тво. Он вот-вот принесет себя в жертву.
Этого ты хотел. Возьми клюв. Прими его.
Ример повторил про себя эти слова. Он поблагодарил Свартэльда за все, что выучил о духе и плоти. Свартэльд. Теперь он мертв. Теперь, в этот самый миг, оба они мертвы.
Дамайянти вдавила клюв в его горло. Он вошел в него, как будто обладал собственной волей. Танцовщица соединила края разреза. Взгляд ее был жестким. Чужим. Она схватила флакон и полила рану кровью. Ример почувствовал, как она затянулась. Холодный ветерок пролетел и исчез. Разрез зарос и скрыл клюв в его горле. Теперь он не один.
Дамайянти коснулась губами его горла и зашептала что-то на языке слепых. Римера затошнило, но он сдержался. Он не мог наполнить легкие воздухом. У него в горле находился клюв. Клюв ворона. Невозможно, чтобы такой большой клюв поместился в горло, но он был там.
Дамайянти стукнула кулаком по его груди. Сердце пробудилось. Спина напряглась. Он стал хватать ртом воздух. Жив. Он жив.
– Выпей остальное, – сказала Дамайянти и протянула ему черный флакон. – Это кровь слепых. Тебе так не покажется, но она исцелит тебя. Быстрее, чем все, о чем ты когда-нибудь слышал.
Ример трясущимися руками взял флакон. Поток бился в нем. Ему удалось взять его под контроль настолько, чтобы удержать флакон. Он выпил. Кровь потекла вниз по горлу. Сладкая. С металлическим привкусом. Она пыталась найти обходные пути вокруг чужеродного предмета в его теле.
А потом клюв проснулся. Он вздрогнул в горле и раскрылся. Ример широко распахнул глаза и схватился за скамью. Он перевернулся на бок. Горло пронзила боль. Казалось, клюв пускает корни. Корни пронизывали его тело, превращаясь в кровеносные сосуды, и тянулись все дальше и дальше, к челюстям, вискам. В голову. Его раздирало на части изнутри. Он хотел кричать, но не мог разомкнуть челюсти. Тошнота подступала все выше и выше, но не могла прорваться через клюв.
Дамайянти встала и попятилась к двери, чтобы увеличить расстояние между ними. Между собой и тем кошмаром, который происходил у нее на глазах. Он потянулся к ней, хватая пальцами воздух. Чашка упала на пол. Разбилась. Запах рыбы смешался с запахом крови. Спазмы. Спазмы в горле.
– Скоро пройдет, – услышал он голос Дамайянти, который, как показалось Римеру, донесся из другого мира.
Спазмы превратились в судороги. Стали утихать. Прекратились. Он сглотнул. Еще раз и еще раз. Приподнялся на локте. Голова повисла, и он не смог поднять ее. Ример снова повалился на скамью. Он попытался прильнуть к Потоку, слиться с ним, но не нашел его. Для него нигде не было места.
Все, что было, это жизнь в его горле. С корнями, которые ритмично били в голову. Пульсирующая боль. Он оцепенел.
– Теперь отдохни, – сказал кто-то. И он послушался.
Падение Дамайянти
Запах крови. Чая. Сушеных фруктов.
Ример сел на скамье. Он совсем разбит. Как после поединка на мечах со Свартэльдом. Потом он вспомнил. Его последний поединок с мастером уже позади.
Он подобрал с пола рубашку и натянул на себя. Казалось, это сделал не он, а кто-то другой. Чашка с рыбным супом все еще стояла на табуретке. Кто-то заходил и вытер то, что оказалось на полу.
Линдри. Что он видел? Что ему известно?
Ример так хорошо помнил свои боли, что ему стоило большого труда опустить плечи. Они могут вернуться в любой момент. Что она с ним сделала? Как он теперь выглядит?
Он вспомнил Урда на горе Бромфьелль. Перед тем, как слепые утащили его за собой. Сгнившего. Лишенного хвоста. Не мужчину, а развалину.
Ример прикоснулся рукой к горлу, ожидая нащупать открытую рану и клюв, но ничего необычного он не ощутил. Припухшая полоска под гортанью. Ее едва можно нащупать пальцами. Глотать больно, но Ример был голоден как волк. А ведь это чувство он почти позабыл. Он схватил чашку и стал есть. Суп был холодным, его поверхность покрыла тонкая пенка, но он съел все до капельки.
Она знала. Именно поэтому попросила приготовить суп.
Дамайянти медлила, была близка к тому, чтобы передумать, несмотря на то, что ее главной целью, без сомнения, было именно то, что случилось. Он понимал, что это означает. И знал, что он сделал.
Что сказала бы Илюме, если бы увидела его сейчас? Если бы стала свидетельницей слеповства? Уничтожения всего правильного? Возможно, ничего. Илюме больше страдала бы от того, что он сделал с Советом. И со Свартэльдом. Авгуры срезали знак Всевидящего со своих мантий, и это привело бы ее в большую ярость, чем слеповство в его горле.
Он поднялся на нетвердых ногах, собрался с силами и набросил на плечи плащ. Потом Ример вынул меч и посмотрел на свое искаженное и нечеткое отражение в стали. Под глазами синие круги. Бледная полоска на горле. Как старый шрам. Единственный след кошмара. Наверное, Дамайянти смыла с него кровь.
