— Да-да, — кивнул Тихон. — Ладно.
Напарник ушёл, а дедушка-извращенец аж взвыл от отчаяния и предвкушения того, что вот-вот должно было произойти.
— Я — старый человек, — уже окончательно разревелся он. — У меня слабые кости. Прошу вас, не надо…
Но Тихон даже не собирался.
— Голос, — задумчиво произнёс он. — Там, когда мы тебя задержали, ты сказал: «Голос».
— Д-д-д-да, — ответил дед.
— Что за голос?
— Страшный такой! Такой… Такой…
…но Тихон уже и так понял какой. Он понял это ещё там, в коридорах подсобных помещений. Он увидел этот адский огонёк в глазах черноволосой девушки. И его медальон на шее, перевёрнутая пятиконечная звезда, ни с того ни с сего начал нагреваться. Еле-еле, но всё равно ощутимо.
Так что да…
— Демонический? — подсказал Тихон извращенцу.
— Да! — взорвался тот. — Вот прямо да! Как с языка сняли! Говорю же вам, она — ведьма! Ведьма!
«Не ведьма», — ухмыльнулся про себя Тихон.
И тут же мысли его понеслись в другом, более эпическом и судьбоносном русле. «Я первым узрел явление Его, — подумал про себя Тихон. — Получается, Он сам выбрал меня в качестве мессии, что предупредит весь мир о пришествии Его. И получается, что я… Избранный?»
То, что в данном случае речь шла не про «Него», а про «Неё», Тихона нисколько не волновало.
Ну а на десерт вот вам «арестованная» Её Светлость Фонвизина
И ещё, если вам вдруг понравилась книжка, но выстеснятесь это сказать — не сдерживайте себя. Расскажите в комментариях, как вам нравится история Скуфа.
Это согреет авторов и спасёт от осенней хандры.
Глава 6
А я ведь думал, что первой аудиозаписью в моём диктофоне будет нечто мудрое. Вечное нечто. Фундаментальное.
А по итогу вот:
— Дорогие любители природы, сегодня мы с вами сможем пронаблюдать альтушек в естественной среде их обитания, — записал я, чуть подумал, прожав «паузу», и добавил: — Кажется, сейчас они собираются питаться. Посмотрите, как у самочки с розовым хохолком раздулись щёки… как цепко она держит в лапках пищу… как оглядывается, опасаясь, то кто-то может отобрать её лакомство…
— Ну Василий Иваныч, — проныла Шама со ртом, набитым мраморной коровой. — Ну вкусно же…
Вкусно.
Факт.
Не всё и не везде, но фудкорт на «Имперском Базаре» это вообще отдельная песня. Сам по себе Торговый Центр настолько здоровый, что сгруппировать весь общепит на одном пятачке — идея провальная. А потому он был выполнен в качестве центральной галереи шестого, — самого верхнего, — этажа и тянулся через весь «Базар».
Кофейни, кондитерские, пиццерии, сушильни, хинкальные, блинные, супные, кашные, лапшичные, шаурмянные, шашлычные, устричные, крабоварни, стейк-хаусы, обычные столовые и тематические кафе. Откровенный фастфуд здесь соседствовал гастробарами и дорогими ресторанами, в которых подают сет из двадцати плюс блюд размером с гулькин лингам.
А что самое примечательное, — и замечательное, — что каждое заведение, даже несмотря на наличие столов внутри, было обязано содержать свой островок по центру галереи. И не какую-нибудь хренотню из пластмассы, на которую и сесть-то страшно…
Не-не-не.
Настоящие посадочные места. Такие, которые случайно не снесёшь неловким движением бедра. Мягонькие для зада, удобные для всего остального тела, и с полноценным набором соль-перец-салфетка-зубочистка на столе.
То есть, даже если ты решил убить свой желудок картохой фри без ничего более, всё равно будешь сидеть в комфорте. К идее равенства и братства я отношусь весьма настороженно, — и это неспроста, — но если мне не нужно оплачивать её из собственного кармана, то-о-о-о… почему бы и нет?
— А вот и мы, — сказала измученная Стеклова, присаживаясь за стол.
Она на свою голову вызвалась поискать вместе с Ромашкой вегетарианский ресторан и потому подоспела к обеду последней.
Ещё и с подносом явно остывшей еды.
К слову, пока девки телились и выбирали, я уже накидал себе всё, что хотел, — а хотел я двойную порцию пельмешек из утки, свеклу с чесноком и рассольник, — и теперь не без интереса наблюдал за тем, кто и как питается.
Вот, например, Стеклова.
Молодец.
Восприняла обед, как обед, а не как повод погурманствовать. Нет! Я, конечно, и сам люблю навернуть что-нибудь эдакое по пять тысяч за шлепок по тарелке. Однако при этом свято уверен в том, что всему своё место и время.
И вот конкретно здесь и сейчас не намерен наворачивать ложкой осетровую икру только лишь потому, что могу себе это позволить.
Вот и Стекловата, похоже, разделяла моё мнение.
Пускай её харчи уже остыли, но они были просты и понятны. Блондинка притащила такой же сет из салата-первого-второго, как у меня. Какая-то смесь из огурцов, помидоров и зелени в качестве салата, борщ и бефстроганов с картофельным пюре. Просто, вкусно, зашибись.
— Лапша? — удивилась Её Сиятельство Фонвизина, глядя в тарелку подоспевшей Ромашки.
— Лапша, — кивнула та. — А что?
— Так ведь это же-е-е-е, — задумчиво протянула Ольга, но потом тряхнула рыжей головой, мол, забей.
— «Это же» что? — абсолютно добродушно уточнила Ромашка, наматывая на вилку своё чудо-блюдо.
