И всё же… ещё один мужчина-шлюха, мерзость. Нет, спасибо.
Я выключаю свой телефон.
— Почему в это так трудно поверить? — спрашивает Зак невероятно мягким голосом. Я замечаю, что теперь он всегда так делает со мной, смягчает все свои острые углы. Это почти… делает его симпатичным. Почти. Но не совсем. Теперь он взялся за дело, и у него это чертовски хорошо получается. Я предполагаю, что в следующем году он заработает себе ещё одну куртку Леттермана. На самом деле, мне следует сбить его с ног ещё раз. Но сделаю ли я это? Посмотрим. Я не доверяю ему настолько, насколько я могла бы оттолкнуть его, что, учитывая, какой он мускулистый и высокий, было бы не так уж далеко. — Я сказал тебе, что я к тебе чувствую.
Мои ноздри раздуваются, а горло сжимается. О Боже. Теперь тишина действительно кажется неловкой.
Я смотрю на дорогу и сосредотачиваюсь на жёлтых линиях.
Зак не любит меня. Это странно. Он долбаный психованный хулиган. Помнишь, как он обращался с Илеаной во время отбора? Внутри он монстр, ему нельзя доверять.
И всё же я так расслабляюсь рядом с ним, что засыпаю и пускаю слюни на его дорогую спортивную машину. Следующее, что я помню, — он несёт меня в мою спальню в вагоне поезда и укрывает одеялом. Почти уверена, что мне это причудилось, но мне кажется, что он целует меня в лоб, прежде чем я снова погружаюсь в сон.
Утром меня будит аромат знаменитых папиных ванильных вафель, и я совершенно забываю о поцелуе, которого-почти-возможно-не-было.
— Доброе утро, — говорю я, крепко обнимая его. На самом деле он выглядит хорошо, гораздо лучше, чем я опасалась. — Как ты себя чувствуешь?
— Вообще-то, замечательно, — отвечает он, протягивая мне тарелку. Я намазываю вафли арахисовым маслом и поливаю их настоящим кленовым сиропом. Не спрашивайте: это обычное дело. Когда я сажусь на диван в гостиной, меня переполняют эмоции, и мне приходится сдерживать слёзы. Я не буду негативно отзываться о своём отце или его перспективах. Какая ему от этого польза? — Медицинский центр Дюпон просто невероятный.
Мой рот сжимается в тонкую линию, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не высказать свои опасения вслух. Почему именно Харпер помогает моему отцу, я не знаю. Держать его у меня над головой? Я могу только предполагать, как вся эта ситуация плохо закончится. Однако, если она испортит здоровье моего отца… Да поможет ей бог.
— Кроме того, я хотел поговорить с тобой о твоей матери…
— Пожалуйста, не заставляй меня встречаться с ней, — выпаливаю я. Я к этому не готова. У нас с Дженнифер в лучшем случае натянутые отношения. Быть дома — значит заботиться о папе и отдохнуть от крысиных бегов, которыми является Подготовительная Академия Бёрберри. Если мне придётся провести с ней ещё несколько вынужденных вечеров, я упаду в обморок.
— Я не буду, — говорит папа, удивляя меня. Я кладу вилку и откидываюсь на подушки, поигрывая браслетом-оберегом бабушки Рид. Я не решаюсь взять его с собой в школу. Можете себе представить, что сделали бы эти психи с Голубой Кровью, если бы они заполучили его? — С моей стороны было неправильно пытаться навязать вам отношения. — Он тяжело сглатывает и отводит взгляд, как будто он чего-то стыдиться. Я прищуриваю глаза.
— Ты же не купил курицу вместо индейки, как в прошлом году? — спрашиваю я, уже предвкушая ужин на День благодарения. Чарли хихикает и оглядывается на меня, кожа вокруг его глаз покрывается морщинками, когда он улыбается.
— Вау, ты слишком хорошо меня знаешь, — говорит он, смеясь. Но этот смех кажется таким… вынужденным. Это было не то, что он собирался сказать. Я прищуриваюсь, но папа уже встаёт и направляется на кухню, чтобы поджарить яичницу. Я уже наелась, но у меня не хватает духу сказать ему нет. Кроме того, мне просто нравится смотреть, как он готовит, вдыхать запахи, устраиваться на старом потрёпанном диване.
Если Идолы думают, что счастье можно купить за деньги, мне их жаль.
Вот оно, прямо здесь — вот в чём суть жизни.
Папа не очень-то рад получить приглашение от семьи Зака на ужин в честь Дня благодарения у Бруксов. Он почти ничего не говорил об этом с тех пор, как появилось видео на футбольном матче, но я знаю, что он расстроен. Больше из-за меня, чем из-за него, но всё же, несмотря на то, что я сказала ему, что простила Зака, этого недостаточно. Да и не должно быть, учитывая, что Зак сделал со мной.
И всё же, когда приходит приглашение, возникает соблазн пойти.
— Я не знал, что это он подвёз тебя домой из академии, — говорит папа, скрещивая руки на груди и глядя на меня так, словно он сильно разочарован. Я прикусываю нижнюю губу и гримасничаю. Я никогда не вру своему отцу; я стараюсь взять за привычку вообще не лгать. Дело в том, что я ему тоже ничего толком не сказала.
