– Ну а теперь нас четыре, – сказал Ример и протянул руку. Сетри бросил взгляд на остальных. – Нас четверо, – повторил Ример. – Я здесь не по воле Совета. Пусть члены Совета остаются в неведении, в котором находились всегда.
Берглин открыла рот. Ример сделал вид, что не заметил этого. Он раньше произносил и более страшные вещи и заканчивать с этим в ближайшее время не собирался.
– Вы пастыри. Вы славитесь своим умом, так что не разочаровывайте меня сейчас. Вы можете попробовать остановить меня и лишиться жизни. Или же можете помочь мне.
– Помочь тебе в чем? – спросил Сетри. – Научиться слеповству? Усилить Поток? Продать душу за власть?
В его словах не было силы. Он говорил то, что, по его мнению, должен.
– Если для того, чтобы остановить трупорожденных, требуется это, то да, – сказал Ример. – Но нам же не придется так много трудиться.
Сетри мгновение помедлил, а потом протянул Римеру за руку. Две женщины переглянулись.
– Ты Ворононосец! – произнесла Гретель, протестующе и недоверчиво.
– Больше нет ворона, которого надо носить, – ответил Ример и взял с тележки книгу. Что это за язык? Он никогда не видел ничего подобного.
– Но… ты не просто часть Совета. Ты и есть Совет! Ты не сможешь скрыть этого от остальных!
– Да в Шлокну этот Совет! Я стал Ворононосцем не ради них. Я стал Ворононосцем ради каждой живой души в Имланде. Я отказываюсь позволить одиннадцати государствам погибнуть от неведения! Так что делайте то, что всегда было вашим предназначением. Думайте. Расскажите мне, кто они!
Сетри поднял фонарь и повел Римера дальше по коридору. Становилось холоднее. Здесь сквозило.
– Мы просто охраняем эти книги, Ример. Не изучаем их. Боюсь, мы лишь можем указать тебе верное направление.
Они подошли к концу коридора, и Ример сообразил, что там не было стены, только зияющая черная дыра. Они остановились. Сетри поднял фонарь. Свет поглотила бесконечная пустота. Шахта в горе, без дна и потолка. Лишь мрак. Если бы Ример сделал еще один шаг, он бы упал. Ясно, что в бесконечность.
– Но одну вещь о слепых я могу тебе рассказать, – сказал Сетри, уставившись во тьму. Стены шахты были черными и гладкими, как стекло. Ход, в котором они стояли, был одним из тысячи. Молчаливые черные дыры. Здесь все было таким непривычным, что кровь Римера похолодела.
Голос Сетри внезапно стал очень далеким.
– Они появились здесь задолго до нас.
Пробуждение
Громкие голоса. Стефан. И женский. Аллегра.
Хирка открыла глаза. Она одна в комнате, где все ей незнакомо. Потом она услышала шум лодок в канале и вспомнила, где она. В Венеции. В тонущем городе. В тонущем мире.
Воспоминания вернулись. Дом Аллегры. Катер. Мертвый забытый, труп которого утопил Стефан. Она помнила, как Нильс и Стефан ругались. Из-за нее. И она помнила обратный путь, когда Стефан перестал беспокоиться о том, что по их следам идет полиция. Тогда уважение, которое он испытывал к Аллегре, взяло верх. От этой женщины он не мог сбежать. О чем они говорят сейчас?
Хирка приподнялась в кровати. Болей, которых она ждала, не появилось. Она задрала белое белье, сняла повязку и осмотрела рану. Она зарастала удивительно быстро, но с ней всегда было так. Теперь она знала почему.
Она надавила большим пальцем на стежки. Они были мягкими, но пахли чистотой. Сколько дней она провела в полузабытьи? Четыре? Пять? Может быть, ей помогал Наиэль? Тот, кто мог унять боль при помощи когтей. Она знала о нем так мало. И о себе тоже. И о том, кто на нее охотится.
Но в одном Хирка была уверена – с нее довольно. Она больше не хочет испытывать удушающий страх при каждом пробуждении. Не хочет, чтобы ее жизнь постоянно находилась в чужих руках. До Ритуала она боялась Колкагг, черных теней. И Совета. Все решали они. Потом боялась Урда. А после Ритуала она вообще утратила всяческий контроль над своей жизнью. Беспомощное существование в шахтах. Зависимость от желаний других.
Надо стать умнее, стать хозяйкой собственной судьбы.
Хирка потянулась за штанами, которые валялись в ногах кровати, засунула руку в карман и вынула рисунок, который взяла в кабинете Сильвио. Она развернула скомканную бумажку. Местешип. Вымысел для Стефана, реальность для нее. Больше, чем реальность. Надежда.
Кое-что способно вернуть ей контроль, дать преимущество. Или еще лучше – вернуть ее домой. Чем бы это ни было, оно находилось в музее. Как там Стефан говорил? Художественный музей Рун? Хирка не слишком много знала о музеях, но ей было известно, что это места, куда может прийти каждый. В том числе она. Но хочет ли она, чтобы Стефан отправился с ней?
Хирка засунула картинку обратно в карман, бросила штаны на пол и заметила нож. Она почувствовала, как ее тянет к нему. Притяжение и отвращение. Так должно быть? Разве нельзя контролировать собственную жизнь, не причиняя при этом вреда другим? Хирка перегнулась через край кровати и взяла нож. Потом она легла на спину и потрогала лезвие. Сталь блестела, но Хирке казалось, она чует, что этим ножом уже пользовались, что он уже торчал из груди двоих мужчин, и оба они были мертвы.