Только глазищами от любопытства сверкнула.
— Гхым, — тут Фонвизина промокнула рот салфеткой, положила вилку с ножом на свои этикетные места и явно, что приготовилась к беседе. — Насколько я вообще понимаю в готовке, то в лапше должно быть яйцо.
— Во-первых, нет, — улыбнулась Ромашка. — Это гречневая, здесь нет никаких яиц. А во-вторых, почему бы мне не съесть яйцо?
— Так ты же… вегетарианка? — судя по тону Сиятельства, это всё же был больше вопрос, чем утверждение.
— Нет, — хохотнула Юля и отправила клубок коричневой лапши в рот. — Почему ты так решила?
— Так ведь ты мясо не ешь. Сама говорила.
— Ну-у-у-у, — Ромашка пожала плечами. — Не ем. Но не по какой-то причине. Мне просто млекопитающих жалко. Понимаете, какие-то они свои. Милые пушистики, родные такие, уютные. Как их есть?
— А птицы, то есть, не уютные? Их не жалко?
— Их тоже жалко, — кивнула Юля. — И жуков жалко, и пауков, и рыб всяких. Но млекопитающих больше всего. Мы же… ну… в одной команде, что ли?
— Короче! — это Шама оторвалась от стейка. — Чего вы домотались⁈ Ромашка не ест мясо, потому что не ест мясо. Хочется ей так. Правильно говорю?
— Ага, — кивнула оборотнесса. — Хочется. Точнее, не хочется.
— Главное при этом, — продолжила мысль Шестакова, — что она никому ничего не навязывает и не скатывается в снобизм. Так ведь?
— Так.
Юля вновь кивнула, затем посмотрела в тарелку шаманки и сказала:
— Фу.
— Ну вот, блин, накаркала, — вздохнула Шама.
— Да нет-нет, я не к этому. Просто… ты знаешь, что ты ешь?
Тут Шестакова немножечко напряглась, и сама осмотрела своё блюдо. На дорогой деревянной тарелке из обработанного спила берёзы лежал разухабистый мясной лапоть размером чуть ли не с сиденье унитаза.
— В меню было написано «флэнк-стейк».
— Вот и я о том же, — кивнула Ромашка. — А знаешь, что такое «флэнк-стейк»?
— Не-а.
— Пашина, — сказала Ромашка и продолжила наматывать лапшу. — Ну то есть пах.
— Порохом пропах, — улыбнулась Фонвизина, мастерски орудуя ножом и вилкой и отделяя филе своего сибаса от хребтины. — Шестакова, не переживай, пах — это просто низ живота. Ничего криминального.
Однако Шестакова всё равно нахмурилась. Посмотрела сперва на свой стейк, потом на Ромашку, на Фонвизину, и снова на стейк. В итоге пожала плечами, сказала:
— Один хрен вкусно, — и продолжила наворачивать мясо.
Тем временем за столом разворачивалась ещё одна баталия. До сих пор молчаливая, но судя по напряжению я чувствовал — вот-вот прорвёт. А разворачивалась она между Дольче и Смертью. Первая вот уже десять минут ковыряла три худеньких гункана с креветкой и порцию самых простейших роллов, а вот вторая…
— М-м-м-м, — вторая отрывалась по полной.
Смерть забила хрен на высокую кухню и притащила себе целую гору фастфуда. Жирный увесистый бургер с двойной котлетой, тройным сыром и пятерным беконом, несколько разных картошек с соусами, наггетсы, луковые кольца и целое ведро… нет… целое ведрище куриных крылышек в панировке.
Питалась Смерть самозабвенно. С чувством, с кайфом, и от души.
Ну… тут, как я и предсказывал, прорвало:
— Так! — Дольче аж по столу кулаком ударила. — Как ты это делаешь⁈
— А? — сперва не поняла Смерть, как раз смачно обгладывая крылышко. — Что делаю?
— Как ты столько жрёшь и не толстеешь⁈
— Я… Я не знаю, — пожала плечами некромантка и вытерла рот салфеткой. — Конституция тела такая… наверное.
— Какая ещё конституция⁈ Вот если бы она так наворачивала, — Дольче ткнула пальцем в Фонвизину.
— Эй.
— … то я бы поняла! Она лекарь, чёрт её подери! Наколдует чего-нибудь себе с пищеварением и давай уписывать за обе щёки! Но ты-ы-ы-ы! — палец со свежим маникюром уставился на Риту Смертину. — Ты-ы-ы-ы-ы!
И быть беде, если не официант с большим железным подносом. В белой рубашке и при бабочке, так что сразу стало понятно, заказ не из дешёвых.
— М-м-м! — вскинула брови Её Сиятельство. — Это я заказала.
Поднос встал на стол, и оказалось, что он полон дроблёного льда, на котором лежат семь раскрытых настежь устриц и хаотично рассыпанные дольки лимона.
— Полезно, — сказала Фонвизина. — Чистый белочек, угощайтесь.
Ну угощайтесь, так угощайтесь. Девки по очереди расхватали устриц, — что интересно, моллюсков Ромашке было совершенно не жалко, видимо, они не были милыми, — ну и я тоже взял одну. Полил лимоном, чу-у-у-уть-чуть присыпал солькой и вдруг завис.
Во-первых, резко захотелось бокал какого-нибудь вкусного сухого рислинга на запить. Ну а во-вторых, пришло осознание…
Хм…
Наверное, это норма для отношений учитель-ученик, но для чисто человеческих то, что мы с альтушками до сих пор даже пивка вместе не пригубили — это что-то как-то прямо ну такое. Из ряда вон.