Ример спрятал меч в ножны и положил на ящик стопку золотых монет. Любой сказал бы, что этого слишком много, но он платил не только за еду и постель. Он платил за молчание и знал, что Линдри не захочет взять деньги, если он попробует заплатить ему лично.
Ример закрепил мечи на спине, вышел из комнаты и спустился по лестнице в чайный дом. Снаружи начало темнеть. Имлинги заглядывали внутрь, но все до одного проходили мимо. И все же Линдри на всякий случай грел воду над очагом, а на прилавке рядком расставил металлические чайники.
– Я видел тебя здесь в тот вечер, когда она покинула нас, – сказал Линдри и подвинул Римеру чашку чая. – И с тех пор я думал, что Ворононосцем движет любовная тоска. Что разбитое сердце создало хаос в Эйсвальдре. Но теперь я уже не уверен, Ример-отче.
Ример не смог скрыть боль, исказившую его лицо.
– Я не прикасался к танцовщице, – хрипло произнес он.
Линдри кивнул и не стал возвращаться к этой теме. Ример тоже не хотел ничего говорить. Он хотел заверить Линдри в том, что не сошел с ума, но Ример знал, что не сможет быть достаточно убедительным. Уже не сможет. Ему хотелось заверить Линдри в том, что Эйсвальдр по-прежнему стоит. Что Совет правит. Что Свартэльд умер по собственной свободной воле, и в том, что он делает сейчас, есть смысл. Что это способ борьбы со слепыми. Но он не мог подобрать нужных слов. Таких слов, чтобы после них у Линдри осталась к нему хоть капля доверия.
Ример глотнул чая. Тепло обожгло открытые раны в горле. Он закашлялся.
Что я натворил?
Он поблагодарил Линдри, поднялся и вышел из чайного дома. Его ждал один разговор с древним слепым, который жаждал свободы. С трупорожденным, который мечтал занять то место, что сейчас принадлежало Римеру. А теперь Ример стал его рабом.
Переулками он добрался до дома Дамайянти. Говорили, что это место легче всего найти в Маннфалле, несмотря на то, что на нем не было никакой вывески. Все, что нужно сделать – пойти за стайками мужчин. На этот раз он услышал их раньше, чем увидел. Драка?
Ример свернул за угол и увидел удаляющуюся группу имлингов. Открылась дверь, из нее вышел широкоплечий мужчина. Он выволок на улицу невысокого парнишку и швырнул его в сточную канаву.
– Там и сиди! – прокричал он и скрылся в заведении.
Имлинг из сточной канавы обратился к Римеру:
– Не имеет смысла заходить внутрь. Сегодня вечером она не танцует. Она не танцует уже два дня! А платить все равно приходится!
Парнишка с трудом поднялся на ноги и нетвердой походкой зашагал прочь.
Ример вошел в зал. Напротив входа он увидел пустую сцену, но народу в заведении все равно набилось много. Пить ведь можно вне зависимости от того, танцует кто-нибудь или нет. Вечер был еще ранним, а здесь много танцовщиков, так что хоть кого-нибудь они увидят.
Ример поднялся по лестнице и постучал к Дамайянти. Открыла ее служанка.
– Ты рано. Она ждала тебя только завтра, – девушка вела себя, как всегда, скромно. Она никогда не называла его по имени и не произносила вслух титула.
Девушка пригласила Римера войти. Он ожидал, что ему предложат сесть на один из стульев, но девушка пошла вперед за занавеску.
– Проходи.
Ример последовал за ней по коридору мимо целого ряда дверей, из-за которых доносились довольно сомнительные звуки. В конце коридора была еще одна лестница, и служанка указала на дверь этажом выше. Он поблагодарил ее, поднялся и постучал.
Дамайянти открыла. На ней было зеленое платье со шнуровкой от груди до талии. Оно не было прозрачным, как те платья, что она обычно носила. Волосы были заплетены в темную косу. Глаза казались обнаженными – она была не накрашена.
– Я не ждала тебя раньше, чем через день или два, – сказала она.
– Я не могу терять времени, – он вошел в ее комнату. Она оказалась маленькой и уютной. В небольших нишах в каменных стенах были расставлены свечи разных размеров. Открытый очаг посреди комнаты окружали скамейки, накрытые овечьими шкурами. Дамайянти села и уставилась на огонь. Ример занял место напротив нее.
– Думаю, ты устроила спектакль, – сказал он. – Ты спланировала все, что сейчас произойдет. Ты произнесешь много слов, которые отрепетировала заранее. Предлагаю перескочить через это и позволить клюву самому говорить за себя. Просто скажи, что я должен делать.
Он слышал, что говорит холодным голосом, более хриплым, чем раньше.
Дамайянти выглядела измученной. Напуганной. Она сидела, сложив руки под грудью и подняв плечи, и меньше всего походила сейчас на танцовщицу. Казалось, она мерзнет. Ример склонился к ней.
– Ты просила меня запомнить, что это сделала не ты. Это мой выбор, и прямо сейчас я не могу терять времени на то, чтобы ждать, когда ты отыщешь давно утраченную мораль. Мне надо, чтобы ты довела до конца начатое. Я научился этому. Теперь твоя очередь. Сделай то, что ты планировала с нашей первой встречи.
– Я не…
– Сейчас!
Она испугалась, нагнулась и открыла ящик, спрятанный под столешницей. Дамайянти вложила в руку Римера флакон, похожий на тот, что у нее был раньше. Черное стекло с вырезанным узором, который делал его шершавым на ощупь. С серебряной пробкой и хитроумным механизмом.