— Ну, а как же вы его найдете, пан добродий?
— Мой научный метод зиждется на европейских демократических ценностях, — гордо заявил клистирный господин.
В четырехстах верстах восточнее его бывший санитар почесал пятку и блаженно жмурился, выбивая трубку о край котла с кашей.
— А ведь если бы не москали, то все было хорошо, — пан Пшибыл хотел было уточнить, как это хорошо, но не нашелся в мыслях и поэтому проревел в сторону двери, — Эй, команда! Сводный батальон кишечных расстройств! Дежурных давай! Обед обедать.
В дверях тут же затолпились с бачками, куда огромный санитар черпал из котла кашу. Леонард выдавал сухари.
— Сколько человек в кубрике? Двенадцать? Два, шесть, держи, шесть сухарей.
Броневик сонно хлюпал железом о железо. С контрольной платформы раздавались голоса охранной роты и тянуло терпким соломенным дымом. А в кубрике первого и второго броневагона кипели нешуточные страсти. Каша из лошадиной задницы оказалась последней каплей, сорвавшей предохранительные клапаны команды. Подобного не было даже на бунтовавшем в Кронштадте броненосце «Император Павел I». Те несчастные, которым вместо мяса достались тоненькие полосы бархатистой шкуры, возмутились. Первой ласточкой надвигающейся бури стал тихий вопрос:
— Да что же это за курва, братцы?
Говоривший поднял глаза от котелка.
— Что за курва, братцы? — повторил солдат демонстрируя ложку, к которой прилип кусок шкуры старой лошади. — Цо то ест зробйоне? Дже ми горжей ниц псы?
Сравнение с собаками упало на подготовленную почву. Толпившиеся за сухарями жолнежи притихли, как морская волна набиравшая силу. Из толпы начал подниматься тихий ропот. Огромный санитар, почуяв неладное, сунул в руку пана Штычки поварской черпак, а сам занял позицию рядом.
Как и все мятежи, революция в пулеметном вагоне вспыхнула как порох. Стоявшие в проходе солдаты бросились кто куда, а взамен из полутьмы в открытую дверь кухни полетели миски с кашей из коня, куски угля и деревянные лавки.
— Бий их, хлопци!!!! Кухаря лови!!! Курва!!!
Получив миской в лицо Пшибыл взревел и раненым медведем дернулся вправо под защиту тонкой перегородки. Даже при его габаритах и силе противостоять разъярённой толпе было невозможно. Сдернув с массивной талии ремень, он привычно намотал его на руку, оставив свободным конец с бляхой. Соорудив незамысловатое интернациональное оружие, которое использовали солдаты всех времен и наций испокон веков. Подмигнув пану Штычке он занял оборонительную позицию у двери.
— Ну, кто там самый смелый? А ну давай! — крикнул он в темноту.
— Курва! Бий!
Исчерпав метательные снаряды, пулеметчики к которым присоединилась остальная команда броневика с ревом ринулись на штурм.
Первого появившегося в проеме нападавшего повар свалил экономным движением лапищи попав тому по лицу. Затем последовал взмах солдатского ремня, пропавший совершенно бесцельно. Кто-то ухватил его конец в темноте и упиравшегося санитара втащили в кубрик чтобы разделать под орех. Пришедший на помощь Леонард, отбиваясь от тянущихся рук черпаком втянул его за ворот рубахи обратно. За краткий миг пока Пшибыл находился вне кухни ему успели изрядно намять бока: на лбу вскипала кровью рана, а под глазом наливался красным громадный синяк.
Вслед за санитаром в проеме показались перекошенные, горящие ненавистью лица.
— Бий их!!! Курва!!! Пес!!
Отставной музыкант безудержно лупил лезших напролом черпаком, его товарищ по кухне роняя кровавую юшку работал ремнем. Они стояли плечом к плечу как Оливьер с Роланом в Ронсевале против сарацинов. Выскочивший из темноты рябой солдат, получив кулаком с воем улетел назад. Конец потасовке положил неожиданный крик, перекрывший рев разъярённой толпы:
— До брони!!!! До брони!!! Карабйины машинове на мйеста!! Застеп арматови! Цел непржияцелски потяг!!
Кричал усталый хорунжий, ворвавшийся в кубрик. Он бросился к солдатам, разгоняя их пинками на боевые посты.
— Курва мац! До брони! — орал он. За ним следовали два жолнежа из роты охраны, работающие прикладами. Бунт мгновенно угас, также быстро, как и начался. Тем более, что вслед появившемуся начальству взревели колокола громкого боя, указывающие на то, что ввиду бронепоезда появился враг.
— Цо тут зйе джейе!? — спросил он у тяжело дышавших кухарей. — Что тут происходит?
— Осмелюсь доложить, пан официр, раздаем команде обед, — сообщил пан Штычка и махнул половиком, с которого летели ошметки каши.
— Обйяд? Какой обед?
— Из лошадиной задницы, — уточнил флейтист. — Народ темный у нас, пан официр, чуть что не понравилось так на кулачки переходят. А ведь все из-за непонимания. Цо то е редкий деликатес по нынешнему времени. Может даже господский, пан официр! Вот был такой случай в Демблине, один господин зашел перекусить в кабак. Так ему в супе попался таракан. Ему бы взять да подавале этот суп на голову вылить. А еще по сопатке дать. Так нет же — пошел жаловаться хозяину. Тот ему говорит дескать это не просто таракан, а особый суповой таракан. Его специально выращивают и в суп кладут для специй вроде. В Берлине эти суповые тараканы на весь золота ценятся. По полушке за штуку. И договорился до того, что господин этого таракана съел. Да еще суп нахваливал, какой у него тонкий вкус. Вот и сами посудите…
На этом моменте хоурнжий прервал отставного флейтиста, громко выразив все, что он думает о тараканах в супе, лошадиных задницах и родственниках самого пана Штычки. Затем он приказал отвести всю кухню в карцер тяжело ткнув сопящего, залитого кровью Пшибыла в грудь.
