Гора сотрясалась, содрогалась, гремела, ревела – и миллионы тонн камня проседали во внутренние полости, запечатывая их навеки. Прижавшись к утёсу всем телом, я не только слышал, но и ощущал, как рушились один за другим своды пещер и туннелей, причём каждый раз это сопровождалось выбросами дыма и пыли сквозь ещё оставшиеся отверстия.
Я протянул руку, силясь достать до края скалы, но зацепиться не успел – мои пальцы схватили воздух. Очередной обвал вызвал толчок, и вздрогнувшая гора стряхнула меня. Но хуже всего было то, что уступ, за который я держался другой рукой, тоже рухнул. Гора продолжалась трястись, но уже сама по себе, без меня. А я падал. Падал! Падал!!
Внизу пенился бурный поток, и этот поток приближался ко мне со страшной скоростью.
Глава 29. Снова спасён!
Помню, ещё подумал: интересно, если сейчас разобьюсь, где окажусь?..
Однако успел сгруппироваться, чтобы не разбиться о воду… Но всё равно стремительное падение с рушащейся горы в бурный поток выбило из меня сознание. А вернула его обжигающе холодная вода стремительной горной реки, бравшей своё начало на венчающих горы снеговых шапках.
Мне было больно. Казалось, я сломал обе ноги и ушиб плечо. Мимо проносился скалистый берег, прибрежные валуны и редкие деревья. Меня тащило вниз по течению с невероятной силой. Я находился посреди бурлящего потока, становившегося всё яростнее. Валуны и камни увеличивались в размерах и числе. Я болезненно ударялся о них с возрастающей частотой. Потом река резко сделала поворот, и без того яростное течение бурлящего белого потока стало просто свирепым. Меня несло словно щепку, и всё, что я мог осознанно делать, – это удерживать голову над поверхностью.
Нескончаемый шум в ушах, потеря ориентации, и как следствие – приложился головой об огромный валун. От этого удара едва снова не потерял сознание, но ледяная вода и нарастающий грохот мгновенно привели меня в чувство, и я увидел… водопад! Меня несло прямо к нему, причём с невероятной скоростью. Это конец, теперь мне точно не выжить.
Я улыбнулся, потому что не видел перед глазами надписи о неизбежной кончине. А спустя секунды летел, как брошенный камень, если только камни способны испытывать боль, и ударился о воду внизу, подняв такой фонтан, словно это был ещё один взрыв порохового заряда.
Сколько я провалялся в куче деревянных и каменных обломков, прибитых к берегу, сказать трудно. Долгое время я слышал раскаты взрывов, но потом понял, что гремят они только у меня в голове. По-настоящему же пришёл в себя, лишь когда осознал, что мне нужно встать и идти, чтобы не околеть в ледяной воде.
Напрягая все силы, я выбрался из завала и вскарабкался на берег. Бесцельно, неосознанно, почти вновь теряя сознание, двинулся вниз по течению, а добравшись до притока, повернул и направился вдоль него, прочь, как можно дальше от цивилизации.
Одинокий, грязный, оборванный, насквозь промокший, исцарапанный и избитый, я тем не менее остался в живых, а это уже что-то да значило. Если мне удастся раздобыть еду, одежду и найти убежище, то я, пожалуй, ещё некоторое время проживу. Много ли я хотел?.. Об этом я не раздумывал, брёл вниз по склону холма по течению притока. Целитель учил меня, что для того, чтобы выжить в дикой местности, всегда нужно идти вниз: вниз по течению, вниз по склону, и сейчас я следовал его советам.
Однако, хоть дорога и шла под уклон, местность оставалась гористой, и с приближением сумерек стало заметно холодать. Вдобавок местность пошла такая, что укрыться было решительно негде: вместо леса или хотя бы густых зарослей – лишь редкие деревца да кучки чахлых кустов.
Поначалу это нагоняло на меня страх: ведь кто бы ни пустился в погоню, легко мог углядеть меня издалека. Но потом мне пришло в голову, что меня, скорее всего, никто не ищет. Катастрофа на руднике, похоже, уничтожила кучу народа, и о том, что я выжил, никто знать не мог. Следовательно, для рудничных властей я мёртв. А какой дурак пустится в погоню за мертвецом?
Несмотря на эту утешительную мысль, я всё больше мёрз, так как становилось всё холоднее, да вдобавок желудок скручивало от голода, а усталость превосходила все мыслимые пределы. Я почти не соображал и двигался, побуждаемый инстинктом самосохранения.
Уже ночью забрёл в дубовую рощу. Земля под кронами могучих великанов была усыпана листвой и валежником. На всякий случай прибегнул к одному трюку, который показал мне когда-то целитель: выкопал ямку, устроил там подстилку из старой листвы, улёгся и присыпал себя сверху листьями и ветками. Не скажу, чтобы это была самая чистая постель, в какой мне доводилось спать, но, по крайней мере, она сохраняла тепло тела.
Спал беспробудно всю ночь и часть дня, пока мне не стало жарко. Выполз из ямы и увидел высоко в небе солнце. Чувствовал себя сносно, потому что выспался, но даже голод отступил перед болью, которую испытывало моё тело. Я снова двинулся вниз вдоль реки и вскоре опять убедился в правоте наставника: даже разветвляясь на множество рукавов и проток, она привела меня в узкую долину, где имелось поле сочной кукурузы, а поднимавшийся к небу дымок указал местонахождение глинобитной хижины его хозяина.
