— А десять баллов — это сколько?
— Все вопросы к Кузьмичу. Так! — я хлопнул в ладоши. — Ну а пока не стартовала перепись имущества, предлагаю вам затрофеить то, что очень хочется…
Тут я услышал радостное поскуливание. Сперва мне подумалось, что это Ромашка опять обратилась, ан-нет. Скулила Шестакова.
— В пределах разумного, — добавил я.
— Дольче, — покачала головой Фонвизина. — Ну фу же… Ну вот прямо фу-фу-фу…
— «Фу-фу-фу», это если бы я ношеное забрала! — парировала Чертанова. — А так смотри! В заводской упаковке, ни разу не надёваное!
Кто бы мог сомневаться? Кадет Дольче в качестве трофея прихватила из подземелья несколько комплектов БДСМ-одежды. Ремни, заклёпки, латекс, кожа, «горничные», «монахини» — все дела. И вырезы ровно на тех местах, которые обычно как раз-таки стараются прикрыть.
— А настоящее «фу» — это то, что выбрала Таня!
Ну…
Тут я был полностью согласен.
Стеклова решила залутать себе штуковину как раз по своему профилю. Из оранжереи. Здоровый такой кактус с цветками в виде фиолетовой пятиконечной звезды. И всё бы ничего — хорошая друидка обязана развиваться в своей теме — если бы этот кактус не благоухал, как прогнившая сельдь.
— Вы ничего не понимаете. Вы не представляете, насколько это редкое и ценное растение. Это же…
— Да плевать, что это такое! — крикнула Шаманка. — С нами в одной машине оно всё равно не поедет!
— Но почему⁈
— Оно воняет!
— Правда?
— Правда!
Стекловата почесала в затылке, махнула рукой, и цветы схлопнулись. Противный запах тут же исчез.
— Всё равно! — не успокоилась Шестакова. — Я это в машину не пущу! Я сейчас… Я сейчас, — тут она нахмурилась и начала оглядываться. — Я ему сейчас какой-нибудь прицеп придумаю! Василий Иванович, поможете оторвать воо-о-о-он ту хренатовину?
К слову, о Шестаковой.
Боюсь даже представить, какие баталии развернулись внутри этой розововолосой головы и какого труда ей стоило победить свою алчность, но факт есть факт. Вместо золотых канделябров и коллекционных монет, Шама выбрала себе броневик.
Тот самый, который остановила на ходу.
Но поскольку в плане комфорта военная машина очень сильно уступала ордынскому минивэну, броневик было решено распотрошить на запчасти.
И пока остальные девки слонялись по усадьбе и раздумывали, что бы такого залутать, мы с Шамой модернизировали барбухайку. Обшили машину бронёй и кой-чего в начинке подшаманили. Восторгу Шестаковой не было предела, да и я порадовался.
Почему?
Ну потому, что листы композитного металла скрыли эти позорные цветочки. Барбухайка больше не выглядела потешно; она выглядела угрожающе. Так и вижу сполохи огня из глушителей и патлатого гитариста, прикованного к капоту.
Что до остальных девок, то их добыча была поскучнее.
Фонвизина покопалась в библиотеке и чисто для галочки выбрала себе несколько коллекционных томиков из графской библиотеки. Рита Смертина восприняла слово «трофей» буквально и взяла себе разбитые оковы одной из пленных девушек.
Как символ, ага.
А ещё, по её словам, предмет схватил достаточно боли и ужаса, чтобы стать неплохим артефактом. В точности по её профилю.
Ну а Ромашка до последнего не знала, чего же ей хочется. Девушка была согласна и на цветочек аленький, так что подруги подбили её взять плазму из кабинета Кочеткова.
Всё в дом, как говорится, всё в дом.
Ясен хрен, что закрытие трещины на сегодня отменилось. Я позвонил Ярику Валигуре и предупредил, что у нас случилось ЧП, так что появимся мы только завтра.
— Отлично, Василий Иванович! — обрадовался инженер.
— Что? Не успеваете?
— Не-не-не, не в этом дело. Я тут как раз хотел одну штуку попробовать, а раз вы задерживаетесь, то мы с мужиками как раз ночью поработаем и сделаем. Потом сами увидите.
— Ну хорошо, — улыбнулся я. — Доверяю. Можете вылезти из бюджета, если потребуется.
Приятно, когда человек горит своим делом. Не знаю, что там Валигура придумал, но есть у меня такое чувство, что мы с его инженерной группой ещё много всякого наворотим.
Итак…
Формальности соблюдены, злодеи повержены, угнетённые спасены. Канцелярия целым табуном копошится на участке, Гринёв выслужил себе очередную медальку, а нам здесь делать больше нечего.
— По машинам! — крикнул я альтушкам и залез на мотоцикл. — Едем отмечать!
Ну да.
Отмечать.
Во-первых, это полезно. Девки сражались на пределе возможностей, и теперь их организмам обязательно нужен выплеск эмоций. И будет он выражен в истериках и самокопании или в веселье и заздравных тостах — две большие разницы.
Ну а, во-вторых, это нужно, чтобы закрепить в их головах правду. А правда в следующем: вместо того, чтобы терзаться тем, что мы тут кучу человеков покрошили, нужно похвалить себя за то, что очистили родную землю от такой гнили, как Кочетков и те, кто согласился работать на такую падаль. Уверен, что многим после кончины графа станет полегче дышать.
И предки, которые каждый бой завершали пиром, делали это неспроста. Тоже кой-чего понимали в психологической реабилитации.
