— А почему она задавала такие вопросы?
Джеральдина снова неопределенно пожала плечами.
— Я всегда считала, что у нее голова забита грязными мыслями. У нас здесь в деревне есть такая же женщина. Первое, что она просит при встрече, так это рассказать ей все последние сплетни. Вот тогда у нее загораются глаза. Ненавижу таких. Разумеется, никто ей ничего не рассказывает. Она просто отталкивает от себя всех соседей.
Роз на секунду задумалась.
— А у самой Олив родители целовались?
— Конечно же, нет!
— Вы так в этом уверены?
— Разумеется. Они ненавидели друг друга. Моя мама всегда говорила, что они не расходятся только потому, что он слишком ленив, чтобы уйти самому, а она преследует свои корыстные цели и не хочет уходить.
— И Олив искала какое-то утешение?
— Не понимаю.
— Когда спрашивала вас о ваших родителях, — равнодушно пояснила Роз. — Очевидно, она искала утешение. Несчастная девочка пыталась выяснить, может быть, ее родные были не единственными, кто не ладит друг с другом.
— Вот оно что! — удивилась Джеральдина. — Вы так считаете? — Она скривилась. — Вряд ли. По-моему, вы ошибаетесь. Ей хотелось узнать пикантные подробности из половой жизни. Я уже говорила вам, какие завистливые глаза были у нее.
Роз пропустила это замечание мимо ушей.
— Она любила врать?
— Да. И это тоже было ее отличительной чертой. — Было видно, что женщине удалось что-то припомнить. — Она постоянно что-то придумывала. Как странно, что я забыла об этом. Дело кончилось тем, что ей вообще перестали верить.
— О чем же она врала?
— Обо всем.
— Например? О себе? О других? О своих родителях?
— Обо всем, — повторила хозяйка дома и, заметив нетерпение на лице Роз, уточнила: — Милая моя, это нелегко объяснить. Она сочиняла разные сказки. Она не могла и рта раскрыть, чтобы что-то при этом не сочинить. Дайте мне подумать. Ну, например, она часто говорила о своих ухажерах, которых в действительности не существовало. Рассказывала о том, что они всей семьей уезжали на каникулы отдохнуть во Францию, а потом выяснилось, что они все лето проторчали дома. Она не раз хвасталась своей собакой, хотя все прекрасно знали, что никакой собаки у нее не было и нет. — Джеральдина задумалась, а потом поморщилась. — И она постоянно поступала нечестно по отношению к своим одноклассницам. Это было очень неприятно. Она могла вынуть тетрадку из чужого ранца, списать домашнее задание и, таким образом, украсть чужие мысли.
— Тем не менее, она преуспевала и имела неплохие оценки, да?
— Это верно, училась она хорошо, но оценки — совсем не то, о чем надо кричать на каждом углу. — Эти слова были произнесены с какой-то едва уловимой злобой. — И все равно, раз уж она была такая способная, то почему не сумела подыскать себе хорошее место? Моя мать даже говорила, что ей неприятно ходить в «Петит», когда там работает Олив.
Роз отвернулась от бесцветного лица хозяйки, чтобы полюбоваться прекрасным видом из окна. Некоторое время женщины молчали. Роз выжидала, когда внутри нее здравый смысл победит возмущение и желание возразить. «В конце концов, — рассуждала она, — каждый может ошибаться. И все же.» И все же ей становилось ясно, что Олив ощущала себя несчастным и никому не нужным ребенком. Она попробовала улыбнуться.
— Олив, по всей вероятности, считала вас самым близким человеком после сестры. Почему, как вы думаете?
— Боже мой, да я понятия не имею! Моя мать говорила, что это все оттого, будто я чем-то похожа на Эмбер. Сама я так не считала, но когда нас троих видели посторонние люди, то все почему-то считали, что Эмбер — моя сестра, а не Олив. — Она о чем-то задумалась. — Возможно, мать была права. Да и Олив перестала за мной ходить по пятам как раз после того, как в школу поступила Эмбер.
— Наверное, это стало большим облегчением. — В голосе журналистки прозвучала ирония, но, к счастью, Джеральдина даже не заметила этого.
— Наверное, да. За исключением одного, — печально добавила она, немного подумав, — Олив никогда не дразнили, если рядом находилась я.
Роз некоторое время молча разглядывала свою собеседницу.
— Сестра Бриджит говорила мне, что Олив была предана Эмбер.
— Это так. Но Эмбер любили буквально все.
— Почему?
Джеральдина только пожала плечами.
— Это была очень милая девочка.
Роз неожиданно рассмеялась.
— Если говорить честно, мне уже хочется задуматься насчет Эмбер. Что-то здесь не так. Уж слишком она получается хорошей. Так не бывает. Что же в ней было такого особенного?
— Ну. — Хозяйка дома нахмурилась, пытаясь что-то припомнить. — Мама говорила, это все оттого, что Эмбер была безотказна. Люди пользовались ее добротой, но она никогда и не возражала. При этом она, разумеется, всегда улыбалась.
Роз нарисовала на листке своего херувима и вспомнила о нежелательной беременности Эмбер.
— Как же ею могли пользоваться?
— Все дело в том, что Эмбер нравилось угождать людям и вообще делать им приятное. Конечно, в мелочах. Например, одолжить карандаш или выполнить какое-нибудь поручение для монахини. Мне однажды понадобилась спортивная форма на урок физкультуры, и я взяла ее у Эмбер. Вот такие услуги она с удовольствием оказывала.
