Йор удовлетворенно кивал, а Лаурус ломал голову, где же остальная часть войска Слагсмала, ведь полторы сотни тысяч должно быть у северян? Или же сотню тысяч он все же оставил у Обстинара? Или верны подозрения и часть войска Слагсмал сразу направил на Аббуту? Хорошо еще, что конников при северянах не больше тысячи. Одно осталось выяснить, сработает ли кочевая тактика против северян или нет.
Конники Лауруса снялись с места затемно и с первыми лучами солнца оказались в пяти лигах от противника. Здесь, в предгорьях Хурсану, всякая равнина была ограничена скалами и узкими речками, но от холма, на котором держало ночевку вражеское войско, вдоль дороги на юг лежали хлебные поля, убрать урожай с которых, наверное, было уже не суждено. Лаурус вместе с Йором обследовал часть дороги, по которой, судя по снимающемуся с лагеря врагу, тот собирался двигаться, и определил, что первый удар будет нанесен из светлого соснового бора, расположенного на взгорке в лиге от тракта. Йор с сомнением качал головой, бурчал, что этакая тактика хороша для степи, в крайнем случае для лугов Аббуту и Касаду, но выбор одобрил и тут же принялся втолковывать задачи каждому из сотников, что не отставали от Лауруса.
Войско северян показалось на тракте к полудню. Дозоры ими выпущены не были. Первыми двигались всадники, не более сотни. За ними тянулась колонна, в которой вперемешку шли воины с топорами, пиками и мечами и скрипели телеги обоза.
– Недолго так будет, – прищурился Йор, наблюдая вместе с Лаурусом из бора за врагом. – Поумнеют быстро. И дозоры будут пускать, и сберегаться. Но пока нужно пользоваться и глупостью. Пора.
Лаурус взмахнул рукой, и половина его отряда рванулась навстречу врагу. Появление пятисот всадников явно обескуражило северян. Раздались тревожные вопли, колонна встала, заблестели мечи. Теперь все зависело от того, смогут ли молодые воины, некоторые из которых и лук-то держали в руках не более двух недель, выполнить все, что вдалбливал в них сначала Лаурус, а потом и Йор.
– Эх, – клацнул клыками дакит. – Не совсем мы повторяем степняков, не совсем. Они ведь проделывали этот трюк на просторе. Мчались вдоль строя врага и осыпали его стрелами. А у нас вся разбежка – пол-лиги.
– Зато уж и не обойдут нас, – заметил Лаурус.
– Пока не научены, не обойдут, – согласился дакит.
– А пока научатся, так иссякнут, – предположил с волнением Лаурус, – а не иссякнут, еще что-нибудь придумаем.
Всадники придержали лошадей за сотню шагов от вражеского строя. Северяне, которые уже были готовы встретить конных на пики и топоры, огласили свои порядки воем и криками и даже двинулись вперед, но тут-то в их сторону и полетели стрелы. Пять залпов успели совершить конники Лауруса, пока венты не догадались укрыться за щитами и двинуться вперед под их прикрытием. Тут-то, повинуясь команде, отряд развернулся и бросился прочь. Всадники северян припустили за ними, чтобы рассчитаться с наглецами за внезапный урон. Но пять сотен стрелков разошлись в стороны и сквозь них, навстречу сотне или большему отряду северян вылетела вторая половина отряда Лауруса – теперь уже с пиками наизготовку. В несколько минут враг лишился своей конницы.
– Отлично, – кивнул Йор. – Дуй в рожок, уходим. Потери врага не менее пятисот воинов. Так больше не получится, но начало хорошее. Теперь будем нападать сзади и с флангов. Но уже не сегодня.
Негодующий враг остался за спиной, а отряд Лауруса, не потеряв ни одного человека во второй схватке, отловив большую часть лошадей противника, ушел на юг, где через десяток лиг и встретился с войском Аэса Кертуса, немало порадовав и его, и себя.