— Поехали! — крикнул я и развернулся на сто восемьдесят, взрывая задним колесом землю.
Не зря всё-таки тренировался…
— «У Алёшина»? — скривившись, прочитала название Фонвизина.
— Ну да, Ваше Сиятельство, — хохотнула Дольче. — Не «Метрополь».
— Это, кстати, уже после ребрендинга, — объяснил я. — А раньше оно вообще называлось «Тополёк», так что сейчас ещё ничего. Но! — я назидательно поднял палец вверх. — Не суди книгу по обложке. Пойдём-пойдём…
Все десять лет, что я живу в Удалёнке, в пяти километрах от неё действует это чудесное придорожное кафе. Да, неказистое. Да, во многом отставшее от времени. И да, на банкетах здесь до сих пор печёному поросёнку рисуют майонезом спиральку на щеках.
Но чёрт…
Как же здесь вкусно!
И всё благодаря шефу. Сан Борисыч Алёшин — приятный лысый мужичок, лицом неуловимо напоминающий рыбу дорадо. Властелин кулинарии, маэстро вкусов, и лучший друг моего желудка.
При этом человек с необычайно тяжёлой судьбой.
Дело в том, что пусть талант к кулинарии Сан Борисыча был неоспорим, душа его лежала к совершенно другому.
К чему?
Да он, по ходу, и сам не знал. Но увольняться пытался только на моей памяти раз двадцать. То в таксисты подавался, то в риэлторы, то косметикой торговал, а то заделывался покерным профи. То ещё что-то; занятий его не счесть.
Короче говоря, на Алёшина накатывало что-то такое сезонное, из-за чего он традиционно громил посуду, орал о том, что вертел всех вокруг своей оси, хлопал дверью и уходил.
— Ненавижу, Иваныч, — несколько раз плакался мне Сан Борисыч. — Ненавижу всё это. Кастрюльки-сковородочки. Вся моя жизнь — это жир, масло и чешуя. А знаешь, сколько мне платят⁈ Да вот практически ни…
…чего.
И, пользуясь этим досадным фактом, я даже пару раз пытался его переманить к себе в Удалёнку. Обещал и жалованье, и условия, но Алёшин стабильно возвращался в своё кафе. Как утка на гнездовье.
— Василий Ива-а-а-аныч! — судя по радостному крику, сейчас Алёшин пребывал в маниакальной стадии. А стало быть, сейчас он как никогда одержим готовкой, и нас с альтушками ожидает что-то поистине волшебное.
— Сан Бории-и-исыч! — двинулся я навстречу и крепко обнял лысого.
— Каким судьбами⁈
— Да вот, зашёл своих девчонок твоей стряпнёй побаловать.
— Дочери, что ли? — вытаращил глаза повар.
— Не-не-не, это бойцы специального отряда «Альта». Так что ты сегодня, Борисыч, элиту Империи кормишь. Сделаешь красиво, ладно?
— А то!
С тем Алёшин потопал на кухню, а мы с альтушками проследовали в зал. Жду не дождусь, когда их недовольные моськи вытянутся в удивлении.
Они-то думают, что Скуф — чудак. Привёл их в какую-то забегаловку с клеёнчатыми скатертями и железными стульями и радуется. Ну-ну. Посмотрим.
— А меню? — уточнила Ромашкина, оглядываясь. — Здесь где-то есть меню? Я просто не ем мясо и…
— Не волнуйся, — сказал я. — Всё будет хорошо.
И всё, блин, было хорошо!
Сперва на стол полетели закуски — самое то для оборотня-вегетарианца. Баклажановые рулетики, жульен, стручковая фасоль с копчёной паприкой, порционная «шуба», выполненная в виде японских ролов, и гордость Сан Борисыча — соленья, которыми он мог заткнуть за пояс любую бабушку.
Дальше — больше.
Пироги с лисичками, пироги с яйцом и капустой и пироги с почками. Рецепт последних Сан Борисыч подсмотрел у жителей туманного Альбиона, вот только вместо ленивого запекания в форме, он стал лепить именно что настоящие русские пирожки. Да ещё и рецептуру докрутил, так что прям:
— Аа-а-а-аа! — Шама откинулась на стуле и расстегнула верхнюю пуговицу на штанах. — Я больше не могу! Но хочу! Но не могу! Но, блин, буду!
— Василий Иванович, не приводите меня сюда больше, — с набитым ртом взмолилась Дольче. — Я ведь разжирею, меня замуж не возьмут.
— Весьма недурно, — отозвалась о еде Оля Фонвизина, хотя по глазам было видно: если бы не её высокое происхождение, она была бы сейчас не прочь поорать от восторга.
Медовая утка, шашлык из корейки, бараньи язычки под соусом из белых грибов. Картошка, опять-таки, жареная. Опять-таки, овощи на гриле, изгвазданные в каком-то чудо-соусе из тысячи ингредиентов, так что вычленить хотя бы один не представляется возможным…
Периодически дверь на кухню открывалась, и довольная лысая рожа смотрела на то, как мы с альтушками на скорость истребляем все эти харчи.
— Пельмени ставить⁈ — в один из подходов крикнул Сан Борисыч через весь стол.
— А можно с собой⁈ — чуть ли не в один голос отозвались альтушки…
За неполные двое суток группа «Альта» разжилась домом, плазмой и душевой кабиной. Причин покидать жилище при таких данных становилось всё меньше и меньше. К тому же на полный желудок и после целого дня беготни.