Мы с Рикусом стояли, одетые в лучшие наши наряды, положив руки на эфесы шпаг, вытянувшись в струнку, словно почётная стража королевы. Господин Фируз взял супругу под руку и, прежде чем увести её в дом, остановился перед нами.
– Позволь, дорогая, представить тебе моего юного племянника Амадеуса и моего помощника Рикуса Рувина де Ризода.
Синие глаза Линии внимательно осмотрели Рикуса и меня, после чего она обернулась к мужу и заявила:
– Ещё один бедный родственник-нахлебник, которого нужно кормить и от которого придётся прятать столовое серебро.
Так состоялось моё знакомство с госпожой Линией.
До этого, с тех самых пор, как я прибыл сюда, и всё время, когда я пытался преобразиться в аристократа, усадебный дом был для меня оазисом безмятежного спокойствия. Хотя господин Фируз и нагружал меня учёбой, а Рикус за неловкость частенько награждал пинками и оскорблениями, я хорошо питался, спал в настоящей постели и каждую ночь просил моего Всевышнего не отсылать меня обратно на улицы Ролона, в эльфийские леса или на виселицу.
С приездом Линии дом перестал быть благословенным оазисом и оказался в зоне урагана. Эта женщина была в центре всего: требовательная и раздражительная по отношению к слугам, вкрадчивая по отношению к господину Фирузу, грубая с сестрой мужа, его племянницей и «племянником» и пышущая неприкрытой злобой к Рикусу. К последнему она относилась так, словно гость в любой момент мог сбежать, прихватив её драгоценности, и называла его не по имени, а не иначе как «этот головорез».
Вскоре мы выяснили, что госпожа Линия приехала не просто повидаться с супругом. Случайно подслушав их разговор в библиотеке, я узнал, что жена господина Фируза здорово превысила расходы на содержание их городского дома в Ролоне: за несколько месяцев она потратила сумму, предназначавшуюся на целый год, поскольку купалась в роскоши и содержала целую армию слуг, и теперь требовала денег. Наш господин страшно разозлился, потому что средства Линия хотела получить отнюдь не малые. Она заявила господину Фирузу, что деньги якобы украдены, но когда он стал расспрашивать её, призналась, что не сообщала об этой пропаже ни королю, ни кому-либо ещё.
На четвёртый день пребывания Линии я нечаянно увидел её скрытую красоту. Зайдя в переднюю перед спальней господина Фируза за оставленной там книгой, я наткнулся на госпожу, принимавшую ванну. Я замер на месте, а Линия, не потрудившись даже прикрыть свою обнажённую грудь, подняла на меня глаза.
– Ты вообще-то красивый юноша, – спокойно сказала она, – но тебе нужно сбрить эту вульгарную бороду.
«Эх-хе-хе, – произнёс я про себя, хотел ещё о чём-то подумать, но не подумал. Я бежал оттуда в ужасе: – Она супруга моего благодетеля, и я должен его уважать и не сметь смотреть на неё с вожделением!»
Прожив в доме неделю, Линия заявила, что намерена побывать в соседней усадьбе, хозяева которой собирали гостей. Господин Фируз отговорился тем, что ему нужно навестить больного, имя которого, равно как и то, чем же именно несчастный болел, я так и не смог выяснить. Поскольку Рикусу, этому пресловутому головорезу, не подобало сопровождать супругу хозяина в гости, эта почётная обязанность была возложена на меня, как на «племянника» господина Фируза.
– Ты уже два года готовишься к роли аристократа, – заявил господин Фируз, сообщив, что мне предстоит сопровождать его жену. – Но пока вся твоя практика ограничивалась лишь этой усадьбой и общением с нами, твоими наставниками. Теперь тебе представляется возможность испытать себя, проверить, сможешь ли ты один, без указаний и подсказок, вести себя как человек из общества. Хорошая проверка, но предупреждаю: испытание тебе предстоит нелёгкое. Линии трудно угодить, она требует уважения, подобающего королеве.
Позднее, когда я в тот же вечер зашёл в библиотеку, то при виде меня господин Фируз, склонившийся над каким-то необычным инструментом, вздрогнул. Это была латунная трубка, установленная на металлических ножках. Подзорная труба или, скорее, телескоп. Он тут же накинул на неё покрывало. Поначалу господин Фируз не хотел мне показывать этот инструмент, но после того, как дал мне все наставления относительно своей супруги, всё-таки снял ткань. Он был радостно возбуждён, словно ребёнок, который получил новую игрушку.
– Это звездоскоп, – пояснил он.
У меня просто челюсть отвисла, а господин Фируз рассмеялся.
– В эту трубу можно увидеть планеты. И она показывает нам нечто настолько противное косным представителям храма Единого, что ловцы сжигают людей на костре за одно лишь обладание этим инструментом. – Господин Фируз понизил голос, словно заговорщик, и продолжил: – Земля наша вовсе не является центром мироздания, Амадеус. Это всего лишь планета, которая вращается вокруг Светила, как и другие планеты. Поэтому храмовники так боятся этого прибора. Ведь он может от одного только взгляда в него разрушить всё их благополучие, выстроенное на вере людей в пустые россказни.
– Что там насчёт веры людей в Единого?
