— Госпожа, я хочу обменять осла на время с одной из ваших девушек…
Концовку я прекрасно помнил, но тормозить Германа не стал. И пока он рассказывал уже сотню раз рассказанный анекдот, перевёл свой взор на зал, где вовсю резвилась молодёжь. Ребята из Суворовского кадетского корпуса — все как один сыновья высокопоставленных военных — попросили у меня разрешения потанцевать с группой «Альта».
Затея, на мой вкус, была хороша.
Ущемлять девчонок в веселье я абсолютно не собирался. Но вот какая беда… внезапно к танцующим подошёл молодой офицерик, извинился перед партнёром Фонвизиной-младшей и коротко ей что-то сказал.
Оля тоже извинилась перед суворовцем, разрешила поцеловать ручку и куда-то не спеша удалилась.
Так…
— Прошу прощения, — тормознул я того самого офицера, когда тот проходил мимо. — Любезный, подскажите-ка, что такого вы сказали моему кадету, что она тут же удалилась?
— Вы про Ольгу Сергеевну? — уточнил парень, мотнув головой в сторону зала.
— Про неё.
— Её Сиятельство срочно вызвала к себе матушка, — ни раздумывая ни секунду, ответил офицер, козырнул и продолжил путь мимо.
А я посмотрел на часы.
Что ж… не знаю, что у них там стряслось такого срочного, но у матушки Фонвизиной есть ровно пятнадцать минут на беседу с дочерью. Потому как через пятнадцать минут она должна быть в зимнем саду.
Ладно, посмотрим.
И кстати! Мне бы и самому пора подготовиться. Как минимум организовать бутылочку вина, бокалы и прибыть на место хотя бы за пару минут до дамы.
— … так почему бы вам не съесть медовые соты? — тоненьким голосом, которым, по его мнению, разговаривают владелицы борделей, сказал Морозов, а затем вновь забасил: — Потому же, почему я пришёл менять осла!
— Прошу прощения, господа, — я встал с кресла. — Вынужден вас ненадолго покинуть.
— Василий Иванович! — нахмурился Морозов. — Если мы с тобой сегодня не напьёмся и не учиним хотя бы парочку дуэлей, то я обижусь!
— Учту.
— Вот и учти, пожалуйста. Так… на чём я остановился?
— Хотел пошутить про скотоложство, — напомнил я.
— Ну, Вась, блин! Ну ты же мне теперь всё испортил!
Подозвав к себе свободного лакея, я распорядился организовать мне приятный вечер в зимнем саду, а затем просто встал чуть поодаль и продолжил наблюдать за танцем альтушек с суворовцами — к слову, уже третьим.
Фонвизина-младшая всё никак не возвращалась.
Она не вернулась ни через пять минут, ни через десять, ни через двенадцать…
— Елизавета Григорьевна, — улыбнулся я и встал с плетёного кресла. — Рад, что вы пришли.
— Конечно же, я пришла, Василий Иванович. Разве я могу вам отказать?
Что ж…
Любезности любезностями, но:
— Скажите, Елизавета Григорьевна, а куда пропал мой кадет?
Стоило мне закончить фразу, как княжна резко изменилась в лице.
— Мне известно, что вы вызывали её к себе на разговор, — закончил я.
— Кому кадет, а кому и дочь, — холодно ответила рыжая. — Скуфидонский, при всём уважении, но я прошу вас не вмешиваться не в своё дело. Обучение моей дочери подошло к концу. По собственному желанию сегодня она официально покидает группу «Альта»…
Глава 19
Не бывает так. Буквально несколько часов назад в тамбуре спецпоезда Оля рассказывала мне о том, что хочет вершить историю и осваивать аномалии, а тут вдруг «по собственному желанию» покидает группу…
Это даже не биполярка. Это с Фонвизиной-младшей должно было раздвоение личности случиться, чтобы она себя так повела.
Разумеется, я не поверил.
— Объясните, — попросил я Елизавету Григорьевну.
— Василий Иванович, я не обязана…
— Объясните, — поднажал я. — Елизавета Григорьевна, сейчас вы разговариваете со Столпом Империи. Как вы правильно выразились: «кому кадет, а кому и дочь». Так вот до тех пор, пока я не получил распоряжений свыше, Ольга Сергеевна Фонвизина — кадет на службе Империи. И ответственность за неё несу я.
Детский сад, штаны на лямках.
«Альта» — группа специального назначения, но никак не ясельная. Захотела ушла, захотела, пришла — это так не работает. То, что Величество дал мне полную свободу действий в отношении девчонок, ещё не значит, что у нас нет обязательств. И отнюдь не перед Фонвизиной-старшей.
— Как минимум, ваша дочь располагает засекреченной информацией, — продолжил я. — Как максимум, сама по себе является стратегическим оружием нашей с вами державы, и уж извините, но мне мало устной договорённости с роднёй.
— Василий Иванович, всё решено, — похоже, Сиятельство была уверена в своей правоте и тоже не собиралась сдавать назад. — Официальные документы мы подготовим в ближайшее время. Я поручусь. Так что не беспокойтесь, вы не понесёте за это никакой ответственности.
— Как подготовите документы, так и поговорим…
Не берусь рассуждать о том, кто из нас коса, а кто — камень, но мы друг друга явно нашли. Вот-вот должны полететь искры.
— А сейчас ответьте мне, — потребовал я. — Где ваша дочь?
