– Слеповство, – услышав это, она отвела взгляд.
– Никто из употребляющих это слово в наши дни не знает его значения, Ример-отче. Совет тоже пользовался Потоком так же, как и трупорожденные. Так было раньше. До того, как сожгли книги. В те времена мужчины были рабами или истекали кровью на полях сражений.
– Имлинги до сих пор служат и сражаются.
– Ты не такой упрямый, как Урд. Он сидел на том же месте, где ты сейчас. Он тоже думал, что, возражая мне, проявляет силу.
Опять Урд. Я иду по следам сумасшедшего.
У Римера появилась острая потребность выйти. Голова казалась тяжелой, и он больше не был уверен в том, что именно он ищет. Если эта женщина действительно владела слеповством и могла использовать Поток так, как это когда-то делали слепые… Что тогда? Что ему с этим делать?
Она – погибель.
Он взял клюв и встал.
– Урд – это Урд. Я Ример Ан-Эльдерин. Я Колкагга и Ворононосец одиннадцати государств. Я уже проявил столько силы, сколько хватило бы на целую жизнь. И я говорю, что имлинги до сих пор служат и истекают кровью только потому, что это правда.
Она посмотрела на клюв в его руке.
– Хочешь узнать, как он работает?
Ример не ответил. Дамайянти поднялась.
– Ты думаешь, предмет в твоих руках – это зло. Ты думаешь, это орудие убийства. Колдовство набирнов. Но в Потоке нет ни добра, ни зла. Он то, что он есть. Он может дать тебе все, что ты хочешь, или забрать у тебя все, что у тебя есть. Не пользоваться им, не владеть его силой – это сумасшествие, но это ты и так знаешь. Ты желаешь получить контроль. А вдруг я скажу, что голос ворона не знает границ, Ример? Что он может пролететь через горы и через земли?
Она взяла его за ремень, приблизилась вплотную и прошептала ему на ухо:
– Что, если я скажу, что ворон может перенести голос через все границы, даже через границы между мирами?
Он сжал клюв в кулаке и отступил, не глядя на нее. Она не должна заметить, какой эффект произвели на него последние сказанные ею слова.
Хирка. Он может поговорить с Хиркой. Услышать ее голос, и это несмотря на то, что их разделяют невозможные границы.
– Какова цена? – спросил он и вспомнил Урда, который с криками исчез между камнями в лапах слепых.
– Урд был мастером по переоценке собственных способностей, – ответила она, как будто прочитала его мысли. – Он был слабым человеком и имел слишком высокое мнение о себе. Ты не такой, Ример Ан-Эльдерин.
Зачем мы явились сюда? Зачем мы обсуждаем это?
Все произошло так быстро – шаг, потом другой. Он положил клюв ворона на стол, и вот они уже говорят о слеповстве. О гнили, которая может стоить жизни им обоим. Ей скорее, чем ему. Ее слово ничего не значит против его слова.
Римеру оставалось только восхищаться мужеством Дамайянти. Все, что ей надо было делать – это отрицать. Сказать, что она никогда раньше не видела клюва. Что она совершенно не разбирается в Потоке. Но она открылась ему и теперь была такой же естественной и нагой, как на сцене. Открылась члену Совета. Ворононосцу.
– Не спеши, Ример Ан-Эльдерин. Такие дела за одну ночь не делаются. Чтобы понять Поток, надо понять историю. Понять войну.
– Историю о войне я впитал вместе с молоком матери, – ответил он.
– Да что ты говоришь? Так что же было основным событием? – она склонилась к нему. Ее груди увеличились в размерах.
– Мы победили, – сухо ответил он.
– О, ты должен понять одну вещь, Ворононосец… Важно не то, кто победил. Важно, кто проиграл.
Выбор
Кривые дома теснились вдоль канала. Вечер скрыл их за завесой тумана. Ничего страшного. Хирка радовалась тому, что она невидима. Аллегра проводила ее на лодке до дома, где остановились ее спутники. Как только лодка скрылась из вида, Хирка сняла с себя обувь, в которой ногам было больно, и натянула желтые сапоги.
Она знала, что ей не стоит бродить по окрестностям в одиночестве, но туман дарил ощущение безопасности. Надо собраться с мыслями. Отыскать правду. Но граница между правдой и неправдой размылась. Правда и неправда были лишь мнениями людей, которым что-то от нее нужно. Единственное, что оставалось непререкаемой правдой – никто не знает, кто она. И никто не должен узнать. Особенно Наиэль.
Из одного канала поднимался запах гнили. Казалось, он не беспокоит никого, кроме Хирки. У нее появилось неприятное ощущение, что она обоняет то, чего еще не произошло. Аллегра сказала, чтобы она наслаждалась городом, пока он существует. Пока не ушел под воду. У людей не имелось ровным счетом ничего, рассчитанного на долгое время. Венеция не рассчитана. Весь их мир тоже.
Хирка остановилась перед дверью. Что ей делать? Войти внутрь и пойти к Стефану, к мужчине, который, по словам Аллегры, планировал убить ее? Или к слепому, который утверждает, что она – орудие уничтожения Имланда? Или же просто уйти и надеяться, что она больше не встретит никого из них?