Они забрали с собой какую-то часть нее. Ту часть, которая всегда полагала, что в мире существует лишь два вида имлингов: живущие мирно и убивающие. Хорошие и плохие. Принадлежала ли она теперь к плохим? Неужели страх отнес ее от одного берега к другому? Или же это была необходимость?
При этой мысли она вспомнила о Колгримме. О своем доме в Эльверуа. О том случае, когда она спровоцировала его и заставила ударить себя только для того, чтобы получить возможность ударить его в ответ. Она знала, что так поступать неверно. Но он был таким идиотом! Он напугал Ветле так, что тот забрался на повалившуюся ель и мог убиться. Что она подумала в тот раз? Что все в порядке, потому что она человек. Дитя Одина. Если бы она только знала… Все было намного хуже. Она была наполовину человеком, наполовину трупорожденной.
В душу медленно заполз еще один страх. Стефан сказал, что забытые всегда сходят с ума. Каждый из них. Рано или поздно. Какой-то ингредиент в крови Грааля уничтожает их. Гниль. У людей непереносимость. В венах Хирки текла та же кровь. Она тоже сойдет с ума? А может, это уже произошло?
Нет. Всю жизнь она жила со смешанной кровью, и она не сгнила и не сошла с ума. Ну, во всяком случае, не сгнила.
Она снова отложила нож и огляделась. Комната была бледно-розовой с лепным потолком. На ночном столике стоял большой букет кроваво-красных лилий и лежала желтая карточка. Наверное, от Аллегры. Либо смертный приговор, либо что-то болезненно веселое. Например, что-нибудь насчет ланча.
Там же стоял пустой стакан. И лампа. Светящаяся латунная вещица. Если бы Хирка прямо сейчас явилась сюда из Имланда, она бы ни за что не приняла ее за лампу. Иногда ей казалось, что различия между двумя мирами поглотят ее, но Хирка научилась уживаться с ними.
Она нажала на выключатель. Загорелся свет. Она нажала снова. Погас. Она проделала это несколько раз. Включила, выключила. Включила, выключила. Свет мигал, пока она вновь не включала его.
Голоса Стефана и Аллегры стали громче. Они разговаривали по-итальянски – на том рокочущем языке, которого Хирка не понимала. Что он рассказал ей? Знает ли она, что они вломились в ее дом? Хлопнула дверь, и стало тихо.
Хирка поднялась, натянула штаны и вышла в гостиную. У дверей стоял Стефан. В руках он держал стопку денег, которые успел засунуть в карман еще до того, как встретился глазами с Хиркой.
– Я сломала лампу, – сказала она и прошествовала мимо него в кухню. Она выпила стакан воды и снова наполнила его.
– Я только что сказал, что ты пока не можешь ходить, – ответил он. Его голос прозвучал немного выше, чем обычно. Ему стыдно, хоть она и не понимает почему. Возможно, из-за зубов, которые он только что продал. Возможно, из-за того, что попытался сблизиться с ней на катере. А возможно, он просто боится. Он часто испытывал страх.
– Где Наиэль? – Хирка взяла стакан с водой и вышла на балкон. Стоял прохладный вечер. Стефан проследовал за ней. Он закурил.
– На улице. Ей это не нравится.
– Аллегре?
Он затянулся сигаретой и выпустил дым из уголка рта в сторону от нее.
– Она хочет, чтобы я контролировал его. Держал его взаперти.
Хирка улыбнулась:
– Пусть попробует сама.
– Именно так я ей и ответил.
Они рассмеялись, и это было прекрасно. Время, которое они проводили без Наиэля, было замечательным. Она не боялась, что Стефан поймет, кто она на самом деле. А время от времени ей даже удавалось заставлять себя верить в то, что Наиэля не существует. Но это не так. Он существовал. А что хуже всего – у него был брат.
Внизу под ними прошла деревянная лодка. Волны ударялись о стены домов. Хирка обратила внимание на каменное изваяние, высеченное в стене под балконом. Смесь человека и чудовища. Злобные глаза, полустертые непогодой.
– Так что ты рассказал ей? – спросила она.
– Так мало, как смог, – ответил Стефан. Он немного помолчал, а потом продолжил: – Я сказал, мы преследовали Вардара, который направлялся в ее дом. И сказал, что Наиэль забросил его в окно. Мы прибрались и ушли. Я сказал, что мы, вероятно, спасли ей жизнь.
Хирка невольно восхитилась:
– Умно. Очень умно.
– Если бы ты сейчас говорила не так удивленно, было бы убедительнее.
Она улыбнулась ему:
– Так о чем же вы спорили? После такого рассказа она должна была поблагодарить тебя.
Стефан стряхнул пепел в канал.
– Это не совсем ее стиль. Ну, благодарности. И мы же видели кабинет, так ведь? Видели, что все стало немного странным. Она понимает, что нам что-то известно. И мы знаем, что ищем одно и то же, но…
Хирка поняла.
– Общая цель не делает нас союзниками.
Он не ответил. Тишина предоставила ей возможность объясниться, которую она ждала.
– Мы уже долго бегаем, Стефан. Аллегра и Сильвио что-то обнаружили еще до того, как он потерял память. Что-то, принадлежащее Граалю. Или что-то, необходимое ему. Мы не знаем, что это, но не важно. Возможно, именно это нам нужно, чтобы получить преимущество. Чтобы остаться в живых. Мы должны отыскать книги, Стефан.