Так думала она. Когда первогодка не склонился перед Гванхи и его знакомыми бандитами из сорок четвертой, она только голову опустила. Идиот. Теперь он получит еще больше, теперь его изобьют так, что он ходить не сможет. Так думала она.
Но к ее удивлению, этот первогодка смог продержаться даже против Младшего Чуна, который был больше Бо Рама раза в два. И тогда… тогда она удивилась в первый раз.
Потом она удивилась, когда он смог победить второй раз. Впрочем, она уже привыкла к тому, что жизнь сперва дает ей надежду, а потом ломает ее. Так и тут. Третий бой первогодка проиграл. Была ли она разочарована? Нет. Скорее, какой-то злорадный голос у нее в голове сказал ей «как я и говорила, все как я и говорила, все будет как всегда».
Но… почему-то никто не стал бить первогодку. Она видела, как он едва стоял на ногах, подняв руки и сжав кулаки, а парень со странной прической, знакомый Гванхи просто похлопал его по плечу. А потом — следующий. И еще. Никто не стал его бить. Почему?! Почему они не стали его бить?! Ведь он был такой же как и она! Почему все бьют ее и никто не ударил его?!
Она не понимала. Тогда мир впервые перевернулся с ног на голову и посыпался вниз, словно из разбитого витража вниз летели осколки разноцветного стекла. Когда Гванхи был вынужден уйти, поджав хвост и вдруг выяснилось, что эти, из сорок четвертой школы — не такие уж и хорошие его знакомые. Что они тут за деньги. И даже деньги не могут купить их… хотя они могли бы избить этого первогодку, но не стали. Почему?! Что с ними не так?
Впрочем… кое-что она понимала. Первогодка не проиграл. Теперь он — самый сильный. Сильнее чем Гванхи. Что это значило? Она вдруг вспомнила слухи про этого первогодку, слухи о том, что он — как и Минхо, тоже является наследником клана кангпхэ. Принцем криминального мира. Бандитом и отморозком. Она же предала его и была готова к тому, что она теперь не нужна. Готова к презрению. И… ей даже не было больно от этого. Она уже привыкла ничего не чувствовать.
Потому, когда этот первогодка не отказался от нее, она удивилась. Но только сперва. Потом она поняла. Поняла почему. Она предала его. А он — сильный. Такие не оставляют все просто так. Он должен отомстить ей. Потому он и позвал ее с собой. Для чего? Чтобы отыграться на ней. Сделать ей больно. Унизить. Что же… не в первый раз и видимо не в последний. Она не даст сделать себе больно, она уже ничего не чувствует. Он может сделать с ней что угодно и ей все равно не будет больно. Что именно он может сделать? А что делают парни с девушками, которые попали в их полное распоряжение? Хорошо, что она сделала себя непривлекательной, чтобы не быть лакомым кусочком. Она знает, как сделать так, чтобы вызывать презрение, отвращение и брезгливость… чтобы ни в коем случае не быть привлекательной. Потому что если ты привлекательная, это дает людям лишнюю возможность сделать тебе больно.
Так что она была готова. И даже когда за ними подъехал большой черный автомобиль, за рулем которого сидел здоровенный и страшный мужчина со шрамом через все лицо, даже тогда она не удивилась. Потому что все встало на свои места. Этот первогодка — страшнее чем Гванхи. Он действительно принц подпольного мира. Криминальный босс. Потому что даже у Гванхи не было такого водителя.
Но когда они выехали за город в полном молчании, она испугалась. Раньше все было по-другому. Да, над ней издевались, но чтобы вот так… как в кино, чтобы ее сажали в черный автомобиль и везли за город? Такого раньше не было. Что с ней могли теперь сделать? Продать в японский бордель? Подсадить на наркотики? Разрезать на органы? Ей всегда было страшно, но теперь этот страх перешел в ужас.
И когда автомобиль остановился, она поняла, что все. Все закончилось. Этот первогодка — он не простит ее. Ну, конечно. Гванхи — просто школьник, а этот — криминальный босс. Такие не прощают предательства.
— Пожалуйста. — сказала она, обращаясь к нему: — Пожалуйста не надо. Только не так. Я прошу прощения! Я сделаю все, что ты скажешь! Я… найду деньги! Пожалуйста!
Но он просто открыл перед ней дверь и кивнул — выходи. Она вышла. Ноги у нее дрожали, а слезы — застилали глаза. В лицо ударил холодный ветер. Ее подтолкнули сзади и она пошла. Пошла по тропинке, которая вела вверх. Выше, еще выше. Наконец, тропинка кончилась. Она стояла на краю скалы, где-то далеко внизу была водная гладь, отражающая лучи заходящего солнца. Уже вечер, подумала она. Вечер.
— Пожалуйста. — обернулась она к первогодке: — Я не знала! Я не хотела! Они… меня заставили! Ты же можешь это понять, не так ли? Ты… можешь делать что хочешь! Я могу сделать все что ты хочешь, только не это…
Она понимала, что все это бесполезно, но не хотела признавать. Не хотела принимать то, что внизу — водная гладь, что сейчас ее толкнут в грудь и она полетит вниз, размахивая руками и крича… а потом разобьется об эту гладь и пойдет на дно. Она хотела защитить маму и не расстраивать ее, хотела просто жить и чтобы ее никто не трогал, хотела стать незаметной и всего лишь! Неужели все закончится здесь, вот так?