Хирка не боялась одиночества, с ним она была прекрасно знакома. Ее мучило угнетающее чувство, что она никогда ни на кого не сможет положиться. Что ее постоянно окружают чужие намерения. Загадки. Вроде Наиэля. У него имелись тайны из совершенно неизвестного ей мира. Он прожил невообразимо много лет. Он слепой. И лишь он один стоит между нею и братом, которого обуревает жажда мести.
Он и Стефан.
Ей нужен Стефан. Без него она никогда не разберется с этим миром. Она с тем же успехом могла быть собакой, которая бродит по проулкам и закоулкам в поисках еды. Сейчас слишком многое поставлено на карту. Больше нельзя убегать.
Хирка поднялась по лестнице и постучала в дверь. Стефан был не таким, как Ример. Ример услышал бы ее шаги задолго до того, как она появилась перед дверью. Стефан вздрогнул бы и выстрелил в дверь. А может, и в нее. Может быть, Аллегра говорила правду. Стефан скорее убьет ее, чем подвергнет себя риску. Страх делает людей опасными.
– Наиэль? – донеслось из-за дверей.
– Ты потерял Наиэля? – Хирка открыла дверь, но ее остановила цепочка. Стефан захлопнул дверь и снял цепочку. Потом он впустил Хирку в квартиру. Он принюхался и немедленно снова запер дверь. Его взгляд скользил по ее телу. Он казался злым и растерянным. Хирка вспомнила, что на ней новая одежда. Она одернула юбку.
– Аллегра? – строго спросил он. Она кивнула.
Он продолжал пялиться на нее.
– Ты выглядишь…
– … так, будто я – хозяйка Венеции? Где Наиэль?
Она огляделась. На столе лежал кусок оружия Стефана. Испорченный. Согнутый крючком.
– Ему потребовалось выйти, – рявкнул он.
– А ты пытался остановить его?
Стефан схватил оружие, поднял и продемонстрировал ей, как будто оно сломалось по ее вине.
– Это произведенный на заказ глушитель! Ты думаешь, он бесплатный? – Стефан зарычал и швырнул его в стену. Глушитель упал на пол, оставив глубокую борозду на красном ковре. Стефан прислонился к стене и провел руками по лицу.
– Что она сказала? – спросил он, и Хирке стало ясно, что за его яростью скрывается страх.
Хирка поставила на пол мешок со старыми вещами.
– Она сказала, что юбка показывает ноги, а блузка может примирить с моими волосами.
Он растерянно взглянул на нее, а потом безрадостно рассмеялся.
– Хирка, я не знаю, как я оказался здесь. Я закапываюсь все глубже и глубже, и мне никогда уже не выбраться на поверхность.
Хирка взяла его за руку, теплую и грубую на ощупь.
– Идем, – сказала она и потянула его на балкон. Хирка придвинула один из чугунных стульев к стене и взобралась на него. Она встала ногой на подоконник, дотянулась до лестницы, встроенной в стену, и начала взбираться вверх. Потом она взглянула на Стефана, который смотрел ей вслед с раскрытым ртом.
– Давай же, цыпленок.
Она вскарабкалась на крышу и уселась там, где было относительно сухо. Город окутала дымка, и он стал похож на призрак. Бесцветный. Размытый. Неужели ей вскорости предстоит проснуться?
Хирка услышала, что Стефан лезет за ней. Казалось, здесь, наверху, они в большей безопасности. Здесь она была самой собой. Хирка, которая все время забирается наверх. Здесь она могла справиться со всем, вне зависимости от того, кем был Стефан. Он сел рядом с ней.
– Ты не слишком-то умная, и ты это знаешь, так ведь?
– Как раз наоборот, – ответила она. – Я намного умнее, чем ты думаешь. Например, я знаю, что нам сейчас надо сделать выбор.
– Какой еще выбор?
Она помедлила, подбирая слова.
– Ты охотишься на источник болезни. На гниль. А он охотится на меня. Значит, ты со мной, потому что думаешь, что я приведу тебя к нему. Или же ты планируешь продать меня кому-нибудь, кто может помочь тебе найти его. Поэтому мне надо сделать выбор. Останемся мы вместе или нет, это мой выбор.
Слова Хирки ошарашили Стефана, но потом он увидел выход. Ей показалось, он уже знает, что будет дальше.
– Ты работаешь на Аллегру, – продолжала она, – так или иначе. Доверять тебе или нет – это мой выбор. Аллегра утверждает, что она мой хранитель. Она хочет подобраться ближе ко мне и Наиэлю. Позволю ли я ей приблизиться – это тоже мой выбор. Я сижу здесь в одежде, которую она мне купила, но я уже знаю, что на Аллегру полагаться нельзя. Она говорит, что ты собирался меня убить. Может, так оно и было до тех самых пор, пока не появился Наиэль, и для тебя все изменилось. Но она сказала это. А значит, никто из нас не может ей доверять. И какой же выбор мы должны сделать в таком случае?
Она повернулась к Стефану. Он сидел, расставив ноги и положив локти на колени. В руках он теребил отломившийся кусок черепицы.
– Ты ей веришь?
– Это не имеет значения.
– Разумеется, это имеет значение! Если ты веришь, что я собирался тебя убить, то тогда, черт возьми, нам нет никакого резона сидеть здесь и разговаривать, девочка!
В это мгновение она осознала, что все правда. Именно таким и был его план. Если бы это было ложью, он бы так не разнервничался.