— Всем привет! — а это Лёхина голова возникла над забором. — Мишаню не видели? Пропал куда-то, стервец такой. Меня же не было пару дней, кстати, — внезапно друида пробило на поговорить. — Семейство лосей уводил в лес подальше, думал не успею до гона… а что… а что у вас тут случилось? — это Алексей Михайлович заметил гору тряпья на газоне.
— Сам не знаю пока что, Лёх. Вот, как раз собираюсь выяснить.
— А, — кивнул друид. — Ну ладно. Если что я у себя, — и исчез, пока не запрягли.
Итак…
Пока Тамерлан копошился в гараже, мы с Ирой и альтушками выслушали подробный рассказ Кузьмича о происшествии. После осмотрели участок. За ним дом. В доме, конечно, ужас что творилось, и это Кузьмич уже мусор вынести успел.
Но что ни делается — оно ведь к лучшему, верно⁈ Ремонт я не проводил уже хрен знает сколько. Точно не скажу, но за это время успели появиться всякие умные чайники, умные лампочки, и умные дизайнеры интерьеров.
Да и вообще… отрасль не стоит на месте. Пора бы и освежить хатку.
Но вот что, на мой взгляд, не требовалось освежить — так это охранную систему. Ту самую, что Ира ставила в прошлом году. И ту самую, что не сработала, когда у меня тут Кузьмича чуть не убили.
— Ир, проверь, — попросил я.
Сам же, не откладывая в долгий ящик, направился к Гордею Гордеевичу. А то херли гадать? Поговорим начистоту, а там, глядишь, и всплывёт что-то…
— Горде-е-ей! — и тишина в ответ.
Никого.
Дом пуст! Дом, мать его так, пуст! Ни одно окно не горит! А это значит что⁈ Это значит, что я теперь кое-кого из-под земли достану и настучу по блестящей лысине так, что…
Би-и-и-ип! — раздался позади протяжный гудок, а следом за ним радостный вопль:
— Здарова, сосед! Василь Иваныч, ты к нам что ли⁈
Джип семейства Верзилиных вывернул из-за угла, выключил фары чтобы меня не слепить, и покатился к дому.
И все внутри него такие весёлые сидят! Сам Гордей светится, как урановый самовар, жёнушка его мне рукой машет, а между родителями торчит довольная моська малявки. Довольная, потому что леденец за щекой и кепка на голове новенькая, ещё даже с биркой. Набаловали малую, короче говоря.
От одного вида этой семейной идиллии мне даже как-то не по себе стало. Не потому, что приторно, а потому что я ведь только что собирался главе семейства череп проломить.
— Здарова-здарова! — Гордей вылез из машины, пожал мне руку и пошёл открывать ворота на участок. — Василь Иваныч, а помоги коробки до дома дотащить, а? Накупили опять, блин, херни ненужной… А мы тебя чаем напоим. Или чем покрепче, — подмигнул Верзилин. — Слушай… а ты чего так маслом воняешь? Беляши жарил?
— На мой дом напали, — коротко сказал я.
Гордей аж вздрогнул. Застыл на месте, убрал с лица эту свою улыбочку, а затем повернулся к машине и что-то гаркнул на китайском. Видимо, чтобы жена и дочка шуровали в дом.
Сю резко посерьёзнела, вышла сама, вытащила из машины малявку и по широкой дуге потащила её мимо меня. Боится, что ли? В одной руке девчонка, а в другой телефон, из которого на полной громкости несётся какая-та китайская тарабарщина. То ли фильм, то ли стрим. Ничего не понятно, но тут вдруг:
— Уэ-э-э-э! — послышался знакомый голос из динамика.
— Минутку, — я аж потерялся. — А что это там такое твоя жена смотрит?
— Так ничего она не смотрит, — ответил Гордей. — Это она с отцом на видеосвязи зависла. Сегодня же вся наша делегация в цирк зачем-то попёрлась… я еле сумел отмазаться, вот, за покупками поехал.
— А-а-а-а, — неловко протянул я.
Ну хотя бы одной загадкой меньше.
Мишаня, сука такая, опять в цирк сбежал. Все нормальные медведи ИЗ цирка убегают, а этот болван при каждом удобном случае несётся в обратном направлении. Бежит, аж волосы назад. Катается по арене на велосипеде, а циркачи ему потом разрешают за зрителями попкорн и прочую гадость подъедать…
У Лёхи задница полыхнёт, когда узнает.
Но сейчас не об этом. Сейчас о том, что Гордей хоть и отреагировал серьёзно, но вроде как алиби имеет железобетонное.
— Кхм, — начал он, когда Сю и маленькая Лиля зашли в дом. — Иваныч, я понял к чему ты ведёшь. На твоём месте я бы подумал точно так же. Мы люди новые, пришлые, ещё и иностранцы, так что доверия нам никакого нет. Но… не я это, понимаешь? Не мы. Хочешь… я даже не знаю… хочешь чеки покажу? Или в торговый центр съездим, попросим камеры поглядеть?
Гладко стелешь, лысый. Но я за своё спрашиваю и стесняться не намерен.
— Что за татуировка у твоего тестя на руке?
— Татуировка? — улыбнулся Гордей и закатал рукав. — Вот такая?
Будто собачка, которую хозяин подозвал к ноге, со стороны локтя и в сторону запястья выползла нарисованная сколопендра.
— Узнал, значит, кто их делает? — хмыкнул Верзилин и спрятал мерзкую сороконожку.
— Узнал, — кивнул я.