В тот же день к тысяче Вермиса, осадившей неприступный Обстинар, подошла личная дружина Слагсмала в тысячу клинков. Охранники с необычными, большими щитами вывели к главным воротам крепости Ути. Сестрица Слагсмала, который, прихрамывая, шел за ее спиной, была бледна, но решительна. Стрелы, которыми противник пытался остановить странную процессию, стучали по щитам без толку, а камни не могли долететь до них. Ни катапульт, ни других метательных машин в Обстинаре не оказалось. Слишком уж неприступным считался замок. К тому же котлы со смолой в изобилии парили на его башнях и стенах, но Ути остановилась за сотню шагов до глубокого рва и поднятого к плоскости мощных ворот стального моста.
– Осторожнее, – попросил сестрицу Слагсмал. – Не рвись. Нам эта крепость ни к чему. Да и воинов в ней не более полутысячи.
– Нет, – прошептала, соединяя ладони перед грудью, Ути. – Нельзя оставлять ее за спиной. Не из-за ее силы. Из-за ее доблести. Все должно быть смешано с пылью. Иначе прорастет не единожды.
Стрелы все еще продолжали стучать по щитам, но к этому стуку примешался и другой звук. Сначала он напоминал потрескивание, затем шорох и щелканье камня, какое случается в горах перед камнепадом. Слагсмал сделал шаг вперед, с тревогой всматриваясь в лицо Ути, в уголках губ, глаз и у основания носа которой повисли капли крови. Наконец она разняла ладони, и в это мгновение привратные башни Обстинара рухнули, засыпая ров и обнажая нутро только что бывшей неприступной крепости. Загремел падающий мост и ворота, покатились камни. Двое воинов подхватили покачнувшуюся Ути, еще двое понесли вслед за ней еще не набравшего полную силу Слагсмала. С криком в образовавшийся пролом ринулась тысяча Вермиса.
Когда Ути открыла глаза, рядом, стирая с ее лица кровь, стоял Слагсмал.
– Убить всех, – прошептала она, глядя на сражение в крепости. – За каждую каплю моей крови. Убить всех.
– Как скажешь, мое сердце, – прошептал суровый воин Слагсмал.
Глава 17Касасам
– А вот люблю я это оцепенение, – подмигнул волчьеголовый Каме в ответ на выпученные глаза и открытые рты. – Так что с Хаустусом?
Кама и Эсокса посмотрели друг на друга, принцесса Даккиты сглотнула и хрипло повторила:
– Он был убит у дозора на юго-восточном тракте час назад.
– Вот как выходит… – помрачнел Касасам и окинул девушек тем самым взглядом, который Каме захотелось запомнить, потому как никто и никогда не смотрел на нее так, словно она была членом его волчьей стаи. – А вы кто будете?
– Мы… – Кама взглянула на Эсоксу, которая пыталась откашляться от неведомо откуда взявшейся хрипоты, и неожиданно вымолвила: – Мы – принцессы.
– Обе? – вытаращил глаза даку.
– Да, – кивнула Кама. – Я – принцесса Лаписа. Она – принцесса Даккиты.
– Эсокса Гиббер? – мрачно уточнил Касасам. – Жива, выходит? А ты, девонька, по ходу ее убийца? Так ведь?
– Нет, – твердо проронила Кама.
– Да уж вижу, – кивнул Касасам и сдвинул в сторону воротину. – Шагайте внутрь, там и поговорим.
У кузнеца Касасама оказалось шестеро детей. Трое парней и трое девчонок. Двое парней были ровесниками Камы, остальные отмечали собственным возрастом прибавление семейства даку через каждые два года. Так и выходило, что меньшей девчонке восемь лет. Все – дакиты. Жена – руфка – по имени Фидусия, по росту – почти этлу, хотя, конечно, никакой этлской крови в ней не было, а была исконная руфская порода пастушки, способной на полном ходу прыгнуть на необъезженного жеребца и если не усмирить его тут же, то уж повалить в степную траву – точно. Наверное, в мать и двое старших сыновей Касасама вымахали на полголовы выше собственного отца, а вот сравниться с ним шириной плеч им вряд ли было когда-нибудь суждено. Но все это Кама и Эсокса узнали позже, уже к вечеру, когда и разговор с Касасамом был завершен и состоялось общее застолье, на котором им были представлены все члены удивительного семейства.
