После Ритуала Ример старался выжить среди Колкагг, вот и все, что он в сущности знал в жизни. Среди тысяч Колкагг было лишь несколько женщин, и ни одной в его собственном лагере. Тренировки и презрение к Совету сдерживали пожар тела. Он не нуждался в женщинах. Так он думал раньше.
Гниль – это единственное, во что ты решила верить, Хирка?
Его собственные слова. Он произнес их в тот раз в Блиндболе. После падения Всевидящего. После смерти Илюме. Прямо посреди горного склона, когда вокруг них бушевала гроза. Она сидела, прижавшись к нему и держала его лицо в ладонях так долго, что он перестал видеть все, кроме рыжих волос и зеленых глаз. Перестал испытывать боль от полного отсутствия смысла в жизни. И он поцеловал ее. Глубоко. Он уже тогда знал – она созрела. Не было абсолютно никаких сомнений в том, что она хотела его так же сильно, как и он хотел ее. Но она не принадлежала к роду Има. Здесь не ее мир, а страх перед возможными последствиями был слишком велик.
Римера переполняло ощущение, что он находится не в том месте. Ему нечего делать здесь. Он натянул капюшон ниже и стал протискиваться сквозь толпу мужчин к двери. Кто-то схватил его за руку.
– Она будет рада видеть тебя.
Девочка, которая едва ли достигла возраста Ритуала, была слишком мала для того, чтобы находиться в подобном заведении. Ее светлые волосы были собраны в хвост с завивающимся кончиком. Она смотрела на него снизу вверх. Один ее глаз был незрячим – затянутым дымкой и бесцветным.
– Можешь подождать наверху. Иди за мной, – сказала она и проскользнула между рослыми мужчинами.
Ример направился за ней вверх по лестнице в комнату, где стояла приятная тишина. Запах пота заглушал запах духов. Девочка указала на глубокое кресло и оставила его. Ример огляделся. Обстановка в комнате была богатой, тут имелось множество вещей. Колонны украшали позолоченные плитки. С потолка по стенам свисали красные и желтые драпировки. Над столом висела лампа из цветного стекла. Сквозь маленькие дырочки в лампе источались благовония. У стены стояло зеркало с небольшим столиком.
В соседнюю комнату вела арка, за которой было темно, и Ример ничего не смог разглядеть. Арку закрывала завеса из маленьких камней. Из тысяч камней. Они тихо перестукивались на непонятно откуда тянувшемся сквозняке.
Ример коснулся рукой кармана на груди, чтобы проверить, там ли клюв. Он казался на удивление тяжелым. Как и его собственная голова. Наверное, все дело в благовониях.
По восторженным воплям толпы он понял, что Дамайянти закончила свой танец. Мужчины свистели и вопили. Началась музыка. Ример смотрел на дверь, но никто не входил. У него все еще была возможность удалиться.
Нет. Он должен поговорить с ней. Танцовщица что-то знает. И она хотела, чтобы Ример это понял. В этом он уверен.
Завеса зазвенела. В комнату вошла Дамайянти. Казалось, намалеванные языки пламени шевелятся в такт ее движениям. Многие сказали бы, что это крайне неприлично, но наготе трудно сопротивляться. Соски танцовщицы были просто красными выступами на пламени. Между ног ее тело было окрашено в такой черный цвет, что приходилось дважды взглянуть, чтобы убедиться, что она нага, как новорожденное дитя. Волос не было даже на кончике хвоста.
Когда они виделись в прошлый раз, Дамайянти часто опускала глаза, а поднимала их, только когда смотрела на Римера. Соблазнительница, похожая на девочку. Сейчас перед ним не было никакой девочки, только змея. Горячая страсть на двух ногах. И она улыбалась, притягивая к себе его взгляд.
В комнату вошли две молодые девушки. Одна из них привела сюда Римера, вторая была темнокожей красавицей на несколько лет постарше. Девушки принесли с собой сосуды с водой и опустились на колени по разные стороны от танцовщицы. Дамайянти раскинула руки в стороны, и девочки принялись смывать с нее краску. Ример повернулся к ним спиной. Он чувствовал, что Дамайянти улыбается. Через какое-то время Ример услышал, как девочки скрылись за завесой.
– Ты не такой, как те мужчины внизу, да? – произнесла Дамайянти прямо у него за спиной. Она ближе, чем он думал. Ример бросил взгляд через плечо. На Дамайянти был короткий топ, который прижимал груди друг к другу, и юбка с маленькими кольцами, которые позвякивали при ходьбе.
Она провела рукой по его спине, а потом, изогнувшись, скользнула на диван перед ним. Он сел, уверенный, что она наверняка проделывала это множество раз.
– Я пришел не из-за танца, – ответил Ример, – хотя он был великолепен, – поспешил он добавить.
– Я знаю, какой он, Ример Ан-Эльдерин. Хочешь чего-нибудь выпить?
– Нет, спасибо, – ответил Ример и в тот же миг пожалел. В горле пересохло.
– Хорошо. Имлинги не всегда знают, чего хотят, Ворононосец.
– Имлинги не всегда выбирают то, чего хотят в данный момент, – ответил Ример. По ее лицу мелькнула тень разочарования.