Атмосфера продолжила накаляться, и в этот же самый момент дверь в зимний сад отворилась. Внутрь заглянул здоровенный детина с рваным шрамом на шее. И рожа его мне явно успела примелькаться. Причём не только на приёме, но и во время визита Фонвизиной-старшей в Удалёнку. Тогда этот тип, кажется, выступал в роли её водителя.
СБшник?
Скорее всего. Целая княгиня просто не может путешествовать без охраны; это противоречит всякой логике, да и протоколу. Она, разумеется, в одиночку кого угодно раскидает. Но не по чину мараться. Тем более, что дар у Фонвизиной не боевой, а оттого о безопасности стоит побеспокоиться.
И что же получается? Шёл на свидание, а вместо этого начну разборки с семьёй собственной воспитанницы? Н-да… если Елизавета Григорьевна хотя бы в половину сильнее собственной дочери, то убивать её боевиков я буду громко. И что немаловажно с массовыми разрушениями вокруг.
Скандал, крушение надежд и в целом — муть какая-то. Не так я себе всё это представлял, ой не так.
Но и хрен, как говорится, с ним. Отступать я не намерен, а точки над «и» лучше расставлять сразу.
— Всё нормально, Елизавета Григорьевна? — на удивление, вежливо спросил детина. — Мне показалось…
— Тебе показалось, Арнольд, — рявкнула княгиня, и Арнольд тут же пропал.
А на душе-то у княгини неспокойно. Значит, что? То, что в своих собственных действиях она не так уж и уверена, хоть держится и по-дворянски невозмутимо.
Ну или, вероятно, трезво оценивает возможности своих мордоворотов в магической схватке.
Пускай из объекта романтических устремлений она для меня превратилась в источник информации, тем более стоит гнуть свою линию. Поскольку она, судя по всему, понимает, что происходит, и знает, где сейчас находится кадет Фонвизина. А я — нет.
И я оказался прав.
— Скуфидонский, — вздохнула рыжуля, разом сменив свой гнев на милость. — Василий… Можно я буду называть вас Василием?
— Безусловно, Ваше Сиятельство.
— Спасибо, — улыбнулась княгиня. — Кажется, мы неправильно начали диалог; не с той ноты. Поймите правильно, мы не враги. И я прошу вас, Василий, пожалуйста, отстаньте от девочки. Для меня самой всё это как снег на голову, не без этого. Но всё вышло так, как вышло, и я за неё, безусловно, рада.
— Прошу прощения, но-о-о-о… как «так»?
— Случилось то, что должно было случиться.
Движение, которым Елизавета достала письмо, было нарочито плавным и весьма изящным. А сложенный трижды листочек оказался тёплым, и где-то внутри меня это отдалось приятным волнением. До тех самых пор, пока я не начал читать его содержимое:
«Матушка, я решила последовать твоему совету и спешно выйти замуж. Ты знаешь за кого. А я знаю, что твоё благословение у меня уже есть и посему уезжаю немедля. Нужно спешить. Нужно покинуть приём незамеченной, потому как в противном случае этот самодур Скуфидонский меня не отпустит».
У меня аж брови отлетели от изумления.
— Не мешайте счастью Оли, — смекнув, что я дочитал, сказала Фонвизина-старшая. — Прошу вас, не препятствуйте.
И тон такой искренний и просящий.
— Кхм-кхм…
А я не сразу подобрал слова. Никогда не увлекался каллиграфией, а даже если бы и увлекался, то почерк кадета Фонвизиной мне незнаком. Мы всё как-то больше текстовыми сообщениями перебрасывались, если на то была нужда.
И вот в онлайн-переписке, кстати, я бы её вычислил на раз-два! У неё эта дурная привычка отправлять по одному-два слова вместо того, чтобы написать сообщение целиком. И ещё любимый стикерпак с мультяшными котятами.
Так что:
— Ваше Сиятельство, а вы уверены, что это письмо написала именно ваша дочь?
Фонвизина-старшая задумалась. Предполагаю, что они с дочкой тоже не имели привычки вести переписку от руки. Да кто, блин, вообще сейчас пишет письма⁈ Ну… если только в этом нет необходимости. Нотариальной или связанной с секретностью.
— Я имею твёрдые основания считать, что письмо подложное, — сказал я. — Буквально несколько часов назад ваша дочь говорила мне насчёт замужества совершенно противоположное, и насколько я могу судить, была со мной очень искренна. И уж точно не называла «самодуром».
— А если и так!
Опа! Поплыла княгиня. Тон повысила, голову отвернула, в глаза мне не смотрит и яростно теребит манжет. Сомневается?
— Если и так, — повторила она. — Этот союз в любом случае в интересах рода и крайне полезен для обеих сторон. Жених был сосватан уже давно, и… и… и если всё это мистификация, то я всё равно рада.
Мистификация.
Какое слово подобрано красивое. Я-то думал, что это называется несколько иначе. Похищение, например. Или принуждение. Ан-нет, «мистификация». Нужно запомнить на всякий случай, вдруг придётся покатать кого-нибудь в багажнике с мешком на голове… Мистификация…
— Даже если всё так, — продолжила Фонвизина, — то жених проявил не только изобретательность, но и стержень. Поступил, как настоящий мужчина, взял и увёз. И пускай я таких методов не одобряю, но что ни делается, всё к лучшему.