— Пап, — начинаю я, бросая взгляд на коричневые бумажные пакеты с продуктами на прилавке. Я ходила по магазинам за всем, что нам понадобится для грандиозного праздника в честь Дня благодарения, но я просто… устала, и папа устал, и, честно говоря, это звучит довольно весело — потусоваться с Заком. Делает ли это меня сумасшедшей? — Послушай, я не пытаюсь преуменьшить то, что Зак сделал со мной. Но я знаю, что тебе нравится тусоваться с ним, и я знаю, что он составлял тебе компанию в прошлом году, когда меня не было. Прийти к нему домой на ужин не означает, что он прощён или что его грехи забыты. — Я выдыхаю и провожу ладонями вниз по своей красной юбке. — Но тебе не кажется, что он заслуживает второго шанса? Ты же подарил шанс Дженнифер.
Чарли поджимает тонкие губы и засовывает руки в карманы своего заляпанного краской комбинезона. Он, должно быть, верит во второй шанс, иначе у него не было бы романа с Дженнифер. Мы ещё не говорили об этом; сейчас это кажется таким неважным. Здоровье папы — это единственное, что имеет значение.
— Я думаю, у них там, вероятно, будет полный… — он вздрагивает, и я ухмыляюсь. Мне не нужно продолжать настаивать: я уже покорила его. Папа говорит, что я слишком легко прощаю, но он также верит в силу прощения. Это тонкая грань, по которой нужно идти.
Итак, в четверг мы поехали в дом семьи Брукс на папином проржавевшем «Форде». Он прогрохотал по нетронутой подъездной дорожке из белого известняка и остановился возле впечатляющей лестницы. Крыльцо в этом доме такое же большое, как весь наш вагон поезда.
Зак ждёт снаружи, небрежно прислонившись к стене возле входной двери, засунув свои большие руки в карманы чёрных брюк. Я удивилась, увидев его одетым в белую рубашку на пуговицах и пиджак. Он выглядит в нём таким неуютным, как будто предпочёл бы тренироваться в спортзале в спортивных штанах и майке. Несмотря на то, что он кажется беспечным, я могу сказать, что он нервничает из-за нашего визита. Наверное, нервничает из-за противостояния с моим отцом. Таким, он и должен быть, во всяком случае.
Чарли выходит из машины в своей нелестной жёлто-красной клетчатой рубашке на пуговицах (я пыталась убедить его не надевать её) и коричневых брюках. Почти уверена, что это тот же самый наряд, который он надевал на свадьбу своего друга два или три десятилетия назад. Он также сильно нахмурился, что кажется очень заметным на слегка морщинистом лице. Обходя грузовик спереди и направляясь вверх по лестнице, Зак поднимает голову и встречается со мной взглядом.
В этом нет никаких сомнений: моё сердце спотыкается, останавливается, падает. Мне становится трудно дышать, и мои ладони внезапно становятся потными. Я снова проклинаю эти чёртовы подростковые гормоны и закатываю глаза, когда Чарли подходит к Заку с серьёзным выражением лица.
— Зак.
— Мистер Рид.
Двое мужчин смотрят друг на друга сверху вниз, и я жду у подножия лестницы, чтобы посмотреть, кто первым разрядит напряжение. Несмотря на то, что я могу сказать, что ему больно, это делает Зак, отводя взгляд от моего отца в сторону кресла-качалки, покрытого тыквами, клочками сена и улыбающимся пугалом. Вся веранда оформлена в осенних тонах: оранжевые, красные и жёлтые листья, силуэты индейки, рога изобилия. Интересно, кто занимался украшением? Вероятно, кто-то, кому заплатили за это. Бруксы не производят на меня впечатления семьи, которая сама занимается оформлением интерьера.
Зак снова оборачивается к моему отцу и встречает его пристальный взгляд в упор.
— Сэр, я уже однажды извинился перед вашей дочерью, но сделаю это снова. Я бы также хотел извиниться перед вами. — Зак гордо вздёргивает подбородок. — Для того, что я сделал, нет слов, чтобы исправить это. Но мне действительно жаль. С этого момента я постараюсь стать лучше. В обязанности Марни не входило учить меня, как быть лучшей версией себя, но она всё равно уже это сделала. — Зак переводит на меня свой карий взгляд, и я чувствую, как меня охватывает лёгкий трепет. Мне требуется вся сдержанность, что у меня есть, чтобы не ёрзать. — Спасибо тебе, Марни.
Прежде чем я успеваю придумать, что сказать, открывается входная дверь, и выходит мама Зака, Робин. Она одета в со вкусом подобранный кремовый костюм на низких каблуках, её шоколадные волосы обрамляют лицо пеной. Когда она видит меня, то улыбается.
— Честно говоря, — произносит она, засовывая руки в карманы и выходя на крыльцо, — я не думала, что вы примете наше приглашение. Но я рада, что вы это сделали. — Робин бросает взгляд на Чарли, и они очень по-деловому пожимают друг другу руки. Я знаю, что у них был долгий-предолгий разговор на футбольном матче, но я не совсем уверена, как все прошло. — Проходите.
Робин жестом приглашает нас войти, и мы проходим по длинному, отделанному мрамором коридору в официальную столовую, оформленную как разворот журнала.
— Мои родители любят устраивать шоу, — шепчет Зак, наклоняясь через моё плечо и прижимаясь губами к моему уху. Всё моё тело в одно мгновение раскаляется добела, а по рукам бегут мурашки. К счастью, папа слишком занят тем, что его знакомят с сестрой Зака, Келси, и некоторыми друзьями их семьи. Отца Зака нигде не видно. — Только… не хвали мою маму за её готовку, — добавляет он, слегка скривив губы. — Всё с доставки.