А собаку бить — только затравливать. Такие методы не для нас. Это только для живодёров типа Чичканова подходит. А мы сейчас Ромаху воспитаем и подвергнем дрессуре. А то она ведь сейчас как оборзевший щенок, который силу хозяйской руки никогда не чувствовал.
Потому-то и барагозит, скорее всего. Границы дозволенного проверяет. И не видит их раз за разом.
— Готова? — спросил я на всякий случай у Танюхи и для пробы щёлкнул хлыстом.
— Готова, — кивнула альтушка.
— Ну пошли.
Итак…
С порога стало понятно, что зрительному залу потребуется капитальный ремонт. Все сиденья разодраны в труху, так ещё и какая-то металлоконструкция на ряды свалилась, надеюсь только, что не несущая.
По манежу раскиданы остатки качелей и клоунского смарт-кара, а прямо в центре она. Ромашка в своём зверином амплуа. Припала мордой к земле и ноздрями играет, вынюхивает что-то.
И к слову!
Хм-м-м…
А ведь хороша, чертовка. В том плане, что выглядит внушительно. Не каждая тварь, что из другого мира через трещину вылезла, может похвастаться таким же грозным видом. Когти — во! Зубы — во! Серая шерсть дыбом, ноги мускулистые, и грудная клетка вздымается, как кузнечные меха. А глаза прямо адским пламенем горят.
И это, кстати, не метафора.
Реально красным светятся.
Ярко, блин.
Что до размеров, то тут пока что затрудняюсь что-то сказать. Но вес и объём оборотня явно отличались от веса и объёма обычной Ромашки. Та хоть и высокая, но худенькая; воздушная вся такая, лёгкая. А тут масса килограмм, не соврать, на триста. И почти всё мышцами.
Тварь нас пока что не заметила, зато я заметил среди разгромленных рядов какой-то пульт. На диджейский чем-то похож, только без крутилок.
— Тань, — шепнул я. — Иди и посмотри, что это за агрегат. Если получится, выруби весь свет, кроме прожекторов, которые на арену светят.
— Есть, — Стекловата кинулась исполнять.
И даже не спросила зачем… даже обидно как-то. А размышлял я сейчас так: если оборотень больше зверюга, чем человек, то, как олень попадёт в свет фар и в кромешную темноту не сдрыснет. Тут-то я её и воспитаю.
— У-у-у-у! — провыла Ромашка, задрав морду к небу, а затем начала озираться. Не затравлено, а вот вообще наоборот… с эдаким охотничьим азартом.
Ну ладно, чо?
Мой выход.
— Ромашкина! — рявкнул я, назидательно щёлкнул хлыстом и начал спускаться по ступеням на арену. — Ромашкина, хорош дурковать! Ну-ка оборачивайся обратно!
Ага…
Хрен там плавал.
Оборотень среагировал на меня как на красную тряпку и тут же рванул в атаку. На четырёх костях Ромашкина перемахнула через край манежа и прыгнула, зубами выцеливая горло. Поймал её на руку, как те бедолаги в дутом войлочном костюме, на которых кинологи собак спецом натравливают.
Поймал и вот о чём подумал: это ж какая сильная зараза!
Не то чтобы она была в состоянии прожать мой барьер, но я прям… я прям напрягся даже как будто бы. Для восемнадцатилетней звиздючки мощна; очень мощна, вообще базару нет.
Ещё бы научилась свой дар контролировать, и можно будет тогда Ромашкой забугорью грозить, как ядерным запасом или такой-то матерью.
— Э-э-эть! — бить я её не стал; вместо этого откинул подальше, а сам-таки спустился на арену.
Ромашка перекувырнулась пару раз, эффектно затормозила когтями и сразу же рванула атаковать повторно. И в этот же самый момент…
— Пам-пам-па-ра-ра-ра-ра-пам-парам! — заиграла на весь цирк музыка. Ну… Такая… Под которую жонглируют.
