– Мы будем лежать там, и ты, и я, Исак. Со сломанным позвоночником. Переломанными костями. Наши руки и ноги примут форму камней, о которые ударятся. Ты останешься лежать. А обломки моих костей найдут друг друга и срастутся. Медленно, но верно. И в конце концов я снова восстану. Но из нас двоих повезет только тебе.
Глаза Исака увлажнились. Уголок его рта подрагивал, но Грааль не хотел ничего слышать.
– Исак, ты совершаешь ту же ошибку, что и многие другие, потерявшие смерть из вида. Они думают, что им всегда представится еще один шанс. Но на этот раз никаких новых шансов не будет. Сейчас или никогда. Тысяча новых лет не поможет, поэтому никакая цена не будет слишком высокой. Ничто, абсолютно ничто не имеет большего значения, чем это. Ты понимаешь, что я говорю?
Исак кивнул и потупил взгляд.
– Хорошо. Теперь оставь меня в покое, у меня есть дела.
Исак с благодарностью направился к двери.
– Все надо сделать аккуратно, – сказал Грааль ему вслед. – Не забудь.
Он повернулся к Исаку спиной, дождался, когда за ним закроется дверь, потом подошел к ворону. Тот стоял на лапах, застыв в момент превращения из трупа в скелет. Мясо и перья давно окаменели. Даже Грааль больше не мог уловить никакого запаха. Он сжал кулак, коготь вонзился в ладонь и несколько капель крови упало на клюв. Кровь на кости.
Он слушал, ждал звуков жизни. Умирающие звуки были красивыми, но, по правде говоря, звуки, которые еще не родились, были совершенно особенными.
Тушка начала поскрипывать. Шея изогнулась. Птица открыла клюв. Прошло немного времени, и он услышал ее мягкий голос. Ее распирало от самодовольства.
– Грааль, у меня есть новости, которые заставят тебя посвататься ко мне.
Он натянул на себя улыбку.
– Хорошо, потому что в данный момент ты – единственная, кому я доверяю, Дамайянти.
Кровь ворона
Башня Всевидящего стояла сама по себе. Раньше она всегда соединялась с залом Ритуала узким мостом, но теперь, когда не стало ни зала, ни моста, она торчала из земли, как предостережение богов. Последний бастион перед Блиндболом.
Из окон удалили желтые стекла, их собирались использовать при строительстве нового зала Совета. От башни остался черный скелет, подобный сломанному маяку на вершине скалы.
Ример знал, что если поднимется на башню, то обнаружит обломки древа, возможно, лежащие точно так же, как в ту ночь, когда он сломал его. Все было прежним. И ничто не было прежним.
Сады за стенами Эйсвальдра покрыл снег. По обе стороны тропы торчали белые цветы, застигнутые врасплох зимой. Птичья купальня, расположенная перед ним, замерзла. Сосульки сверкали как волчьи зубы.
Ример остановился. За ним шел Хлосниан. Здесь одно из лучших мест для беседы. Даже в больших помещениях Поток мог далеко разнести звук, а этот разговор не предназначался для ушей Совета.
Ример нащупал в кармане ампулу и протянул ее Хлосниану.
– Мне уже давно надо было спросить тебя об этом, но они постоянно подкидывают мне разные заботы.
Хлосниан взял ампулу, вынул пробку и понюхал.
– Значит, ты собираешься отравить их?
Римеру оставалось только рассмеяться.
– Опасность всегда есть. Но это не яд, насколько мне известно. Это чернила, которыми они пользуются во время Ритуала. После церемонии они помечают лбы подростков вот этим. Отметины стираются через пару дней.
Хлосниан понюхал ампулу и вернул Римеру.
– Ну что же, старый друг, готов поспорить, ты не знал, что этим они приглушают в них силу Потока.
Хлосниан приподнял кустистую бровь.
– Чернилами? Как… Аааа… Кровь воронов.
Ример кивнул. Теперь надо было навести Хлосниана на верный след. Говорить с ним было все равно что вести три беседы одновременно, особенно когда речь шла о чем-то важном.
– Они говорят, что это смесь трав, чернил и крови воронов. Ты знал?
Заклинатель камней ответил не сразу. Ветер подхватил красную мантию и обернул вокруг его ног.
– Кровь, Ример. Разве речь всегда не о крови? Мы живем ею. Мы умираем от нее. Она определяет, кто мы. Когда нам быть. Говорят, Поток создан из нее. Кровь земли. Она окрашивает нашу кровь. Круг замыкается.
– Ты говоришь, как авгур.
Заклинатель камней фыркнул.
– Авгуры. Что они знают о Потоке? Поток любит кровь. Ты видел это на горе Бромфьелль. Урд заставил камни открыться. Кровь ворона. Пламя камня. Кровь меняет имлингов. Она меняет тебя.
– Все меняются, Хлосниан.
– Ну да… Кто-то больше, кто-то меньше, – Хлосниан счистил снег с купальни и указал на замерзшую воду. – Взгляни вниз и скажи мне, что ты видишь то же самое, что видел до появления ее в твоей жизни.
Ример посмотрел в другую сторону. Угодить заклинателю камней наверняка несложно. И все же ноги не несли его ближе к купальне.
– Кровь – это слеповство, Ример. Я сделал так, как ты просил. Гильдия говорила о кругах воронов больше, чем за последние десять зим. Но ты не получишь определенного ответа. Сколько заклинателей, столько и мнений. Но если ты спросишь меня, то я считаю, это Всевидящий закрыл врата. Он вытянул Поток из каждого. Из мертвых и живых.