— Последняя капля! Это была последняя капля!!
Кивнув конвоирам, начальство ринулось в голову пулеметного вагона к выходу на контрольную платформу. Враг, выдавший себя дымом над рельсами, приближался. Нельзя было терять ни одной минуты.
«Генерал Довбор» со скрипом снижал ход. В двух башнях вручную тяжело вращались трехдюймовые орудия. Пыхтевшие на воротах солдаты зло поглядывали на удачливых сослуживцев, приникшим к панорамам и дальномерам.
— Дистанция?
— Заряжай!
— Дистанция?!
— Да обожди ты, ниц ни видач.
Проходивший мимо них к очередному аресту отставной флейтист громко пожелал:
— Бог в помощь, братцы!!
За что получил прикладом между лопаток. Пройдя мимо снарядных ящиков, они перешли во второй броневагон и были водворены в импровизированный карцер. На скорую руку переделанный из кладовой. Загремели замки и двое арестантов оказались почти в полной тьме, в которой еле проглядывала кучи тряпья, старых мешков и досок.
Глянув на новое место обитания, Пшибыл скорбно высморкался на пол.
— Курва, — прогудел он и втянул сочившуюся юшку, — по одному переловлю и ноги выдерну. Интеллигенты. Як працовац, крупу грузить, воду таскать — так никого ниц нема. Как жрать, так йоженбеки жаренные подавай.
Мудро, связав рябчиков, интеллигенцию и нежелание работать он устроил на полу гнездо из хлама и уселся в него как гусыня на яйца. Любопытный пан Штычка попробовал выглянуть в прикрытое бронезаслонкой маленькое окошко. Но из него почти ничего не было видно. Только часть покрытой снегом насыпи и проглядывающий из-под него щебень. Покрутившись там еще немного, флейтист, последовав примеру своего недовольного товарища по заключению — сложил из досок подобие лавки и сел, прислонившись спиной к грязному металлу.
За стеной гулко грохнул выстрел, отдавшийся в дрожи всего бронепоезда. Эхо от него пронеслось по броневагонам. Ахнуло в тендере и затихло. Артиллеристы начали работу.
— Ладуй! — тихо докатилось из соседнего отсека, затем полилась неразборчивая ругань, а с пулеметного вагона послышалось гавканье выстрелов. Что-то скрипнуло в большом металлическом теле Генерала Довбора.
— Ладуй, Томашек, курва мац! Где…
Кто-то, торопливо примеряясь к плавно раскачивающемуся бронепоезду, протопал к орудийному вагону. А санитар из Влоцлавека подал голос.
— Ты курить не захватил с собой? Сдается мне застряли мы тут на долго.
— Ничего, пан добродий, — бросил отставной пехотинец. — Только труху с карманов можно натрясти. У меня там пара щепотей накопилось.
— А у меня газетка есть, — сообщил запасливый Пшибыл. — Натряхивай, братец.
Путаясь в сумерках, царивших в карцере, они соорудили одну самокрутку на двоих. Броневик качнуло — паровозная бригада дала задний ход. Осторожно наращивая дистанцию до невидимого противника.
— Вот ты мне скажи, пан, сколько тараканов треба на кастрюлю супа? — санитар затянулся, удерживая тлеющую самокрутку в огромном кулаке. В голове его крутилась мысль о небольшом кулинарном предприятии после войны. О чем-нибудь скромном — маленьком ресторанчике столов на пять.
«А что?» — думал он, — «Все эти господа, только и думают, как поесть деликатесов. Готовить я умею. Столько ртов, вон, кормлю. Им тех тараканов хоть пожарь — все съедят».
Он представил себя на кухне в клетчатом фартуке дающим раза нерадивым официантам из интеллигентов.
— То я не знаю, — ответил Леонард и сплюнул табачные крошки, налипшие на губу. — Слыхал только на тарелку один. А жесли еще и водку подавать, то можно и два класть. Все одно не заметят.
— Слухай, а если их обычными заменить? — пытливый Пшибыл морщил лоб пытаясь вычислить возможную прибыль, — я знаю, где их можно хоть три пуда наловить. Место золотое! У меня брат в Отвоцке на улице Саможондове держит торговлю, так к нему в амбар боязно заходить, гляди ще самого унесут. Тысячи там. Ты только никому про это не говори — не то дам раза!
Жадный санитар нахмурился подозревая, что лупоглазый пехотинец его обманет и приберет выгодную торговлю себе. Подняв огромную ручищу, в которой тлела игрушечная самокрутка он грозно глянул на музыканта. В ответ Леонард клятвенно пообещал ему никому про это не рассказывать.
— Да лопни мой глаз, жесли вру, пан! Могила! — заверил он собеседника.
Бронепоезд качнуло, и он со скрипом встал, отойдя на полверсты под надежную защиту густого перелеска. Беготня по вагонам возобновилась прерываемая гулкой бранью. Блистательный стратег ротмистр Тур-Ходецкий пытался высмотреть в бинокль так и не проявившего себя противника. Его высокоблагородие торчало в люке отдавая толпившимся внизу подчиненным бессвязные команды.