— Триа-а-ады, — развёл руками Гордей. — Не, ну а как ты думал, Иваныч? В нефтянке далеко не самые приятные люди обретаются. Не белые и вообще не пушистые. Причём сволочи что те, которые пытаются дорваться до кормушки, что те, которые эту самую кормушку стерегут. Грубо говоря… мы.
— То есть…
— То есть методы, которыми мой тесть сохраняет за собой корпорацию… которую, к слову, унаследовал по праву. Так вот, эти методы подразумевают под собой физическое насилие и очень изобретательное устранение конкурентов. Всё вообще не так радужно, как может показаться со стороны…
Гордей больше не производил впечатление каноничного весёлого соседа в трениках с оттянутыми коленями. Такого, которому вечно кто-то и откуда-то привёз вяленную рыбу в местной газете.
О, нет!
Теперь я бы и впрямь мог принять его за криминального авторитета.
— И знаешь, — продолжил Гордей. — Основная причина, по которой я уломал господина Чэня на переезд, она ведь вовсе не в деньгах и не в тоске по Родине. Все эти инвестиции тупо прикрытие. А на самом деле я просто хочу, чтобы моя жена и дочь были как можно дальше от Сингапура, и всей этой кровавой мясорубки. Триады, Иваныч, это не русские аристократы со своими благородными кодексами ведения войны. Им ребёнка в заложники взять, как два пальца. Понимаешь меня, сосед?
— Понимаю.
— Ну тогда давай без пустых подозрений, ладно? — Гордей Гордеевич подал мне руку. — И без обид?
Руку я, конечно, пожал. И про «без обид» понял. Дескать, это я его своими намёками обидел. Ничего не скажешь — дерзко, но… но не сносить же ему рожу теперь за это?
— А чо насчёт рыбалки-то? — в голове у Верзилина как будто тумблер перещёлкнули, и он вновь начал излучать свой неуёмный оптимизм. — В силе?
— В силе, — кивнул я. — Только сперва надо охрану в доме обновить. Чтобы в следующий раз любого любопытного наверняка прибило.
Вроде как с намеком, а поймет ли он тот намек или нет — дело его.
Чертежи единственного в мире устройства, способного за несколько секунд разрядить и заглушить любую артефакторику, были добыты. Что иронично, добыты они были именно с помощью изображённого на чертежах устройства.
Однозарядный приборчик был последним из тех, что остались у клана. И берегли его именно на этот случай.
Казалось бы, к чему такая сложность?
Что ж…
Причина была…
Константин Шестаков был не только сильным, но и весьма остроумным артефактором. Тетрадочка с чертежами его изделий сама по себе была артефактом и обладала весьма незаурядными свойствами. Ни одна живая душа не могла перерисовать то, что было в ней начертано.
Не получалось!
Вместо геометрически-правильной схемы у человека выходили какие-то каракули. И это только на первый… на пробный, так сказать, раз. Дальше у соискателя чертежей Шестакова начинала болеть голова. Потом носом шла кровь. До летального исхода не доходило, но если человек не понимал намёков и не останавливался, то вполне мог проваляться недельку в несознанке.
Калька волшебным образом не работала.
Фотографии чертежей засвечивались.
Ожидаемо, что на видео заветная тетрадочка тоже не отражалась.
Создать глушилку можно было только лишь имея у себя перед глазами оригинал чертежа, и никак иначе. И вот, наконец-то, Клан Сколопендры вернул этот самый оригинал себе.
Но всё-таки триады не были бы триадами, если бы сразу же после этого убрались восвояси. Что бы не говорил Скуфидонскому его сосед, у сингапурской мафии тоже был свой кодекс поведения. И согласно этому кодексу, воровку необходимо было наказать. Так положено. Так правильно с точки зрения триад.
И потому-то легенду нужно было поддерживать дальше.
— Кыкой ужас, — чуть не плакал Чао Чэнь. — Кыкой позор…
Скуфидонская уехала всего лишь несколько часов назад, а он уже успел нажраться чуть ли не до скотского состояния.
— Кыкой жы ужас, — молодой певец откупорил вот уже третью бутылку соджу. Пил из гранёного стакана, и не закусывая. — Кыкой жы позор…
По приказу Лунтоу, записанную им песню уже смонтировали и вот-вот должны были выложить в сеть на всех официальных аккаунтах группы. Группа Чао искренне не понимала, почему их фронтмен воспринимает всё так, как воспринимает.
И кстати!
Всем остальным результат их совместного труда понравился. Да и Ирина сингапуро-корейцам очень даже приглянулась. Как женщина, само собой, — узнать её как личность помешал языковой барьер.
— Ну что! — улыбнулся Ханча Чой, коллега Чао и по совместительству администратор соцсетей группы. — Полетел клип! — и тыкнул на кнопку.
— Клип⁈ — выпучил пьяные зенки Чао. — А-а-А-аткуда у нас клип⁈
— Так я сам сделал, — улыбнулся кореец. — Слепил по-быстрому на коленке. Там, получается, типа документальные кадры с телефона, как мы с ребятами по Москве гуляли, а во время припева кадр с Ириной в студии…
— На-хи-ра⁈ — возопил Чао и залпом проглотил полный стакан своего картофельного пойла. — Ну нахира жы⁈
— Так ведь… э-э-э… Мы же её ровно за этим и взяли, разве нет? — искренне не понял возмущений коллеги Ханча Чой. — Смазливая европейская мордашка. Сиськи в кадре, все дела. Ты же сам об этом говорил…