— Простите, Василий Иванович! — крикнула Стекловата. — Ищу нужную кнопку!
И тут же:
— Пх-х-х-х-х! — сработала пиротехника, и по краю манежа заискрили фонтаны искр. Ну зашибись, конечно.
— Извините!
— Р-Р-РРА-ААА!!!
То ли я отвлёкся на салют, а то ли Ромашкина изволила лютовать, но вторая её атака была куда сильнее. И вместо того, чтобы кусать, она со всей дури бортанула меня всем телом. Пролетел я… сколько в метрах не знаю, но собрал спиной четыре ряда. Там теперь след среди кресел, как от метеорита.
— У-у-у-у-у! — завыла Ромашкина, и в этот же момент свет в зале погас.
— Нашла!
— Спасибо! — крикнул я, поднялся, отряхнулся, вновь щёлкнул хлыстом и вновь вышел на арену.
— Ромашка! — крикнул. — Не дури!
А Ромашка к этому моменту совсем в себя поверила. Зарычала и побежала на меня по-человечьи; на задних лапах то бишь. Решила сокрушать меня могучими ударами, ага.
— Ромашка, хватит! — щелчок хлыста. — Ромашка, фу!
Но Ромашке на все мои команды было насрать. Что ж… бить её нельзя, слов человеческих она не понимает, стало быть, пора поговорить языком силы. Поднырнув под когтистую лапу в замахе, я оказался сзади и схватил оборотня за шкирку.
Ясен хрен, что Ромашка тут же начала брыкаться, но я прижал её к земле.
— Рр-р-р-р-рааар-р-р-р, — оборотнесса огрызалась, клацала зубами и пыталась вывернуться, да только куда там.
— Ромашка, — строго сказал я, глядя ей прямо в глаза. — Ромашка, прекрати.
— Р-р-р-рр…
В свете прожекторов я героически удерживал оборотня. Просто удерживал, и всё. Была бы это какая-нибудь тварь из трещины, уже давно бы череп проломил, но задача ведь в другом. Задача сугубо воспитательная.
— Р-р-р-р, — постепенно Ромашка начала слабеть. И глаза её… хм-м-м… глаза её начали меняться. Раскалённые красные угли постепенно тухли, и за кровавой пеленой проступили обычные, ничем не примечательные карие девичьи глазюки.
Тут я заметил, что Стекловата тоже спустилась на манеж. Тусуется где-то там, в сторонке, и совсем не понимает куда себя подевать.
— Таня! — крикнул я. — Тащи обруч!
— Да, Василий Иванович!
Ну а пока Танюха побежала искать инвентарь, я чуть ослабил хватку, а затем и вовсе отпустил оборотня. Да, Ромашка продолжала скалиться, но вела себя уже не так борзо. Не бросалась, как минимум. А как максимум, щёлк! — вздрогнула от очередного замаха хлыста.
— Нашла, Василий Иванович!
— Отлично! Теперь держи!
— Щёлк! — Ромашка чуть попятилась, но упёрлась в край манежа.
— Щёлк! — а теперь перестала рычать и лишь облизывала ощеренные зубы.
— Щёлк! — я знаю, что ты знаешь, чего я от тебя хочу! — Щёлк!
— Ромашка, твою мать!
Оборотень проскулил что-то очень жалостливое, чихнул, тряхнул башкой и посеменил в сторону Стекловаты. И-и-и-и…
— Щёлк! — прыгнул в обруч. Не проскочил, конечно же, и сразу же застрял в плечах. Но всё же!
— Ну-ка поди-ка сюда! — рявкнул я на неё.
Всем своим видом показывая, как ей не хочется, серая мохнатая махина подбежала поближе и села у моих ног, дескать, одолжение сделала. Я взял Ромашку за морду, притянул к себе поближе и пристально вгляделся ей в глаза.
