальность. Лукреция и сама уже не могла понять, видит ли она сон или все это происходит с ней наяву. Она услышала, как рядом бьется сердце маркиза. Ей привиделось, будто они в лесу. И она испытала то чувство защищенности, которое впервые посетило ее накануне ночью. Он был рядом, и больше ничто не имело значения, даже смертельная опасность. В лесу было прохладно и спокойно. Она потянулась и почувствовала, хотя ноги у нее все еще болели, как освобождается от напряжения и усталости.