— И никто ее даже не спрашивал, можно ли воспользоваться ее вещами? — внезапно поинтересовалась Роз.
Как ни странно, Джеральдина тут же вспыхнула.
— Да этого и не нужно было делать, по крайней мере, когда речь шла об Эмбер. Она никогда не возражала. В таких случаях рассердиться могла только Олив. Помню, что она чуть не озверела из-за той спортивной формы. — Женщина посмотрела на часы. — Мне нужно идти, иначе я опоздаю. — Она поднялась с кресла. — Боюсь, что ничем не смогла вам помочь.
— Как раз наоборот, — улыбнулась Роз, вставая со стула. — Вы мне здорово помогли. Огромное вам спасибо.
Они направились в вестибюль.
— Вам никогда не казалось странным, — спросила Роз, когда Джеральдина уже открывала ей входную дверь, — что Олив убила свою сестру?
— Конечно. Я была просто потрясена.
— Потрясена так, что даже не стала думать, почему все это произошло? Да и она ли совершила эти убийства? Ведь, судя по тому, что вы мне рассказали о взаимоотношениях сестер, она не должна была этого делать.
Огромные серые глаза подернулись дымкой неопределенности.
— Как странно. Именно эти же слова часто повторяла моя мать. Но если она этого не совершала, то зачем призналась в убийствах?
— Не знаю. Может быть, потому, что у нее вошло в привычку защищать других людей. — Она дружелюбно улыбнулась. — Как вы считаете, ваша мать смогла бы со мной побеседовать?
— Боже мой! Нет, я так не думаю. Она не выносит тех, кто просто знает о том, что мы с Олив ходили в одну школу.
— Но вы можете спросить ее? А если она согласится, перезвоните мне вот по этому номеру на карточке.
Но Джеральдина отчаянно замотала головой.
— Я не хочу тратить время понапрасну. Она обязательно откажется.
— Что ж, по крайней мере, вы мне честно ответили. — Она вышла из дома на дорожку из гравия. — Какой у вас чудесный особняк! — искренне повторила она, разглядывая ломонос, растущий над верандой. — А где вы жили раньше?
Джеральдина театрально поморщилась.
— В стандартной коробке в пригороде Долингтона. Раз рассмеялась.
— Значит, переезд сюда явился для вас чем-то вроде культурного потрясения. — Она открыла дверцу автомобиля. — А вы когда-нибудь навещаете Долингтон?
— Конечно. Мои родители до сих пор там живут. Раз в неделю я обязательно приезжаю к ним.
Роз покопалась в сумочке, затем в кейсе, лежавшем на заднем сиденье..
— Наверное, они гордятся вами. — Она протянула руку. — Спасибо, что уделили мне столько времени, миссис Райт. Пожалуйста, ни о чем не беспокойтесь, я буду очень осторожна с той информацией, которую вы мне сообщили. — Она устроилась на водительском месте и закрыла дверь. — И еще одно. — Она бесхитростно взглянула на Джеральдину своими темными глазами. — Вы не подскажете мне свою девичью фамилию, чтобы я вычеркнула вас из списка одноклассниц, которым мне любезно предложила сестра Бриджит? Для того, чтобы я не приехала к вам вторично.
— Хопвуд, — тут же отозвалась Джеральдина.
Роз не потребовалось много времени, чтобы разыскать миссис Хопвуд. Журналистка просто подъехала к городской библиотеке в Долингтоне и заглянула в местный телефонный справочник. Выяснилось, что в Долингтоне живут три семьи с фамилией Хопвуд. Роз выписала все три с телефонами, нашла поблизости будку и позвонила всем троим. Она называлась подругой Джеральдины и просила позвать ее к трубке. Первые два номера оказались неудачными: там никто не слышал о существовании Джеральдины. Зато на третий раз Роз окрылилась: мужской голос вежливо объяснил ей, что подруга звонившей вышла замуж и теперь живет в Вулинге. Затем мужчина продиктовал Роз телефонный номер Джеральдины и еще раз отметил, как ему было приятно беседовать с девушкой. Роз улыбнулась и, опуская трубку на рычаг, почему-то подумала о том, что Джеральдина, скорее всего, была похожа на своего отца.
Это впечатление еще больше усилилось, как только миссис Хопвуд, позвенев цепочкой, чуть приоткрыла входную дверь. Она бросила на журналистку подозрительный взгляд.
— Да? — коротко произнесла она, требуя немедленного ответа.
— Миссис Хопвуд?
— Совершенно верно.
Роз предполагала использовать свою простенькую историю, чтобы прикрыть себя, но, заметив, как недоброжелательно блеснули глаза хозяйки дома, тут же передумала. Миссис Хопвуд была не из тех женщин, доверие которых зарабатывается с первого взгляда.
— Боюсь, что мне в какой-то степени пришлось ввести в заблуждение вашу дочь и вашего мужа для того, чтобы узнать этот адрес. — Она попыталась изобразить на лице улыбку. — Меня зовут.
— Розалинда Лей и вы пишете книгу об Олив. Мне все известно, потому что я совсем недавно разговаривала с Джеральдиной по телефону. Ей понадобилось не слишком много времени, чтобы догадаться о вашей уловке. Простите, но я не смогу быть вам полезна. Я почти не знала ту девочку. — Однако миссис Хопвуд не торопилась захлопывать дверь. Что-то — может быть, любопытство? — удерживало ее от этого.