Прозвучи рядом выстрел из пистоля, мы и то не испугались бы. На пороге библиотеки стояла Линия.
Господин Фируз пришёл в себя первым.
– Ничего, моя дорогая, мы просто беседуем о философии и религии.
– А это что такое? – указала она на звездоскоп. – Похоже на маленькую пушку.
– Это просто измерительное устройство. Он помогает мне чертить карты. – И господин Фируз накинул на телескоп ткань.
– Как ты знаешь, я не могу посетить с тобой усадьбу Риглода, вместо меня тебя будет сопровождать Амадеус.
Как ни странно, Линия не бросила на меня презрительный взгляд, а лишь ткнула веером и промолвила:
– Ты одеваешься как мужлан. Если уж во время завтрашней поездки мне придётся терпеть твоё общество, то соизволь одеться так, как если бы ты ехал на бал в империи, а не на захолустный сельский праздник.
После того как она вышла, господин Фируз покачал головой:
– Да, Линия любит повелевать. Но она права. Ты одеваешься как провинциал. Я распоряжусь, чтобы тебе подобрали гардероб имперского аристократа.
Камердинер господина Фируза действительно сделал из меня столичного франта, по крайней мере внешне. Он подстриг мне волосы, убрав их с плеч, так что теперь они доходили до подбородка, и завил концы. Белая полотняная сорочка с пышными присборенными рукавами; бордовый дублет с прорезями, сквозь которые была видна белая рубашка; короткая накидка в тон дублету; короткие чёрные штаны грушевидной формы, широкие, почти топорщившиеся на бёдрах и сужавшиеся к коленям; чёрные шёлковые чулки и туфли с круглыми носами, украшенные бантиками… Это был довольно скромный наряд, но в нём я выглядел весьма достойно. Камердинер не позволил мне взять с собой тяжёлую шпагу, и вместо этого я был вынужден довольствоваться изящной рапирой, которая годилась, разве чтобы отсечь голову суслику.
Линия никак не высказалась насчёт моего наряда, только когда мы сели в карету, оглядела меня сверху донизу – начиная со страусовых (так мне показалось) перьев, украшавших шляпу, и до шёлковых бантиков на туфлях, после чего неожиданно спросила:
– Тебе понравилось подсматривать за мной, когда я была в ванне?
Я стал краснее, чем мой дублет.
– Но… но… но я не…
Она отмахнулась от моего лепета.
– Расскажи мне лучше о своих родителях. От чего они умерли?
Я пересказал тщательно состряпанную историю, что осиротел ещё в возрасте трёх лет, когда моих родителей унёс мор.
– А какой дом был у твоих родителей? Большой? Тебе ничего не досталось в наследство?
Госпожа Линия расспрашивала меня вовсе не из подозрения, а от скуки, но, хотя я был горазд на выдумки, желания рисковать слишком многим ради поддержания светской беседы у меня не было.
– Моя семья не была столь известна, как ваша, госпожа. И образ жизни у нас был не такой изысканный, какой ведёте вы в славном городе Ролоне. Расскажите мне об этом городе. Правда ли, что по главным улицам там могут одновременно, бок о бок, проехать восемь экипажей?
Отвлечь её от расспросов о моём прошлом оказалось совсем не трудно, ибо Линия гораздо больше любила рассказывать о себе, чем слушать других. Последовал неудержимый поток слов: Линия взахлёб стала рассказывать о своей жизни, нарядах, приёмах, о своём великолепном доме.
Однако от этой женщины всегда следовало ожидать сюрпризов. Неожиданные вопросы или замечания порой слетали с её языка без предупреждения:
– Расскажи мне о той маленькой пушке, с помощью которой можно увидеть небо, – вдруг потребовала Линия.
– Это не пушка. Это звездоскоп, инструмент для изучения неба, – нехотя ответил я.
– А почему Фируз прячет его?
– Потому, что звездоскоп запрещён Храмом и можно вляпаться в большие неприятности, если узнают ловцы.
Больше о звездоскопе госпожа Линия не спрашивала, а меня взволновали опасения: правильно ли я поступил, рассказав ей о телескопе? Господин Фируз вполне мог бы сделать это сам, но ведь не захотел.
Некоторое время поколебавшись, я отбросил все страхи и сомнения. В конце концов, Линия ведь господину Фирузу не чужой человек, а жена.
Усадьба Риглода и его хозяйский дом оказались ещё больше, чем у господина Фируза. На мой неискушённый взгляд, этот дом был настоящим дворцом. Оказалось, его хозяин имел все шансы стать новым королём Калиона, и Линия заверила меня, что часто общалась с ним в Ролоне.
В тот день самого господина Риглода в усадьбе не было.
– Там будут семьи с двух других соседних поместий, – объяснила мне Линия. – Гостей созывает управляющий господина Дуло Риглода, но, поверь мне, ты можешь многому научиться, просто сидя у его ног и слушая его. О, этот человек не просто управляющий в поместье будущего короля, он также блестящий коммерсант и, помимо всего прочего, считается лучшим фехтовальщиком Калиона.
Мы подъехали к большому дому господина Риглода ближе к вечеру. Как только карета остановилась, нас встретили несколько женщин с дочерьми. Вслед за ними шли мужья.