Ример вынул из кармана клюв ворона. Он был истерт, но все равно казался грязным. Шершавая поверхность с запекшейся в царапинах кровью. Ример положил его на стол. Ее глаза расширились. Она склонилась вперед, чтобы схватить его. Он сделал то же самое. Рука Дамайянти осталась лежать на его ладони. Ример видел, что она отреагировала инстинктивно и уже пожалела об этом. Сомнений не оставалось: она знает, что перед ней.
Дамайянти пожирала Римера взглядом. Ее губы разомкнулись. Полные. Блестящие. Она провела ногтем большого пальца по его ладони. Ример затаил дыхание. Все должно быть просто. И он уже знал, что она никогда ни с кем не поделится деталями происходящего. Но во что превратится он сам?
Ример покачал головой, и Дамайянти убрала руку. Она улыбнулась, словно говоря, что попытаться стоило. Но она ничего не могла получить взамен, как не могла заставить его забыть, что она только что сделала.
Дамайянти поднялась. Мышцы на животе вытянулись в прямую линию, такую же явственную, как линия позвоночника. Юбка зазвенела на бедрах. Она подошла к лакированному шкафу, вынула графин и наполнила два бокала. Один из них она протянула Римеру. Напиток пах сладостью и дрожжами. Он взял бокал, но пить не стал, а поставил его на стол рядом с полуоткрытым клювом.
– Как тебе кажется, Ворононосец, я сильная женщина?
– Сильная, когда тебе надо, это точно.
Она снова села и закинула ногу на ногу.
– Я знаю, что ты думаешь, Ример. Ты думаешь, что я тебя недооценила. Что я попыталась взять тебя женской хитростью. Правда же намного проще. Это я. Я такая. Многие мужчины думали так же. Моя сила в том, что я вижу разницу между ними. А вот ты, Ворононосец, не понимаешь, что я вынуждена так поступать.
Он надеялся, что она не сразу опомнится и не станет дожидаться его ответа, потому что в противном случае она быстро выяснит, сколь мало ему известно. Итак, он слушал.
– Я вынуждена так поступать, потому что мужчины должны верить в то, что я сильная. Я до сих пор жива, потому что все воспринимают меня по-разному. Кто-то считает меня соблазнительницей и не трогает по этой причине. Другие думают, я настолько же сильная, насколько и мягкая. Есть даже те, кто полагает, что я предпочитаю женщин, и не трогают меня из-за этого. Моя сила в том, что я знаю, какой именно мужчина передо мной, и могу поступить так, как необходимо, чтобы выжить. Я хочу танцевать так, чтобы меня не брали силой. Чтобы не закончить свои дни, плывя вниз по течению Оры. Так что да, я сильная женщина. Но тебе лучше, чем кому бы то ни было, известно, что сила – это не то же, что отсутствие страха. Мне приходилось делать много всего, чтобы спасти собственную шкуру.
Ример посмотрел на нее. Если бы Дамайянти лгала, она попыталась бы показаться более слабой. Свернулась бы клубочком на горе подушек, украшавших диван. Но она совершенно не казалась несчастной. Она сидела, выпрямив спину, одна рука на спинке дивана, вторая играла с бокалом. Она говорила правду.
Он рассмеялся:
– И сейчас ты расскажешь мне обо всем, что тебе пришлось сделать против своей воли? – Он надеялся, его слова разрушат ее спектакль. Все разговоры становятся намного проще после того, как собеседники сбрасывают маски.
Она опустила подбородок и посмотрела на него. Ее глаза были густо накрашены черным. Она кивнула в сторону клюва:
– Да, я знаю, что это такое. И да, я думала, это исчезло вместе с Урдом.
Волосы у него на затылке встали дыбом. Он пришел сюда по наитию. Шанс был минимальным. Но он получит намного больше, чем ожидал. Он не решался говорить, чтобы она вновь не закрылась от него.
– Ты должен помнить, Ример-отче, что Урд был могущественным человеком. Он знал, что я выросла среди умных женщин и мужчин с сомнительной репутацией. Что еще ребенком я научилась многим вещам. Вещам, из которых он мог извлечь большую пользу. Я могла либо поделиться с ним этим, либо умереть. Такой у меня был выбор. А лишить мир такого тела, как мое, было бы слишком большим грехом, поэтому я выбрала первое. Но ты мужчина другого типа. Поэтому я спрашиваю тебя: зачем мне делиться с тобой тем, что может стоить мне жизни? Зачем мне сознаваться в чем бы то ни было и отдавать то, что тебе нужно, если за это меня сожгут и сбросят со скалы Аскеберг?
Ример уставился на клюв. Она права. Урд занимался слеповством. Пользовался запретным Потоком. Знанием, которое, как полагал Ример, было скрыто и забыто. Если бы Совет понял, чем занимается один из его членов, его остановили бы задолго до того, как он смог причинить кому-нибудь вред. Дамайяти тоже это знала, и у нее имелись все основания бояться Совета. Он должен заверить ее, что члены Совета никогда ничего не узнают.
Он вновь взглянул на нее:
– Я даю тебе слово.
– Ты говоришь так, будто твои слова действительно что-то значат. И они значат многое для тебя, правда ведь?
Он видел, что она удивлена.
Дамайянти прикусила губу.
– Кровь – это жизнь. Кровь пробуждает ворона. А ворон – болтливая птица. Я услышала это задолго до того, как стала достаточно взрослой, чтобы понять. Дай клюву тело, из которого он сможет вещать, и можешь разговаривать с кем угодно.