— Что же. Пора прощаться. — говорит первогодка. Его разбитые губы кривятся от боли, он морщится, притрагиваясь к лицу. Ну конечно. Это она виновата в том, что его поколотили, она первая и ответит. Завтра с этого же утеса полетят вниз Гванхи и Бо Рам, их дружки из другой школы, а может и Куоко… потому что это — мафия. Она видела в фильмах и сериалах, как это все происходит. Хотя, может быть, это произойдет и сегодня. Может быть уже сегодня бандиты в черных масках ворвутся в квартиры школьников и убьют их на месте.
Но эти мысли — всего лишь ветер в голове. Сейчас ей все равно, что произойдет с этими школьниками. Сейчас ей все равно. У нее в голове что-то щелкает. Она сейчас умрет.
— Ты уже говорила, что не боишься смерти. — пожимает плечами первогодка, у которого за спиной стоит громила со шрамом через все лицо: — И я тебя понял. Значит ты готова умереть. — и он делает шаг к ней, заставляя ее попятиться назад. Она оглядывается. Край скалы совсем близко. Внизу — вода. Слишком далеко внизу. Она обязательно разобьется.
Она сглатывает пересохшим горлом. Вот и все. Сейчас этот первогодка с разбитым лицом толкнет ее в грудь и она полетит вниз. Она готова умереть? Нет — вдруг понимает она, нет. Она не готова! Все что было, все что произошло — это все было зря?! Она вспоминает лицо своей мамы, какая она была счастливая, когда стала жить с господином Чжуном… вспоминает ее улыбку и представляет ее лицо, когда она узнает, что ее дочь умерла.
— Нет! — кричит она и накидывается на своего мучителя с кулаками: — Нет! Отпустите! Нет!
Конец интерлюдии
Глава 30
— Ну, как она там? — спрашивает господин Ван, который возвышается над ним каменной глыбой со шрамом на лице.
— Заснула, — отвечает Бон Хва, опираясь на перила лестницы: — вырубилась сразу же.
— Хм, — хмыкает громила и опирается на перила рядом: — не ожидал, что она на тебя накинется. Черт, да она и на меня накинулась. Боевая девчушка. Пару раз было даже больно, по костяшке попала ботинком.
— Сам не ожидал. Думал, что столкну вниз и все. — отвечает он: — Но поди ж ты.
— Крыса загнанная в угол сражается отчаянно. — кивает Ван: — По ней и не скажешь, что она такая. А я давно в деле, всяких людей видел.
Дверь на лестничную клетку открывается. Чон Джа выходит и аккуратно прикрывает ее за собой. Становится рядом с Бон Хва и достает пачку сигарет. Вопросительно смотрит на Вана. Тот отрицательно качает головой.
— Я давно уже бросил, — говорит он: — здоровье берегу. У меня уже внуки, а я дымить как паровоз буду. И ты тоже бросай курить. Как будто у тебя других проблем нету.
— Как знаешь. — она пожимает плечами и прикуривает. Выдувает вверх клуб дыма. Молча тычет Бон Хва в плечо кулаком.
— За что?! — возмущается тот.
— За то! Я, блин, сорвалась из офиса в никуда! Юна знаешь, как злилась! А еще матрасы надувные покупать! Насос! Накачивать все! Да там не так уж и высоко, знаешь ли! От края скалы и до сетки против суицидников — метра два всего!
— Так она бы спиной вниз полетела, — рассудительно замечает Ван: — могла и расшибиться. Страховка никогда не помешает. Кто ж знал, что эта мелкая девчонка как росомаха на нас напрыгнет! Еле оторвал ее… всю рожу твоему парню расцарапала.
— Он не мой парень… — бурчит Чон Джа, отводя взгляд.
— Ха. Кому ты это говоришь. Живете вместе, — загибает толстые как сосиски пальцы громила Ван: — за тебя он вписался. Как по мне — достаточно.
— В любом случае, большое спасибо, дядюшка Ван. — он выпрямляется и склоняется в поклоне: — Без вас ничего бы не получилось!
— Конечно. Как без меня получится. — кивает громила Ван: — Так что будешь должен. Ладно, я пошел, бывайте. Чон Джа, не вздумай свою наглую морду в клубе показывать, она пока тебя не простила.
— Еще раз спасибо, господин Ван. — кланяется Бон Хва. Ван останавливается на половине лестницы и оборачивается.
— Если что, запомни. Ты должен за это не мадам Вонг, не клубу, а мне лично. — говорит он: — Понятно? Хорошо. И… если там со школотой поговорить будет нужно — обращайся, проведу беседу бесплатно. Так сказать, для души. А то оборзели, школьнички. Да и кадры новые пора набирать… вон из тебя неплохой гангстер получается.
— Хватит надо мной издеваться. — с кислой миной отвечает Бон Хва: — Я уже понял, что не тяну на криминального авторитета.
— Ты старайся, старайся. Лет через сто может и получится. — громила Ван усмехается, поворачивается и гремит ботинками вниз по лестнице.
— Не такой уж он и страшный. — говорит Чон Джа, глядя ему вслед: — Нормальный мужик. А я его в клубе до судорог боялась. Шрам через все лицо… говорят ему гонконгская мафия оставила.
— Он с велосипеда упал в детстве.
— Да? А так и не подумаешь. — Чон Джа снова затянулась сигаретой и бросила взгляд на него: — И когда ты перестанешь домой девчонок приводить, кобель?