Ример криво улыбнулся:
– Всевидящий? Ты до сих пор веришь, Хлосниан?
– Вопрос в том, сомневаешься ли ты до сих пор. Ты видел древо. Ты разрушил его. Лучше бы тебе этого не делать.
Ример потерял нить разговора. Он не мог позволить Хлосниану увести беседу в сторону.
– Какое отношение ко всему этому имеет древо?
– То, что не имеет отношения к деревьям, и разговора-то не стоит.
– Хлосниан…
– Ты должен следить за тем, что я говорю! Я называю вещи своими именами. Древо не появилось само по себе. Его кто-то создал. Его создал Поток. Сила расколола горы Блиндбола. Сила проделала трещину через Равнхов до самой расселины Аллдьюпа, как говорят. Ты думаешь, такое происходит само по себе? – Хлосниан сжал ладони, чтобы согреть их. С его перчаток без пальцев посыпался снег.
Ример вздохнул:
– Ты понятия не имеешь, да?
Грудь Хлосниана раздулась, как кузнечный мех.
– Конечно нет, но ведь и все остальные тоже!
Ример спрятал улыбку. Заклинатель камней стряхнул снег с высоких цветочных стеблей рядом с собой.
– Посмотри на них, мальчик, и подумай, что вода, благодаря которой они живут, это Поток. Что было бы, если бы ты всю ее выпил одним гигантским глотком? Они бы увяли и умерли. Или наоборот! Что, если бы ты налил им больше воды, чем они в состоянии употребить? Тоже умерли бы, да? Вот что я говорю: врата умерли, потому что все, что осталось от Потока, было направлено на создание древа. Года увяли. Камни впали в спячку.
Ример попытался связать воедино фрагменты воспоминаний. Он прекрасно знал, что такое слишком много хорошего, когда речь шла о Потоке. Он мог притянуть к себе больше, чем кто бы то ни было. Через Хирку. Что было бы, если бы сила Потока удвоилась, когда он висел перед Советом в окружении воронов? Выдержал бы он? Или его тело разорвало бы на кусочки?
Не это ли Урд сделал с Ветле? Пропустил больше Потока через собственного сына, чем тот смог выдержать? Во всяком случае, мальчика это уничтожило, навсегда оставив в детстве.
У Римера мурашки побежали по телу, как будто на него взглянула Шлокна – мрак цвета воронова крыла, который смотрит на тебя, не отводя взгляда.
Он поднял глаза на Хлосниана.
– Значит, когда они протягивают Поток через имлингов во время Ритуала и помечают их кровью ворона…
Хлосниан постучал указательным пальцем по виску.
– И они могут заставить Поток двигаться в другом направлении. Хотя, мне кажется, ты переоцениваешь эффект. Но пути могут стереться. Или взорваться. Слишком много или слишком мало – это одинаково плохо.
– И это же самое Урд сделал на Бромфьелле? Притянул Поток с помощью крови ворона?
– Шшшш! – шикнул Хлосниан. – Не говори так! Это все равно что, открывая дверь, сорвать ее с петель. Это уничтожает тебя. Уничтожает других. Слеповство, Ример. Имлинги так не делают.
– Ну, Совету этого никто не сказал, – сказал Ример и посмотрел в сторону. Он не хотел, чтобы заклинатель камней заметил его разочарование или понял, как для него важно открыть круги воронов.
– Ты говоришь так, будто они знали, что делают, – улыбнулся Хлосниан.
– Все знают, что делают. Вопрос в том, могут они с этим жить или нет.
Ример убрал ампулу в карман, но он понимал, что Хлосниан прав. Даже Ярладин не мог ответить на вопрос, имеют ли отметины на лбу какое-то воздействие на подростков. На протяжении столетий Совет просто следовал ритуалу под предлогом того, что это делает имлингов менее привлекательными для слепых, а на самом деле уменьшал их способность сливаться с Потоком.
Но срабатывал ли рецепт зелья, значения не имело. Больше так происходить не будет, уж об этом Ример позаботился.
Хлосниан смотрел на свое отражение во льду. Казалось, у него на сердце тяжесть.
– Я сам принимал ее, Ример.
– Что ты принимал?
– Кровь ворона.
Ример на шаг приблизился к нему. Заклинатель камней сгорбил спину.
– Я принимал ее один раз. И я такой не один. Ею торгуют за пределами гильдий. Я знаю. Ты знаешь. В крови заключена власть. Заклинатели камней принимают ее, чтобы лучше слышать голоса, но это всегда заканчивается плохо. Всегда.
– И что случилось? Ты нашел источник Потока? Смысл жизни? – Ример улыбнулся, чтобы скрыть прозвучавшее в его голосе осуждение. То, что имлинги совершали дикие вещи, чтобы одурмагить разум, не было для него откровением.
Заклинатель камней поднял на него глаза.
– Я так и не стал прежним. Она не предназначена для нас.
– Как и опа, но имлинги все равно ее употребляют, – ответил Ример.
Хлосниан обхватил себя за плечи, спасаясь от мороза. Он бросил взгляд за спину, туда, откуда они пришли, как будто жалел, что сказал слишком много.
– Теперь ты смотришь на меня другими глазами, так ведь?
Вопрос удивил Римера. Обычно Хлосниана мало беспокоило, что другие думают о нем. Это даже было чем-то вроде отличительной особенности чудаковатого заклинателя камней.