Скрытно я понаблюдал за лачугой. Хозяин возле неё рубил хворост и с виду был туповатым полукровкой, растолстевшим от каши и неумеренного употребления пива. Потом из дома вышла его жена – невысокого роста, моложавая, привлекательная чистокровная эльфийская женщина. Детей поблизости видно не было. Владелец хижины стал выговаривать женщине, что она принесла с холмов мало валежника, причём делал это злобно. Жена выслушивала брань молча, не пытаясь возразить, с характерным для многих женщин её народа покорным безразличием. Жизнь и без того была трудна, так стоило ли осложнять её, пытаясь спорить с мужчиной, который, будучи гораздо крупнее и крепче, запросто мог её избить…
Кукуруза ещё не созрела, но я сорвал зелёный початок. После чего хорошенько огляделся и заметил на подмытом берегу, между валунами, пещерку, которая и стала моим укрытием.
Сырое зерно в сочетании с речной водой вызвало бурчание в животе и лишь едва приглушило голод.
Пошёл дождь, и мне пришлось остаться в пещере на ночь. Я свернулся калачиком, обхватив себя руками. Хотя у меня зуб на зуб не попадал, но в конечном счёте усталость оказалась сильнее холода, и мне удалось уснуть.
На заре я выбрался на плоский камень и растянулся, чтобы, подобно змее или ящерице, которым для бодрости необходимо разогреть кровь, впитать в себя тепло утреннего солнца. Согревшись, я пошёл к реке. На берегу нашёл сухую ветку и, заострив её с помощью камня, изготовил острогу, после чего в маленькой прозрачной заводи попытался загарпунить рыбу. Наверное, с сотой попытки мне удалось-таки наколоть килограммового сомика. Умяв его сырым, вместе с чешуей, усами и потрохами, обсосав кости, я сразу почувствовал себя бодрее и решил выстирать своё тряпьё. После битья о камни и отжимания, расстелил рубище на солнце и сам, как был голый, разлёгся рядом и заснул.
Проснулся от ощущения неловкости. Такое возникает у человека, почувствовавшего на себе чужой взгляд. Я никого не видел, ничего не слышал, и эта тревога вполне могла оказаться обычным следствием застарелых страхов и привычки к постоянной опасности, но мне всё равно было не по себе. Только стайка птичек неожиданно взлетела с веток, и я не мог не задуматься, что же их потревожило?
Опасаясь спугнуть неизвестного наблюдателя резким движением, я медленно сел.
Увидеть женщину мне удалось не сразу: она пряталась в кустах по ту сторону реки и, возможно, наблюдала за мной уже долго. Я оставался нагим, но нисколько не беспокоился, чтобы прикрыться. Её моя нагота тоже явно ничуть не смущала.
Когда мои глаза отыскали женщину, я ожидал, что она припустит бегом, как испуганная лань, но не тут-то было: она осталась в кустах, продолжая рассматривать меня, причём совершенно бесстрастно, словно сидящего на камне жука.
– Привет, – произнёс я на высоком.
Она промолчала.
– Есть хочу, – промолвил я на эльфийском, который ходит среди простых людей, для убедительности похлопав себя по животу.
И снова никакой реакции. То же молчание, тот же пристальный, но равнодушный взгляд. А потом она поднялась и исчезла.
Я не знал, как мне лучше поступить – схватить своё тряпьё в охапку и бежать, найти подходящий камень, рвануть за женщиной и раскроить ей череп, пока она не успела поднять тревогу? Беда в том, что ни то, ни другое решение мне не подходило – и удрать в своём нынешнем состоянии я далеко не смог бы, и справиться с женщиной в открытой схватке мне вряд ли удалось бы.
Холодок страха пробежал по моим напряжённым нервам, но скоро страх сменился безразличием. У меня не было оружия и не осталось уже ни сил, ни энергии, ни смекалки – ничего. И ничего этого не появится вновь, пока я не отдохну и не восстановлю хотя бы частично свои силы. Поэтому я не стал дёргаться, а снова растянулся на камне, вбирая в себя энергию солнца, и опять заснул.
Проснулся я уже в полдень, по-прежнему ощущая страшную усталость. Походило на то, что усталость останется со мной навеки. Хуже того, у меня решительно всё болело. Казалось, всё моё тело изнутри представляло собой сплошную рану.
Я соскользнул с камня и, не имея сил встать, подполз к реке, чтобы напиться. И увидел по ту сторону реки, как раз напротив кустов, в которых скрылась женщина, маленькую плетёную корзинку.
Я так привык всего бояться и держаться настороже, что первая моя мысль была, это ловушка. Оставила для меня приманку, а рядом затаился мечтающий о щедрой награде её злобный муженёк с топором в руках. Однако особого выбора у меня по-прежнему не было – мне было необходимо поесть. С трудом поднявшись, я вошёл в реку, добрёл до корзинки, сцапал её, торопливо засунул в рот лепёшку и, уже спеша назад, проглотил её, почти не жуя.
Словно хищник добычу, я уволок корзинку в свою пещерку, где изучил содержимое. Там были простые лепёшки, лепёшки с завёрнутыми в них кусочками мяса, лепёшки с варёной кукурузой и даже медовые лепёшки. Я славил и Единого, и Тёмного одновременно, благодарение всем богам, то было пиршество, достойное короля!