Хмм-м-м…
Нет. Прогресс на лицо, но красная пелена ещё на месте. Это пока ещё не Ромашкина. Это пока ещё кто-то другой. Ну да ладно, для первого раза сойдёт.
— Стеклова!
— Да, Василий Иванович⁈
— Держи хлыст!
— Я⁈
— Ну не я же! Твоя подруга, вот ты её и дрессируй!
Стоило лишь выйти из цирка, как все стволы уставились на нас. А егерь, что стоял возле дверей, так вообще отпрыгнул назад, будто кошак от огурца. Как только не зашипел, не знаю.
— Всё нормально! — крикнул я и улыбнулся лучезарно, как умею.
А чтобы продемонстрировать, что всё действительно нормально, потрепал Ромашку по гигантской мохнатой голове. Та перед гвардейцами стелиться и на задние лапки вставать не собиралась, однако вела себя сдержанно. Тупо смотрела вперёд себя и капала слюной на землю.
— Иди сюда, — подманил я солдатика.
Боязливо и настороженно, но он всё-таки приблизился к оборотню.
— Мне ехать надо, — сказал я и тут же про себя вдруг вспомнил, что у меня вообще-то дома самовар зазря прогорел. — Дела срочные. Так что Виталия Евгеньевича вашего я ждать не буду, ты уж не обессудь. Он у вас совсем потерялся где-то. Сбежал, может? Ну да не суть.
— Д-д-да, — кивнул егерь. — Н-н-не суть.
— Так вот. Ты Виталию Евгеньевичу передай, чтобы счёт за разрушения выставил Институту Одарённых. Державину Виктору Степановичу. Понял?
— П-п-п-понял.
— Кому надо счёт выставить? — проверил я на всякий случай.
— Д-д-державину.
— Во-о-о-от, — в качестве похвалы я похлопал егеря по плечу. — Потому что косяк за Державиным, а что да почему, это они там сами разберутся. Понял?
— Д-д-д-да.
— Ну вот и хорошо.
И то, что Ромашка не спешила оборачиваться обратно, тоже хорошо. Уродовать Харлама Давыдова люлькой у меня рука не поднимается. Ни раньше не поднималась, ни теперь не поднимется. А мест на мотоцикле всего два.
Так что пускай следом бежит; дури в ней достаточно.
— Спасибо вам большое, Василий Иванович! — прокричала Стеклова, как только мы выехали с территории цирка. — От всей души благодарю!
— Да брось ты, — кинул я, но момент пережил. Приятно всё-таки, блин. Доброе слово, оно ведь и Скуфу приятно.
Кое-как и еле-еле, на скорости двадцати километров в час, быстрее Ромашка бежать попросту не могла, мы выехали из городской черты Сакраменто и направились в сторону трассы. Время всё ещё было раннее, солнышко грело, птички пели, и впереди меня ждал какой-нибудь приятный досуг.
Какой именно ещё не знаю, но придумаю. Может, до соседки схожу напряжение скинуть. А то давненько я не это самое, так ведь и руки распустить можно.
Короче говоря, вечер представлялся мне приятным. Но тут…
— Ромашка! — послышался крик сзади. — Ромашка, ты куда⁈
Воспользовавшись тем, что меня убаюкала дорога и всякие приятные мысли, оборотнесса взяла, да и срулила куда-то в сторону.
— Василий Иванович, убегает!
Я тут же тормознул, обернулся и глянул вслед удаляющейся зверюге.
— Да нет, вроде, — сказал я и почесал в затылке. — Не особенно-то она и убегает.
Припав носом к земле, Ромашка не спеша чесала куда-то в сторону посадок. Помню, там раньше на сколько глаз хватает топь была, унылая такая, с торчащими из болота корягами. Но это раньше. А теперь вот, стало быть, молодняк растёт. Это мэрия Сакраменто недавно приняла решение такое. Инновационное, ага. Чтобы не оскорблять взор жителей элитных ЖК, скрыть топь к херам собачьим за деревьями.