Первым делом принцессы оказались во дворе крепкого, хотя и не слишком большого дома, разглядели в углу двора кузню, которая явно превышала размерами сам дом, и по звону молотов поняли, что работы у кузнеца Касасама невпроворот и с некоторой ее частью вполне управляются его сыновья. Но принцессам не удалось приглядеться к полумраку кузни, в котором шевелились полуобнаженные мускулистые тела, и сразу же переговорить с Касасамом, который запропал неведомо куда. Вместо него из-за угла дома появилась его жена-великанша, присвистнула, подобрав губу, а когда девушки направились в ее сторону, сунула каждой по объемистой тростниковой корзине.
– Это еще зачем? – не поняла Эсокса.
– Сюда ваши мешки, оружие, обувь и прочее барахло, – тая в глазах тревогу, объяснила женщина. – Одежду кладите сверху. Посмотрю, на что она еще годится, а то ведь случается, что начнешь стирать, в воде растворяется. Начнешь чинить, как гнилушка ползет.
– Зачем нам это? – удивилась Кама.
– Сейчас увидите, – вздохнула женщина и махнула рукой, приглашая следовать за нею.
За домом обнаружилось высокое, хотя и небольшое каменное строение. Непонятно, почему оно было поднято на каменные же столбы, узкие окна, что не просунуть и руку, сверкали цветными витражами, из трубы над крышей в эту жаркую летнюю пору шел дым, а по расположенному под строением желобу, скатывалась, исходя паром, вода. С веселым визгом по выкованным из хорошего железа ступеням скатились сразу три девчонки-дакитки – от самой маленькой до почти ровесницы Камы, не забыв при этом поклониться незнакомкам, а вслед за ними из-за низкой двери показалась голова, а затем и все остальное, принадлежащее кузнецу.
– Уж не знаю, ко времени ли сложил голову Хаустус, – сказал Касасам, прикрывая за собой дверь, – но вы попали ко мне в самое время. Хотя девчонок своих еле выгнал. Часик вас устроит?
– Вполне, – решительно заявила Эсокса и кивнула спутнице. – Пошли, первая радость за последние два месяца.
– В чем радость-то? – не поняла Кама, поднимаясь вслед за дакиткой по ступеням и ловя лицом выбивающийся из низкого дверного проема жар.
– Не объяснишь, – ответила Эсокса. – Это надо пробовать. Дакитская баня – это дакитская баня. Даже в Дакките редкость!
Следующий час начался с испуга, продолжился удивлением, а еще через недолгое время – блаженством, которое с каждой минутой становилось все глубже и глубже, пока не перемешалось с той самой усталостью, что желанна так же, как пустой кубок в виду полной бутыли замечательного вина и неутолимой жажды. За жаркой комнаткой, где пришлось наполнить скарбом и одеждой две корзины, таилась еще одна. Дальняя стена ее поднималась почти к потолку широкими деревянными ступенями, справа стояли пузатые дубовые бочки с водой. Напротив пыжилась накрытая стальной вытяжкой кованая жаровня, наполненная не только раскаленными углями, но и то ли каменными, то ли чугунными чушками, а сразу за ней лоснился черными боками здоровенный котел. И всюду висели ковши и ковшички, пучки трав и глиняные амулеты, а падающий из узких окон свет наполнял непривычную обстановку цветными сполохами. Жилистая и гибкая, словно дикая кошка, Эсокса подхватила деревянную кадушку, дернула за деревянное яблоко, висевшее возле жаровни на цепи, и подставила посудинку под льющийся чуть ли не с потолка поток кипятка. Затем утопила ковш в одной из бочек, глотнула, зажмурилась от удовольствия и плеснула ледяной воды на раскаленные камни! Кама вздрогнула, отпрянула к ступеням и тут же присела. Пар, поднявшийся от жаровни, взлетел к потолку, покрыл его мутным слоем и начал медленно спускаться по стенам. Кама смахнула со лба пробивший ее пот, тут же поняла, что такими же каплями пота покрыто все ее тело, провела ладонью по плечу, почувствовала скатывающуюся в комки дорожную грязь и посмотрела на подходившую к ней Эсоксу, вооруживш